Ссылка на предыдущую часть
Подойдя к окну, старуха резким движением открыла его. Черные силуэты отпрянули, затем с мерзким писком ринулись в комнату, но, словно натолкнувшись на невидимый энергетический барьер, замерли в воздухе и вдруг стали падать в темноту ночи, кружась, как жухлые осенние листья. Старуха усмехнулась и закрыла окно. Вернувшись к себе, она села опять к столу...
— Не на таковскую напали, — шептала она. — Я вам не Иринка, я вас в дом не звала! Да и она не к вам обращалась, а к Алисе своей! Тоже еще, фантом! Но что ж дальше-то делать? Не получится ведь у меня днем и ночью бедных ребят охранять!
Она прислушалась: все было спокойно. Из соседних комнат долетало сонное дыхание Ирины и Димки. Приближалась полночь. Старуха, казалось, колебалась. Она долго думала и наконец решилась, достала из недр своего шкафа причудливую металлическую фигурку, изображающую то ли какого-то восточного демона, то ли неведомое летучее создание. Хмурясь, шепча под нос непонятные слова, она поставила ее на стол, подложив старую фаянсовую тарелку.
Засветив еще одну свечу, она поднесла ее так, что языки пламени коснулись поверхности металла. Медленно раскаляясь, он стал краснеть, меняться, наливаясь подобием жизни. Старуха пристально наблюдала за этим. Неизвестно, о чем она думала, но, похоже, ее мысли были далеко. В воздухе плыл запах дыма, нагретого металла, воска и еще чего-то ароматно-дурманящего, напоминающего о восточных благовониях, пещерах колдунов, жрецах древних религий и забытых легендах.
Прошло немало времени. И вдруг мрак, клубящийся в углах комнаты, то сгущаясь, то рассеиваясь, закрутился столбом, цветовой воронкой, радужной юлой… Яркая вспышка осветила помещение. Она длилась не более секунды. Вернулся прежний сумрак, рассеиваемый только светом свечей, и в нем стала видна высокая мужская фигура, закутанная в длинное темное одеяние.
Старуха встала и низко-низко поклонилась.
— Зачем ты звала меня? — прозвучал глухой голос. — Разве ты не знаешь, что этим ты можешь погубить себя? Ты стара, и пора забыть о том, что было когда-то.
— Разве я могу забыть, что обязана тебе жизнью? — старуха хотела добавить еще что-то, но остановилась и замолчала.
— Я тебе тоже обязан, — ответствовал собеседник, — моим могуществом мага-некроманта, моей силой. Если бы меня не убили по твоей, пусть косвенной, вине, я вряд ли стал бы тем, кем стал. Вот, смотри! — со смехом сказал он, вдруг подкидывая в воздух и снова ловя блеснувший в свете свечей желтоватый череп. — Убить простого оборотня было нетрудно!
— Тьфу! Чур меня! Поди на кость старого хозяина! — в ужасе воскликнула старуха.
— Мне там нечего делать. Но я уйду…
— Нет, постой! Скажи, зачем ты вернулся сюда? Я поняла, что это ты, когда девочка рассказала мне о вашей встрече…
— Дурные людишки, те, что воображают, будто поклоняются Злу, разорили могилы на старом кладбище. Помнишь, кого там хоронили и как? Осиновых кольев тогда не жалели! Но нельзя тревожить сон спящих даже с колом в груди! Особенно в Полнолуние. А мне жаль стало девчонку. Чем-то она напомнила тебя. Ту, давешнюю…
Похоже, собеседник старухи усмехнулся.
— Разве эти воспоминания могут теперь иметь для тебя какое-то значение? С высоты твоего могущества не все ли мы для тебя на одно лицо?
— Выходит, что нет. Что-то человеческое остается, даже когда переходишь на более высокий уровень сознания… Но я понял, что ты хочешь от меня. Защитить этих детенышей, — для этого ты меня позвала? Мне жаль, что на это ушел остаток твоих жизненных сил. Я выполню твою просьбу. Но они слишком близко подошли к недозволенной грани, и поэтому сами должны выбрать, в какую сторону идти. Тут я не смогу повлиять, — казалось, голос гостя дрогнул. — Теперь прощай! До не свидания!
Темная фигура заколыхалась и видение медленно растаяло в воздухе. Старуха долго смотрела туда, где оно только что было, и слеза медленно сползала по ее старой, морщинистой щеке.
***
Песчаный откос уходил вправо и вверх. Человек поднимался по нему, по щиколотки проваливаясь в рыхлый песок. Солнце или то, что можно было назвать им, палило нещадно. Человек время от времени останавливался и отирал пот, стекающий со лба, застилающий глаза мутной пеленой. Иногда он поднимал лицо к горячему белесому небу, пытаясь оглядеться и понять, где он.
Со своим странно кренящимся, падающим куда-то вбок горизонтом мир, окружающий его, казался нереальным. Однако боль в стертых ногах и в обожженном жаром лице была самой всамделишной. Очень хотелось пить. Невидимая река, текущая где-то слева и внизу, манила влажным запахом воды, но подойти к ней он не мог. Сила, во много раз превосходящая жажду и усталость, не пускала его, заставляя упрямо идти вперед. Человек отирал пот и шел, и строчки стихов, слышанные бог знает когда и где, бились в его мозгу:
«День-ночь-день-ночь — мы идем по Африке,
День-ночь-день-ночь — все по той же Африке…
Он встряхивал головой, пытаясь отогнать назойливый ритм, но четкий речитатив звенел и звенел в голове с прежней навязчивостью:
Я-шел-сквозь-ад — шесть недель, и я клянусь,
Там-нет-ни-тьмы — ни жаровен, ни чертей,
Но-пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог…«1 [i]
Он пробовал вспомнить, кто он и как здесь очутился, но ритм песни, если это была все-таки песня, не давал возможности сделать это. Его воспоминания были прозрачны и нереальны, как перистые облака, которых в этой странной местности не могло быть по определению.
Он скорее почувствовал, чем услышал, как затрещали автоматные очереди, успел еще откатиться за ближайший камень, краем гаснущего сознания услышать торжествующие вопли приближающихся врагов… Потом все исчезло, он умер… — и проснулся.
***
Димка, а это был он, сел. Его не удивило, что он находится у себя дома. Было тихо, на постели сонно мурлыкал кот, но сердце парня отбивало сумасшедший ритм, словно он все еще находился в стране своего кошмара. Он встал, прошел на кухню и налил воды из бутыли, стоящей на полу. Вода оказалась невкусной. Он сплюнул, вылил ее и открыл кран. Очевидно, воду недавно отключали, потому что в стакан с силой ударила бурая струя. Поднеся стакан ближе и вглядевшись, Димка вздрогнул: жидкость в стакане медленно краснела, приобретая цвет крови. Кровь текла, расплывалась по его рубашке. Он затряс головой, пытаясь прогнать наваждение. И тут в комнате что-то стукнуло. Очевидно, проснувшийся кот отправился на прогулку. Парень, заглянув в спальню, не увидел его, однако одеяло на кровати предательски топорщилось и медленно шевелилось.
— Ну, я тебя, паршивец! — проворчал Димка и сдернул одеяло.
Кота не было, под одеялом лежал ребенок! Обыкновенный ребенок, месяцев так пяти-шести. Он глядел на Димку голубыми глазами и презабавно морщился. Очень удивившись, тот взял его на руки, чувствуя тяжесть и теплоту маленького тельца, прошелся с ним по комнате, мучительно стараясь понять, что бы все это значило...
***
Продолжение - в субботу!
Ссылка на окончание!
***