Явление 11. На ковре у Полковника.
Явление 12. Мишка.
- Значит, завтра оставляешь нас?
- Загостился, пора и честь знать. Да и печень побаливать начала, честно говоря.
- Скучать-то будешь хоть?
- Ну а как же! Единственным светлым пятном только ты и останешься.
- А как же Валерий Никифорович? Вы, кажется, подружились.
- Мужик он, конечно, правильный, но уж больно за воротник заложить любит.
- Я, право, никогда не замечала за ним. Он всегда очень строгим был, серьезный такой дяденька - усы эти, погоны, чисто кавалер ордена какой-нибудь славы. Да и видимся редко, давно не видела его таким веселым, как в эти дни. Мне кажется, твоя компания на него положительно влияет. После Олечки-то на него смотреть было невозможно. Может, просто на людях такой. Держится, молодец, не унывает.
- Честно сказать, дома он ещё веселее. Ходит в халате поверх пижамы, байки свои травит.
- Вот уж не подумала бы! А что, много пьёт?
- Трезвых дней по пальцам пересчитать! Я, честно, сказать и не помню таких. После похорон напились, на следующий день похмелялись, на следующий день по наследственным делам ездили, а вечером опять пили, третий день поминок я вообще не помню, вчера опять похмелялись, а вечером его потянуло в баню, да выпить. Сегодня не пили ещё. Сегодня он вообще тихий, а мне тем паче страшней - это ж затишье перед бурей, натурально.
- По армейской традиции, небось, сегодня отвальная будет, ну и завтра на посошок!
- Не приведи Господи, ты что! В лес сбегу или у дядьки заночую.
- Не забоишься?
- У меня такое ощущение, что я уже покойник - не от цирроза, так от чахотки этой вашей или глистов сгину. Срочно уезжать надо!
- Ты мне хоть оставь что-нибудь на память. Мишку плюшевого купи, что ли. Буду играться с ним, да тебя вспоминать.
- Замуж пора, а ей все мишками забавляться!
- Замуж успеется, а ты завтра уже уедешь. Не зловредничай, купи мне мишку. Красивого.
- Нет, давай не мишку. Давай зайчика или щеночка.
- Мишку хочу.
- А я не хочу.
- Так он для меня, бестолочь!
- Мишкам - нет. Выбирай: зайка или щеночек.
- Себе оставь. Хочу мишку.
- Нет.
- Мишку.
- Нет.
- Плюшевого.
- Нет.
- Только не белого.
- Нет и нет.
- Можно бурого.
- Нет, нет и нет.
- Только большого не надо.
- Никакого не надо.
- И чтоб глазки были красивые.
- Нет.
- С бабочкой на шее хочу.
- Нет.
- Коричневой…
- Нет.
- …в белый горошек.
- Ни в коем случае.
- И чтоб такой был, сидячий, и…
- Нет.
- Мордастенький.
- Хренастенький! Нет! Никаких медведей! Ни белых, ни бурых, ни голубых. Ни-ка-ких! Точка. Все, никаких мишек. Вообще, никогда, забудь. Ещё раз: что тебе подарить, дорогая - зайчонка или собачку?
- Я хочу мишку.
- Все, завтра встречаемся, я тебе подарю чудесного зайчонка.
- Вот с ним и уедешь, а я останусь здесь одна - и без тебя, и без мишки.
- Нет, только не мишку, пожалуйста.
- Что такое? Они тебя пугают?
- Не спрашивай, долго объяснять. Давай зайчика, а?
- Я хочу мороженое и лимонад. Давай присядем в кафетерии?
Присевши, Татьяна Михайловна продолжила.
- Так что там с мишей моим?
- Все плохо, его нет. Но будет чудесный зайка. Распрекрасный. Лучший. Самый любимый.
- Я на тебя обижусь.
- Да будет так.
- Приедешь на сорок дней, а тут ни дядьки любимого, ни Татьяны Михайловны. Будешь сидеть, кутьёй давиться, и Столичной запивать, а пожалеть некому. Я серьезно. Не так уж много я прошу - подарить мне игрушку несчастную, чтоб тебя, дурака, не забывать почаще.
- Я тебе письма писать буду, не зачахнешь.
- На лбу себе пиши, дурак. Мне домой пора, вот деньги за мороженое, - она встала из-за стола, просовывая ладонь в маленькую сумочку.
- Таня, подожди, - он тоже встал.
- Счастливого пути, - она бросила на стол пятак и ушла прочь.
***
- Чего тебе?
- Держи, - он протянул ей подарочный пакет пастельных тонов.
- Что это? - глядела она наигранно брезгливо.
- Не узнаешь, пока не заглянешь.
Она взяла пакет и заглянула внутрь с нарочитым безразличием.
- А, купил медведя с безнадеги. Мне он такой теперь не нужен. Забери. Воспоминания так себе останутся, - она протянула пакет.
- Слушай, ты не представляешь, чего мне это стоило.
- Пару червонцев?
- Зачем ты так. Ты не знаешь, какие у меня ассоциации с этой ерундой! - он швырнул пакет на землю.
- Все верно, ты же мне не рассказал. Счастливо.
Он ухватил ее за руку.
- Я не хочу оставлять тебя вот так.
- Какая хорошая сталь в голосе. Ну так делай что-нибудь, - пригласила она.
- Я тебе расскажу. Просто это глупые детские страхи, и…
От ее выразительных глаз невозможно было оторваться, они дерзили, подгоняли его: «И?»
- В общем, когда я был маленьким, у меня была любимая игрушка.
- Медведь.
- Конечно. Белый медведь, который угукал, если наклонить. Не то чтоб у меня не было друзей, но медведь этот был просто вторым «я». Мы разговаривали, играли, я старался по возможности всегда брать его с собой. От такой безудержной эксплуатации он начал чахнуть со временем. Материал стал портиться, отклеился пластиковый черный нос, глаза повисли на нитках, в груди появилась круглая вмятина - продавилась угукалка. Я ухаживал за ним, думал Мишка болеет. Приклеил нос, глаза, почистил шерсть. Все мечтали стать шофёрами, космонавтами, танкистами, а я хотел стать ветеринаром. Правда, я такого слова не знал, говорил всем, что когда вырасту, стану Айболитом. Ну и книжка эта у меня, конечно, всегда под рукой была. Вроде настольного справочника по медицине в картинках.
Татьяна слушала очень внимательно и серьезно. В ее глазах читалась активная работа ума.
- Чего ждать от маленького ребенка? Нос приклеил чуть криво, виднелось пятно от старого клея, и подтеки от нового. Стал думать, что у Мишки насморк, всегда платок носил с собой - попросил у мамы - чтоб вытирать ему нос. Глаза приклеил тоже немного не так - стал он косить на оба глаза. Так я ему очки из набора «Юный доктор» надел. Для чистки шерсти выбрал щётку пожёстче, чтоб наверняка, отец ею сапоги чистил всегда. Так шерсть ещё больше свалялась, да запачкалась. Был у Мишки вид и без того нездоров, да совсем хвор стал - нос набок, течёт, глаза косят, шерсть грязная клочьями, да ещё и круглая вмятина в груди.
- Ты осознавал это как тяжелую болезнь?
- Конечно.
- А подразумевал, что тяжелая болезнь может иметь какие-то последствия, если не вылечить?
- Не уверен, что я знал про смерть, но когда твой лучший друг выглядит вот так, - он изобразил скошенную физиономию, - Тут и ребёнку понятно, что ничего хорошего не жди. Меня это довольно сильно терзало, я очень сильно переживал, вот что мне запомнилось хорошо. Я помню огорчение родителей. Помню, как предлагали купить мне нового медведя. Что значит «нового»? Это как? Ну купите мне тогда новую маму, или папу, или брата, как что-то из этого может быть новым?
- Кто-то, - вполголоса поправила Татьяна.
Он продолжил, не заметив:
- Я помню, как слышал иногда ссоры родителей по этому поводу. Я не понимал сути их перепалок, но чувствовал, что это связано со мной и Мишкой. Масла подливал и мой брат. Родители могли, например, сказать: «Возьми Жеку в магазин, купите на сдачу мороженого». А он отвечал им, что я мороженое своей скотине больной скормлю и что с таким нытиком ему из дому выходить зазорно. Мне даже не было обидно, меня настолько занимала судьба больного друга, что его слова нисколько меня не трогали. Родители злились на меня, а пуще всего - на Мишку. Отец зачастую угрожал «сжечь этот мусор». Мама крестилась, всуе поминала Господа.
- Как долго это длилось?
- Я не знаю. Сейчас кажется, что я провёл в таком состоянии несколько лет, но ведь в детстве время иначе воспринимается. Должно быть, несколько месяцев, может быть, полгода. Для ребёнка это огромный срок и гигантское количество усвоенной информации.
- Ясно. Продолжай, - ее голос вселял уверенность, что все это не просто так, что это не праздное любопытство, не дежурная вежливость. Это было участие.
- Близился Новый год. Родители пришли ко мне с благой вестью - нужно было написать письмо Деду Морозу, и если вёл себя хорошо, он обязательно исполнит желание. Я обрадовался, смекнул, что такие шансы часто выпадать точно не будут, и загадал выздоровление своего дорого друга. Родители обрадованно переглянулись, а мне осталось лишь дождаться утра первого дня нового года.
Она решилась немножко разрядить обстановку, хотя и чувствовала, что не стоит:
- Счастливым концом попахивает.
- Гондурасом попахивает, Татьяна Михайловна, - строго заметил он.
Она упрекнула себя за несдержанность.
- Я не знаю, когда это точно произошло, но думаю, что непосредственно 31 декабря. Брат стал в очередной раз задирать меня при родителях, но поскольку я на тот момент был окрылён предвкушением скорого выздоровления Мишки, до меня вдруг стал доходить весь смысл тех обидных речей, которые он толкал. Я наконец-то решил ему ответить, и сказал, что, мол, Мишка скоро вылечится, и мы с ним будем играть, а ты, дескать, как был говном так и останешься.
- Ого. И что потом?
- Да ничего, так и вышло.
- Мишка поправился?
- Да нет, брат так и остался говном. Ну ещё он ударил меня в живот так, что я задохнулся, а Мишку швырнул об стену. От удара у него лопнул шов на боку и вывалилась обивка, отлетели приклеенные глаза и нос, сломались очки. В принципе, вот так я и узнал, что такое смерть.
- Это же серьезный удар для маленького ребёнка!
- Я помню, как родители орали на него. Пытались меня успокоить тем, что завтра Мишка поправится, а я уже понимал, что это конец, поздно пить витаминки. Брата засадили в чулан, и оставили без ужина. Я сначала ревел, а потом, помню, стало так горько, что уже не до слез. Сидел, качаясь, сосал палец на руке вместо соски и смотрел на своего мертвого друга. Спасибо за внимание, Женя, пять годиков.
- Ужасная история. Ничего общего с «Дарами Волхвов» О’Генри, хоть и Новый Год. Прости, пожалуйста.
Она сделала шаг к нему навстречу, явно пытаясь обнять, но он неожиданно отступил.
- Ты хотела узнать, почему, так дай мне закончить.
- Так это еще не все? - она была в легком недоумении, - Ты серьёзно? По мне так дальше уже некуда!
- Я не помню точно, сколько наша семья провела в таком состоянии. Видимо, все же, только один вечер. Я помню, что проснулся утром, и, не найдя Мишки рядом, вспомнил про вчерашнее плохое. Я вспомнил, что есть крохотная надежда найти его под елкой живым и здоровым. Я вылез из кровати, и побежал босыми ножками по холодному полу к елке. Там я нашёл его - моего Мишку, целого и невредимого, с красивой шерсткой, глазками, носом без подтёков, в его боку не было зияющей войлоком раны. Это было совершенно удивительное, неповторимое счастье. Я разбудил весь дом, прыгая и крича от счастья, и самое главное, никто не злился и не ворчал, все были счастливы вместе со мной в тот момент. Ну, кроме брата, он спокойно спал. Хотя, наверное, просто притворялся. Неважно, самое главное - я не помню, когда наша семья еще хоть раз объединялась в подобном порыве счастья.
Татьяна умилялась рассказу, слушала ещё более внимательно, на этот раз с улыбкой.
- Мама наметала на стол завтрак из остатков вчерашнего. Знаешь, такое особенно вкусное, раз в 12 месяцев, когда прошлогоднее, - Таня согласно кивнула, - Отец, конечно, отметил чудесное исцеление парой стопок и предложил пойти покататься на санках. Что ещё нужно для счастья? Мама наспех одела меня, и чтобы я не мешал собираться остальным, и не вспотел перед выходом на улицу, отправила меня на балкон. Там я всегда залезал на старую дедовскую тумбочку и смотрел на улицу, упершись лбом в стекло.
Оказалось, что Татьяна давно стоит совсем рядом, держа руки на его плечах.
- На улице было пусто и тихо. Воздух был сухой, морозный, снег коркой. Ветер погонял стайки конфети от хлопушек. Небо было одного цвета с заснеженной землей. Я осмотрел двор в поисках какого-нибудь действия, и, не найдя никакого человеческого движения, от скуки опустил глаза. Я посмотрел вниз, на наше крыльцо, небольшой сугроб, под которым зимовала лавочка, нагую рябину и мусорный контейнер, в котором лежал мой истерзанный старый мишка.
От ее внимательных глаз невозможно было оторваться, приходилось говорить прямо в них.
- Они просто выкинули его. Сначала хладнокровно добили моего раненого больного друга, а потом просто выкинули, подсунув мне бездушую фальшивку.
- Ради Бога, скажи, что это конец.
- Плюшевый мишка в помойке - какой же это конец. Конец вот он - веселый мальчишка вырос сухим ученым-занудой, брата не видел лет десять и ещё б столько же не видеть, а на родителей мне просто было насрать всю жизнь. А всего-то и надо было - завернуть труп в чёрный пакет, все было бы иначе сейчас. Ну как любить таких мудаков?
- Перестань, они хотели как лучше.
Он вновь не услышал ее.
- Я с удовольствием, как ты понимаешь, люблю повспоминать все это, мишек плюшевых особенно люблю. Спасибо за приятные воспоминания, - он убрал ее руки с плеч.
- Подожди…
- Мне пора. Чао! - он развернулся и ушёл прочь.
Они не виделись 35 дней, а потом он вернулся другим человеком.