У Клавы муж очень художественный получился. Росту в нем почти два метра. Натуральный и пепельный блондин. А на подбородке ямочка имелась. И был он похож сразу на всех известных киноактеров современности. И окружающие женщины, конечно, уделяли Сереже, мужу Клавиному, повышенное внимание. Поглядывали с большим интересом. Сама Клава-то обычной внешности была. Вот все на них и поглядывали - этакий красавец, а при нем обычная лягушонка.
А особенно новая соседка с третьего этажа старалась - Людмила Ивановна Белкина, учительша их сына Бори. В школе эта Белкина трудилась всю жизнь. Ходила в пиджаке и волосы в халу заворачивала. И очки у нее в черепаховой оправе на носу сидели тяжело. Синий чулок из себя - а туда же, на Сережу любоваться. И повадилась соседа “Сереженькой” еще называть.
- А какой ты ей Сереженька, - возмущалась Клава, - пусть-ка своего кавалера так бы и обзывала. Ишь, Сегёженька, Сегёженька. Прямо с души воротит на такое безобразие. И ведь учительша из себя. А позволяет. Куда ихний педсовет смотрит?!
Соседка эта немного картавила от природы. А потому Сережу звала “Сегёженькой”.
А дальше и вовсе возмутительное - начала Людмила Ивановна к супругам захаживать вечерами. То соль ей, то спички, то керосин. Иногда и чернила просит отлить - тетрадки проверять. Приходила и первым делом интересовалась вкрадчивым тоном:
- Клавдия Петровна, а Сереженька ваш дома ли нынче? У меня к нему небольшое дельце имеется.
А Клава брови хмурила и отвечала неприветливо:
- Супруг мой занят круглосуточно на ответственной службе. Возьмите, Людмила Ивановна, щепотку соли или спичек коробок. И до скорого свидания. Не располагаю временем, к сожалению. Семья, знаете ли.
- Возьму, пожалуй всего понемножку, - Белкина в ответ улыбалась, - и не стану отвлекать вас от приятного вечера. Бореньке передайте - завтра по арифметике его экзаменовать стану. Прощевайте и добрых снов.
А однажды Людмила Ивановна заявилась в халате байковом и без халы. Волосы по плечам раскиданы.
- У меня, - с порога она рассказывает взволнованно, - краник на кухне потек. Опасаюсь, что ваш свежий ремонт подтоплю местами. Пусть бы Сереженька поглядел данную неисправность. Жалко вашего ремонту до ужасу!
Клава, конечно, опять про службу завести хотела. Но не успела - Сережа нос в коридор высунул.
- Идемте немедля чинить, - сказал он решительно, - еще не хватало ремонту нам нового портить.
И пошли они к учительше. Клава, конечно, переживала. Мало ли - всякое бывает. Начнут с крана, а закончат глупостями разными. Одинокие женщины на многое способны.
Но Сережа пришел вскоре и спокойно сел телевидение с сыном Борей глядеть. И вид у него был спокойный. “А и не было ничего, небось, - Клава про себя размышляет, - добрососедскими отношениями ограничились. Вон, сидит, и выражение на лице обыденное. С Борей про хоккей беседует - не похож на изменника”.
А через неделю - снова визит. На сей раз электричество в розетке у Людмилы Ивановны затрещало. И снова Сережа выскочил.
- Поглядите уж, будьте добры, - Белкина с порога руки заламывает просительно, - не хватало нам с вами еще погорельцами заделаться. Я пожаров этих смертельно опасаюсь.
И супруг, конечно, пошел розетку смотреть. Не заделываться же им, в самом деле, несчастными погорельцами.
А на следующий день Клава с работы пришла - а Сережи дома нет. Сын Боря арифметику учит. А вечер уже довольно поздний. И на верхнем этаже мужчина какой-то бубнит оживленно. Гость, значит, у Людмилы Ивановны. “А и прекрасно это, - думает Клава, - что Людмила Ивановна счастье свое личное обрела. Хоть поживу себе спокойненько”.
А потом прислушалась - бубнит этот мужчина голосом Сережиным. И Клава, конечно, рысью наверх рванула.
Постучалась, а ей открыли. Сережа за столом учительши сидит и ужинает себе с аппетитом. В майке сидит и штанах домашних. Вилкой размахивает - рассказывает про хоккей. А Белкина рядом крутится - огурец соленый ему на тарелку кладет. Из банки достает рукой - и прямо так кладет. Сама в белом блузоне нарядном.
“От уж снюхались, - Клава потрясенно смотрит, - с рук уж Сережа у Белкиной этой ест. А нас с сыном Борей будто и побоку. А нас у самих из крана давно немного капает. И в розетке чуток искрит. А он вот же - огурцы чужие ест, хохочет ”.
- Сереженька, - Людмила Ивановна с улыбочкой говорит, - глядите-ка, супруга, что ли, ваша пришла? Домой отправитесь или отужинаете уж? И вы, Клавдия Петровна, проходите, коли пришли. Проходите прямиком за стол. Я и вас огурцом соленым угощу. Они, огурцы, у меня очень удачные получаются. А потом балет посмотреть совместно можем. Скоротать, так сказать, приятный вечер. Сереженька мне цветной телевизор “Рубин” отремонтировал - смотри теперь и наслаждайся балетом. Я ведь и сама, знаете, в некотором роде балерина. Брала уроки танцев в юном возрасте.
- Боря дома температурит, - Клава на приглашение отвечает.
А Сереже огурец откусывает:
- А давайте и поглядим балет. У вас, Людмила Ивановна, телевизор получше нашего имеется. Посидим, так сказать, по-соседски. А Боре аспирину выдадим на ночь.
И вот сидят они рядком на диване. Смотрят “Лебединое озеро”. Людмила Ивановна чаю с бергамотом всем предлагает. И Сереже первому преподносит на нарядном подносике.
- А давайте поделимся мнением, - говорит ему на ухо, - обсудим искусство. Вот вы, Сереженька, как к лебедям относитесь?
А Клава на балет смотрим и лягушонкой себя чувствует. Учительша эта Белкина - и кудлы ей запросто так не полезешь прореживать. Но и самочувствие у Клавдии портится - будто под носом ее нехорошее творится. И все тут кругом актеры.
Пьет чай Клавдия и руки у нее все пуще чешутся. “А и пусть, что учительша, - думает она, - а и пусть, что у сына Бореньки. Сейчас вот допью из чашки - да и покажу ей собственное мнение”.