Золотая декада Манго Джерри началась и завершилась Элвисом. Первый диск открывала Baby Let's Play House. Десять лет спустя юная Келли Мари – женский аналог Джо Долана – великолепно исполнит I Feel Like I'm In Love. Песню, которую Рэй Дорсет мечтал услышать в исполнении Элвиса.
Сходство лидера Манго Джерри с Пушкиным было очевидно с первого взгляда, но еще больше он напоминал звукаря в фильме «Человек-оркестр». Того самого, что изображает Луи Де Фюнесу «птичку».
Несмотря на колоритную внешность и эксцентричный стиль, проблема сходства всплывала то и дело. Манера пения с одной стороны напоминала Роджера Чепмена и Кевина Койна, но временами это был вылитый Северный. На этом ленинградская линия не пресекается, поставьте восьмидесятникам жалистную Tramp, и все заорут «это же «Аквариум»!
Правда, поет её Колин Эрл, автор «Бубонной чумы», которую можно было послушать только на немецком издании альбома Electronically Tested, потому что мнительные англичане её, как сейчас говорят, «забанили».
Название альбома – наиболее цельного и крепкого – повторяло рекламу презервативов. Для того, чтобы любоваться обложкой предыдущей пластинки, требовались особые очки.
Впрочем, говоря о таком веселом проекте, как Манго Джерри, меньше всего хочется зачитывать пресловутые «факты биографии».
Это ансамбль-хохма, группа-анекдот, весь цимес которого теряется в пересказе, как одесская песня, спетая жителем среднерусской полосы. Правда, в обратном порядке тоже что-нибудь наверняка пропадает.
И еще раз о сходствах – в обращении с фольклорным материалом Рэй Дорсет был бесцеремоннее своего земляка Леса Хамфри. Берем довоенный кантри-блюз, добавляем пару своих строчек к тексту – и авторский хит готов.
Только кабацкий псевдо-фолк Манго Джерри не нагонял тоски и скуки, которой пропитано творчество заигравшихся в классицизм кентерберийцев.
Наиболее точно лицо и сущность Манго Джерри отражает триумфальное выступление на рок-фестивале с длинным названием, в мае семидесятого, где они затмили большую часть своих именитых, длинноволосых и длинносольных коллег, блистательно исполнив на бис Midnight Special гениального уголовника Ледбелли.
В поисках хитовой вещи Рэй Дорсет мог спеть на английском песню Жака Дютрона, заразительно настолько, что под него охотно бы выпили даже те, кто на дух не переносит французский шансон. Или, опять же, французскую народную, достойную мюзикла про мушкетеров.
Заметавшись в тупике, он всегда готов разразиться «рокешником», сыгранным и спетым «от фонаря» в лучших традициях свадебных халтур и танцплощадок в пионерлагерях и на турбазах.
Если искать квинтэссенцию саунда начала семидесятых, вспомнятся, конечно же, Шокин Блу, Криденс и Three Dog Night, но на подсознательном уровне, если вы застали ту эпоху или еще мечтаете в неё попасть, непременно аукнется In The Summertime. На которую оперативно отреагировали симпатичной пародией позабытые австралийцы The Mixtures.
И тут мы подступаем к еще одному аспекту единства и противоположностей Манго Джерри.
Эту условную главку я бы назвал «Иго Балкантона». Болгары издавали западных артистов – радуя малоимущих и обостряя тщеславие снобов, могущих позволить себе фирменные пласты.
Но! Запись концерта Манго Джерри в Болгарии только в Болгарии и выходила. Она могла бы стать раритетом, не попади, как обычно, весомая часть тиража в советскую торговую сеть.
Причем, в плане исполнения это полноценное выступление, равно как аналогичный концерт Сальваторе Адамо, ничем не уступало «зальникам», записанным в капстранах.
Ситуация сложилась анекдотическая – с одной стороны, английские издания Манго Джерри были дорогим дефицитом, с другой – под мышкой каждого винилового жучка тоскливо синел этот жалкий, без вины виноватый «балкантончик», рифмуемый с изделием, которое рекламировали как electronically tested.
И тут тоже не обошлось без Элвиса – концерт открывала All Shook Up. Болгарский перевод вызывал демонический хохот: всичке люля.
Болгария давно следила за творчеством хулиганистого квартета. In The Summertime и пародийная Pushbike Song вышеупомянутых The Mixtures были опубликованы на одном диске, правда в «левом», перепетом виде. Кроме того, в ту же программу попала демоническая Baby Jump. «Прыгай, Бэби!» – красовалось на экспортном пятаке по-русски.
Но еще раньше в союз попал болгарский EP, где с одной стороны, если не ошибаюсь, две песни пела Nada (откуда её у нас, собственно, и узнали), а с другой – темпераментный Mighty Man, вошедший в историю советского кинематографа благодаря… продолжим в следующем абзаце.
В старых романах название одной главы состояло из множества подзаголовков, порою на полстраницы. Что-то типа: Казус Стороженко. Наум Ардашников и «Дочь рыбака».
На первый взгляд – абсурдный ребус. На самом деле – только факты. Знакомый лабух Стороженко был еретиком в своей среде, предпочитая амбициозному джаз-року то, что с появлением Манго Джерри получило название good time music. Это был первый человек, отметивший связь между ними и Северным как нечто уникальное и важное.
Не ускользнула от него и не менее важная особенность телефильма «Вся королевская рать». Говорить о достоинствах картины, которой блистательно дебютировал режиссер Наум Ардашников, следует отдельно и подробно. Скажем только, что песня Mighty Man звучит в ней дважды. Ею Михаил Казаков будит упившегося шефа. Под нее развлекается с девицами золотая молодежь. Одна из девиц беременеет от сына губернатора. На вопрос «кто такая?» следует ответ: дочь рыбака.
Будучи слухачем, а не нотником, мой старший товарищ Стороженко многие вещи понимал так, как он их слышал. «Давай послушаем “Дочь рыбака”» – предлагал Сережа, имея в виду Mighty Man.
Судя по отсутствию в фильме других «песен зарубежных композиторов», что-то мне подсказывает, что и эта вещь была взята с болгарской пластиночки.
Бросая вызов современности, Рэй Дорсет и его друзья принципиально обходились арсеналом уличных музыкантов, не требующим электрификации. И это на фоне пышных экспериментов в электронной сфере, когда любая программа снабжались эффектным «авангардным» прологом, за которым следовало минимум полчаса тягомотины про друидов и эльфов.
Корни этих персонажей Диккенса вели, как обычно, в США. Когда возмущенный клиент-догматик возвращал горе-дельцу пластинку Lovin' Spoonful, этот неприятный процесс сопровождался воплями «ты же говорил, они типа Манго Джерри!?».
Не менее близок англичанам по стилю и репертуару был и Джим Квешкин Джаг Бэнд, но предлагать такие вещи кому-либо было совсем небезопасно. Приходилось слушать самому.
Что касается электрификации. Она не требовалась. При таком количестве куража в ней не было прямой необходимости. Название альбома Electronically Tested звучит иронично от лица музыкантов, которым нечего доказывать. Поскольку всё было доказано на том самом Hollywood Festival, когда их идиофоникой и акустикой были буквально сметены со сцены свадебные генералы прогрессива.
Они могли демонстрировать всестороннюю мощь, выдавая кавер Мадди Уотерса, снабженный всеми аксессуарами блюзовой показухи, но далее следовало возвращение в комфортную и безответственную атмосферу, какою окутаны зарисовки в альбоме You Don't Have To Be In The Army, где уже заметны симптомы застоя.
Песни на этой пластинке сменяют одна другую так неожиданно и непосредственно, словно гитару или банджо пустили по кругу. Особо трогательно звучит On a Sunday – меланхоличное эхо хитовой In The Summertime.
Далее последовал ряд новых попыток проверить прочность формулы электричеством, в которых также не было заметной новизны.
Говоря о любимом диске Mungo Jerry, да и любой другой группы, хорошим тоном считалось указывать что-нибудь раннее, либо умеренно зрелое. Чаще всего «первые два», и особенно второй, где дурашливость компенсирует всё тот же надежный блюз, без которого даже третий Лед Зеппелин звучит как Марыля Родович.
Но тому, кто своё отгулял, потребен ориентир иного рода – безликая для профанов середина, незаметная априори. Таковой является Impala Saga – провальная пластинка с названием бестселлера скорее литературного, нежели музыкального. Сколько раз этот диск всплывал и маячил на черных рынках Союза, соблазняя с собой ознакомиться поклонников, изнуренных поиском раннего материала… Я бы осмелился сказать, что этот неодушевленный предмет был готов их усыновить.
Чтобы спокойно доживать жизнь вместе, когда задорный призыв «Прыгай, бэби!» уже противоречит показаниям медицины.
«Импала сага» – два слова, способные вызвать зависимость без проникновения в их смысл. Любой меломан со стажем прекрасно знает о существовании сотни культовых альбомов и песен, где играет не музыка, а название: Звол, Папа Небо, Кашка фром Багдад и т.п.
Вернемся к роли фестивалей. Выступление Манго Джерри на фестивале «Золотой Орфей» состоялось через три года после выпуска «Импала саги», но мы слышим, что музыканты в отличной форме – хохмят, балагурят, не забывая о чеканном ритме. Они прекрасно помнят, что должны создавать хорошее настроение, в отсутствии которого и состоит уникальность альбома Impala Saga. Перед нами, так сказать, «Достоевский без достоевщины».
Повод ли это? – Повод. Стимул ли это? – Безусловно, стимул. Для чего и кого – не имеет значения. Потому что ностальгические панегирики встречают все меньше понимания и даже формальной поддержки от нескольких новых поколений.
Время коллективных поминок, тостов и тризн с незнакомцами истекает.
Можно ли веселиться под такую музыку сегодня, хохоча в «смешных местах»?
Насколько Mungo Jerry устарели в глазах тех, кто застал их взлет, а затем – десятилетия банализации?
На оба вопроса каждому предстоит ответить самостоятельно.
Адресованная Элвису песенка очертила магический круг, за которым – летающий гроб с колдуньей.
