Хаотичный цикл рассказов, которые, может быть, но не факт, сплетутся в единый сюжет.
На улице Ферросплавной жили люди, которым не повезло. Не то, что бы в какой-то конкретный момент и сильно. Не везло регулярно – по несколько раз за месяц. Совокупность крохотных «не везёт» в конечном счёте превращалась в одно большое «не повезло», которое и приводило человека на улицу Ферросплавную. Или он там рождался - именно это и становилось стартовым «не везёт».
Улица Ферросплавная была не просто окраиной, а настоящим краем города. Сразу за ней начинался лесной массив с туберкулёзным диспансером в самой своей сердцевине. В непосредственной близости от улицы подпирал небо трубами третий по величине металлургический комбинат Европы. Улица была названа в честь одного из компонентов, добавляемых в процессе производства в раскалённый стальной бульон. Само собой, что проживание на улице имени приправы для стали ни при каких обстоятельствах не могло быть прерогативой истеблишмента любого уровня.
Комбинат регулярно знакомил жителей Ферросплавной и близлежащих районов с элементами периодической таблицы, щедро выбрасывая их в атмосферу в результате случайных ошибок или тщательно подготовленных диверсий. Почти все, кто жил на улице, или работали на комбинате, или обслуживали тех, кто работал на комбинате, или в разное время оказывались уволенными с комбината.
Жители Ферросплавной пили. Самозабвенно и поголовно. Многие умирали. От алкоголя или его последствий. Но пить не переставали. Не имело смысла. Для живых – в силу ограниченности земного бытия. Для мертвых – по причине его прекращения.
Жёлтые послевоенные бараки, беспорядочно обсыпанные ссадинами рухнувшей штукатурки, образовывали несколько жилых кварталов с массивами ветхих хозпостроек цвета гнилого яблока в центре каждого из них. Улица Ферросплавная официально считалась территорией с самой неликвидной недвижимостью по обе стороны Атлантики. Квартиру на Ферросплавной невозможно было продать. Можно было уехать оттуда и не возвращаться [желательно] никогда. Так и поступали жильцы кварталов, наиболее близких к комбинату. Ареал необитания на Ферросплавной расширялся с каждой пятилеткой. В процентном соотношении заселённое пространство уже давно проигрывало заброшенному. Дома под снос никто не сносил. Строить что-либо на Ферросплавной считалось верхом экономической близорукости.
Пика тоскливой безысходности Ферросплавная достигала в середине августа, когда мимолётная радость от наступления короткого среднеполосного лета сменяется разочарованием в его праздности и осознанием неизбежности осени. Безысходность, радость, праздность, неизбежность… Две угрюмых категории надёжно заслоняли собой любые проблески вероятной счастливой жизни. Даже наслаждениям ферросплавцы предавались прямолинейно и грубо: пили до барагоза, трахались до рвоты и танцевали до вывихов.
Жить на Ферросплавной было как-то не принято. Этого откровенно стыдились. Более естественным состоянием была смерть. Поэтому гробы самых пошлых оттенков бордового с угнетающей периодичностью украшали дворы домов по улице Ферросплавной. Особенно много гробов было по осени. Янтарные листья срывались с деревьев и падали на бежевые лица постояльцев деревянных резервуаров скорби, как будто желая отправится вместе с ними в последний путь. Плакали на похоронах всё реже: на всех слёз не напасёшься, да и следующим мог стать любой из провожающих. Унылым запахом свечного воска навсегда пропитались стены домов и хозпостроек, скамейки во дворах и даже скудная уличная фауна биколорной расцветки.
Печальным местом была улица Ферросплавная. Но населяли её люди. Хотя не многие об этом помнили, и не все хотели признавать.
Улица Ферросплавная. Дядя Вася
Будни абстрактного президента. ГЛАВА 1
Новое имя Урала
6 морей за 1 месяц. Вступление
