Знакомство среднестатистического читателя с Чарльзом Диккенсом случается еще в школе с романа «Оливер Твист». После этого есть два пути: путь критики и путь благодарного читателя.
Как всегда хочу начать с историей из своей ботанской жизни, ведь это так увлекательно. Училась я в педагогическом университете на факультете иностранного языка. Со второго курса три семестра подряд у нас была дисциплина «Зарубежная литература» (тут бы мне и осознать всю глубину моей страсти к написанию текстов о прочитанном, но до этого еще десять лет. Подождем). Мы изучали всю англоязычную литературу от «Беовульфа» до «Ночь нежна». Наш преподаватель единственная в университете придерживалась системы накопления баллов: за каждую лекцию, семинар и дополнительные задания (в числе которых я сдавала как раз всякие статьи на заданные и незаданные темы). Нужно ли говорить, что я уже к середине семестра уверенно получала автомат? Не к тому я начала вспоминать студенческие годы, чтобы хвалиться (хотя это так приятно), а к тому, чтобы признаться: именно тогда я полюбила Диккенса.
Список литературы, которую нам нужно было читать к парам, был необъятный и иногда не особенно читабельный — Чосер с его «Кентерберийскими рассказами», сомнительный «Любовник леди Чаттерли», уже очень детский Киплинг. В то время пришлось переварить много неперевариваемого, читая по ночам и наплевав, что вставать в 5 утра. Первым в списке литературы за именем Диккенса значился роман «Посмертные записки Пиквикского клуба». Объем такой, что волосы на голове зашевелились. Помнился мне «Оливер Твист», никогда его особо не любила. Села я ночью на кухне с чаем и… Меня не стало. Я смеялась и грустила, удивлялась, живо воображала каждую описанную сцену. Это было волшебством. И волшебством таким, что первой купленной книгой в моей личной библиотеке стала именно она. Я и сейчас, сидя за работой, взглядом снова и снова возвращаюсь на полку к прекрасному изданию. Я влюбилась бесповоротно. С однокурсницей, в итоге, мы записали радиоспектакль на английском по «Рождественской песне», записали видеоотрывок на английском из «Оливера Твиста», а я залпом прочла всё, что осталось в списке за авторством гениального писателя.
И это отношение мое — обычного читателя, который не сразу распробовал стиль, но всё же распробовал. До сих пор на вопрос о любимом авторе, который зачастую ставит в тупик, мне первым в голову приходит именно Диккенс. Оттого удивительно мне было прочитать, что получившего невероятную славу уже при жизни писателя, жестко невзлюбили критики. Я планировала эту статью совершенно другой, но найдя в библиотеке такие материалы, не удержалась.
Критики не желали полноценно принимать творчество писателя, упорно игнорируя или обесценивая достоинства и выделяя недостатки. Признаемся: недостатки есть у всех людей, творческих и не очень. Оскар Уайльд, творивший в то же время, что и Диккенс, критиковал его за плохо выстроенный сюжет, сентиментальность и карикатурность рисунка. Затем он, конечно, добавлял, что видит безусловный талант автора, но заканчивал на депрессивной ноте, советуя «не переоценивать влияния Диккенса на мировую литературу».
Слава пришла к писателю в 25 лет, с первым же выпуском «Записок Пиквикского клуба». Молодому Диккенсу предложили своего рода авантюру — написать серию забавных рассказов к спортивным иллюстрациям. Писатель, надо сказать, в спорте ничего не смыслил, но решил бросить самому себе вызов. 10 февраля он получил заказ, 16 — согласился на его исполнение, 18 февраля приступил к работе, а уже 31 марта вышел в свет первый выпуск. Эту систему — дробление романа на ежемесячные или еженедельные выпуски — автор пронесет через всю жизнь, постепенно совершенствуя свое мастерство и больше не ограничивая себя настолько. Он станет продумывать идеи заранее, до публикации, а новые романы начнет выпускать, «накладывая» их на окончание уже выходящих. Трагично то, что автор картинок покончил жизнь самоубийством до выхода первого номера — он не успеет сделать ни одной иллюстрации. Критики воспримут это как отличный повод напасть на молодого писателя — в их глазах Диккенс, которого наняли «прислуживать» художнику, нагло перетащил одеяло на себя, обострив и без того шаткое состояние последнего. Читатели же пришли в восторг. Ни у кого не возникло никаких вопросов, кроме главного: «Где продолжение?»
Диккенс импровизировал, основываясь на отзывах читателей, изворачивал сюжет и так и сяк, не имея в голове целой картины того, что он хотел от Пиквика и его друзей. Начиная с разрозненных карикатурных зарисовок о спорте и деревне (и не имея мало-мальского представления ни о том, ни о другом), писатель постепенно приходил к единому пониманию того, что ждет героев. Из нелепого и местами недалекого Пиквика вдруг вырастает фигура печально-благородная, Дон-Кихот, как отметил Достоевский, считавший Диккенса своим учителем. Карикатурную роль на себя принял слуга, а читатели, не замечая изначальных шероховатостей, требовали больше и больше.
Посмертные записки Пиквикск...
Что говорили критики: «…книга, столь прославленная по всему свету, столь плохо местами написана и столь непохожа в целом на привычное для современного взрослого читателя чтение, что любой честный критик не может сегодня не отнестись к ее установившейся репутации с изрядной долей скептицизма».
Что говорят читатели: «…из всех 15-ти больших романов, им написанных, «Записки» были первым, и, может быть, так и остались самым удачным. По крайней мере в моем личном рейтинге дело обстоит именно так» — boservas.
«Результат чтения романа, это поднятое и веселое настроение после общения с добрыми и открытыми джентльменами Пиквикского клуба» — Klt.
«„Записки“ просто шедевральны! Они совсем другие, не похожие ни на один роман Диккенса. И от этого еще более соблазнительные и невероятные. Для меня это что-то сродни „Дживсу и Вустеру“, перемешанному с Салтыковым-Щедриным в странной, не поддающейся определению, пропорции. Великолепный, искрометный, тонкий английский юмор; острая, злободневная сатира, беспощадно высмеивающая и выставляющая на показ все пороки английского общества (судебную систему, тюрьмы, различные религиозные секты, выборную систему); незабываемые герои, все вместе и каждый в отдельности — все это богатейший мир „Пиквикского клуба“!» — tkomissarova.
Следом за записками в свет начинает выходить самое известное произведение Диккенса — «Оливер Твист». Настроение этого романа резко контрастирует с первым. Хотя и в этой истории присутствует юмор, свойственный автору, и сатира общества. Но при этом писатель жестко, без прикрас изображает всю жестокость викторианской системы подавления низов общества. При этом он дает читателю и надежду — надежду на светлое будущее после всех испытаний. Безусловно, это несколько наивно, но так прекрасно! Будучи ребенком, я не смогла оценить этот роман по достоинству. Я не могла еще считать сатиру, различить все полутона серого, в которые Диккенс окрашивает свой Лондон. Меня не зацепило тогда. Но став взрослым человеком, я погрузилась в историю с головой. И сердце щемило, и радость настигала. Диккенс лепил из меня то, что ему было нужно лепить — читателя восхищенного, очарованного, влюбленного.
Что говорили критики: «…ибо у широкой публики (иначе говоря, у нас с вами) есть потребность сочувствовать угнетенным, но нет времени разбираться подробно в том, к чему приводит угнетение. Читатели хотят жалеть Оливера, значит, ему нельзя быть реальным существом, ведь реальный Оливер обратился бы в развращенного и огрубевшего Фейгина, который должен быть нам отвратителен».
Что говорят читатели: «Именно с этого произведения лучше начинать знакомство с автором. Привыкаешь к стилю изложения, слогу и местами витиеватым выражениям» — Dreamm.
«Эта книга захватила меня своей правдой жизни и дала понять, что человек должен не терять своей веры в себя и в честность, чтобы ни случилось» — alinakebhut.
«Автор умело переплетает события между собой — через года. Это еще один большой плюс книги. Все события взаимосвязаны — и из-за этого еще больше усиливается эффект сказки» — Oksananrk.
«Жизнь и приключения Николаса Никльби» возвращает читателя к более легкому и приятному чтению. В романе чувствуется надрыв и печаль (которая уже никогда не покинет Диккенса), но придает роману глубину и многослойность, которую тянет познать, изучить. Всё четче формируется стиль писателя, он нарабатывает мастерство, которого ему, казалось, не хватало в самом начале творческого пути. Однако же, несмотря на всю любовь читателей, критики встречают это произведение максимально холодно.
Жизнь и приключения Николас...
Что говорили критики: «Впрочем, даже при том, что Николас Никльби куда щедрее, чем кто-либо из последующих героев Диккенса, наделен свойственным автору пониманием нелепого и смешного и легкомысленной влюбчивостью, роман этот в целом неудачен».
Что говорят читатели: «Традиционный Диккенс дал традиционно идеализированные характеры главных героев, традиционно несколько раз завернул покруче сюжет, разбавил всё это традиционными картинами бедной, униженной и оскорблённой Англии, смешал с радикальным делением на хороших и плохих героев. И традиционно привёл нас к хэппи-энду, заставив по пути пролить немалое количество слёз над судьбами персонажей. И мне нравится эта традиционность!» — pozne.
Роман «Лавка древностей» был встречен читателями с благосклонностью невиданной. Диккенс в то время отчаянно нуждался в деньгах (семья росла), поэтому он поставил на новую идею всё. И не проиграл. Идея понравилась и издателям, и читателям, и сам автор продумал весь сюжет заранее, что бывало с ним не так уж часто. Читатели заваливали Диккенса письмами с просьбой дать маленькой Нелл, главной героине, как можно больше счастья. Он, обыкновенно прислушивавшийся к публике, затаил дыхание, уже точно зная финал и не желая его изменять. Этот роман разбивает сердце и раскрывает Диккенса по-новому. Жестоким, но дарующим надежду даже в абсолютной безнадеге.
Что говорили критики: «…нужно иметь каменное сердце, чтобы прочесть смерть маленькой Нелл, не расплакавшись…от смеха».
Что говорят читатели: «Почему-то эта книга вызвала у меня чувство какой-то беспредельной, щемящей нежности. Почему-то мне тепло от неё, не смотря даже на то, что события, в ней описываемые, далеко не радостного характера. Может быть, это от того, что сам автор описывает своих персонажей с огромной любовью и нежностью?» — Tusya.
Перехожу к тому, от чего щемит мое сердце от нежности и любви. «Рождественская песнь в прозе» и другие повести. Это классика, вошедшая невероятно прочно в мировую культуру и повлиявшая на все слои ее проявления. Образ брюзги Скруджа отмечен всем миром и запечатлен еще и в образе жадной утки. Соответственно всем законам жанра Диккенс сотворил сказку и чудо — герой отрицательный проходит все доступные круги искупления, очищаясь, обеляясь, становясь добрым, благородным, обретая счастье. И читается «Песнь» действительно мелодично, будто нараспев.
Рождественская песнь в проз...
Что говорили критики: «Прочти, пожалуйста, повесть Диккенса „Битва жизни“. Из нее ты ясно увидишь всю ограниченность, все узколобие этого дубового англичанина, когда он является не талантом, а просто человеком».
Что говорят читатели: «Книга о том, что мы не вечны и нужно жизнь прожить так, чтобы не было за неё стыдно. Здесь урок родителям, что большинство наших проблем родом из детства и нужно быть аккуратнее к личности, которая только формируется. Ну и конечно Дух Рождества обязательно посетит вас. Добрая и поучительная история, которая обязательно проникнет в ваше сердце» — GarrikBook.
«Домби и сын» подарил Диккенсу, помимо всё растущей заслуженной славы, избавление от финансовых проблем. Мастерство совершенствуется, автор становится прекрасным художником. Он всё более умело творит сюжеты, рисует характеры, ведет линии. С каждым новым романом любовь читателей лишь растет, а критики, наконец, смягчаются, нехотя признавая вклад в культуру. Нехотя, потому что считают всё творчество Диккенса «поп-культурой», которая «может позабавить читателей в будущем», но «серьезного следа не оставит и не повлияет на грядущие поколения».
Тем не менее, критики ошиблись. Диккенс оказался учителем для целой плеяды новых писателей: Достоевский, Вулф, Бронте. Они переняли приемы и стили, но главное — стремление к совершенству и идеализации мира, зачастую неочевидному, но оттого не менее важному. Читатели прониклись и отчасти автобиографичными романами, были тронуты откровенностью и светлым взглядом на жизнь.
Но не нужно обманываться перфекционизмом Диккенса, граничащим с выдумкой. Он не писал сказок, он описывал ту реальность, которую видел своими собственными глазами. Лишь иногда искажая ее самую малость ради счастья героев, к которым проникался неподдельными чувствами. Он хотел для них лучшего даже в неидеальном мире. И это было в его силах — взмахнуть пером чуть-чуть иначе, вызвать слезы счастья у читателей и подарить своим персонажам чуточку любви, которой они могли бы недополучить в жизни реальной. Ему было всё равно, что говорили об этом критики. Он творил для благодарной публики.
Что говорю я
Конечно, я утрирую, разделяя всех людей исключительно на критиков и поклонников творчества Диккенса. Мы, читатели, конечно, видим несовершенства, свойственные всем людям мира. И мы же, критики, признаем теперь безусловный огромнейший вклад в культуру, породивший множество сюжетов, которые получили подражания и новые воплощения. Но читателям несовершенства не мешают любить романы Диккенса всем сердцам. А критики теперь умеют признать достоинства и недостатки в равной степени. Народная любовь буквально на руках внесла писателя в литературный пантеон. Жизнь его была трудна. Он был за чертой бедности, терял любимых людей, терпел такое множество ударов, которое обязано было его сломать. Но вместо этого он преломил лучи боли, превращая их в прекрасное творчество своей кровоточащей души, не давая себе возможности унывать. Он обожал театр, мечтал быть актером — и он им был.
Я совсем не говорила о жизни великого и удивительного человека, которая читается также увлекательно, как и его романы. Но мне было интересно увидеть его через его творчество, а главное через отношение людей и критиков к его творчеству.
Безусловно, нам очень нужны литературоведы и критики, разбирающие произведения на множество слоев. Но это не значит, что обычные читатели не имеют голоса. Наоборот — именно голос читателей решающий.
Текст: Лина Синявская
