Восточная Пруссия хотя бы в силу своего географического положения была просто обречена стать одним из важнейших плацдармов для нападения Германии на СССР. Это прекрасно осознавали и командиры советских воинских частей, дислоцированных по другую сторону Немана. Данные войсковой разведки и показания перебежчиков – немецких военнослужащих и польских обывателей - свидетельствовали о том же.
Например, из донесения командира 125-й стрелковой дивизии, прикрывавшей шауляйское направление, командующему Прибалтийским Особым военным округом от 18 июня 1941 года следует, что только в районе города Тильзит (современный Советск) за последние дни немцы сосредоточили до 7 дивизий, в том числе механизированных. Часть из них подтянули вплотную к границе.
Комдив – генерал-майор Павел Богайчук выражал беспокойство тем фактом, что с нашей стороны никаких мероприятий противоборствующего характера, гарантирующих от нападения противника, не принималось. Поэтому:
«…достаточно немцам пустить один танковый батальон, как удерживающий гарнизон может остаться захваченным врасплох. Внутренний наряд и патрули могут только предупредить части, но не обеспечить. Полоса предполья без гарнизонов, войск наступления немцев не задержит, а погранчасти могут своевременно полевые войска и не предупредить. Полоса предполья дивизии находится к госгранице ближе, чем к частям дивизии, и без предварительных мероприятий по расчету времени немцами будет захвачена ранее вывода туда наших частей».
Павел Петрович буквально умолял дать ему указание насчет того, какие меры он может предпринять, или хотя бы разрешить самому разработать план действий, пусть даже средств дивизии для этого явно недостаточно. В целях сокращения время приведения подразделений в боеготовность, генерал просит разрешения выдать бойцам на руки укомплектованные ранцы, плащ-палатки, каски и по 60 патронов на брата, а также позволить вывести в предполье дивизии для инженерных работ не два, а четыре батальона. Указывая на одно из вероятных направлений наступления противника, Богайчук выражает робкое желание иметь там танковую часть, противотанковую дивизию и артиллерию, кроме дивизионной. Отдельным пунктом идет просьба «ускорить решение вопроса о семьях начсостава, так как последние могут дезорганизовать работу командиров». Понятно, в случае чего именно.
Военачальник своего таки добился: 19 июня его дивизия развернулась на вверенном 40-километровом рубеже прикрытия границы. И уже в первый день войны, оказавшись на направлении главного удара немцев в этом районе, отражала массированную атаку танков 56-го мехкорпуса вермахта, поддерживаемую авиацией. По ходу шестичасового боя смогла не только отбросить врага, но и перейти в контрнаступление, на 8 километров углубившись на территорию Восточной Пруссии! Увы, оставшись без поддержки соседей, Богайчук не смог удержать занятые рубежи, и был вынужден отдать приказ об отступлении. Погиб Павел Петрович в конце декабря 1941-го.
Но вообще-то штаб ПрибОВО директивой от 19 июня 1941 года предписал соединениям занимать позиции предполья «только в случае нарушения противником госграницы». Особое внимание обращалось на необходимость предотвращения провокаций и паники в наших частях. Правда, минные поля – там, где они должны были быть оборудованы по плану – установить разрешили. А также позволили создать завалы и прочие противотанковые и противопехотные препятствия. Однако в целом советское командование было склонно осторожничать.
«Еще раз подтверждаю, что боевые сооружения в полосе предполья частями не занимать. Подразделения держать позади сооружений в боевой готовности, производя работы по усилению обороны. Завалы производить таким образом, чтобы они не были заметны со стороны границы», - говорилось в распоряжении командующего войсками 8-й армии генерал-майора Петра Собенникова командирам 10-го и 11-го стрелковых корпусов от 20 июня.
Между тем, перебежавший к нам как раз в ночь на этот день солдат 13-й роты 150-миллиметровых тяжелых орудий 58 пехотного полка переброшенной из Парижа 6 пехотной дивизии вермахта докладывал о скоплении в Сувалках большого количества немецких войск. По его словам, пехота расположилась всего в 5 километрах от границы, артиллерия была выведена на позиции. Перебежчик считал, что боевые действия начнутся, максимум, дней через 8 или 10.
- Вот уже 2 месяца, как рядовой состав солдат агитируют офицеры, говоря, что СССР — главный враг Германии, - добавил антифашист. - Хотя половина моих сослуживцев настроена против войны.
Наша разведка также получала сведения о сосредоточении немецких войск в пределах Восточной Пруссии, об интенсивном движении воинских эшелонов на участке Кёнигсберг – Тильзит, о наведенных через Неман новых понтонных мостах.
«В Клайпедской области гражданскому населению (главным образом лицам преклонного возраста) предложено эвакуироваться вглубь от границы на 20 километров, - сообщалось в разведсводке штаба ПрибОВО за 21 июня.- В Сувалкском уезде жители выселены вглубь от границы на 5 километров, производился учет лошадей, которые должны быть взяты в армию. Среди военнослужащих и гражданского населения Восточной Пруссии идут разговоры, что войска получили приказ занять исходное положение для наступления».
О состоянии самой германо-советской границы многое говорит донесение в штаб группы армий «Б» генерал-майора вермахта Оберхойзера. Утром 21 июня он вместе с водителем и еще тремя офицерами на легковой машине отправился в район Сувалок, чтобы проверить надежность маскировки линий связи. Доехав до какого-то неокрашенного шлагбаума и стоявшей поблизости от него деревянной избушки, немцы решили, что это имперский пограничный пост, и вышли из автомобиля. Не обнаружив в поле видимости часового, инспектор открыл дверь будки, заглянул внутрь и убедился, что там тоже никого и ничего нет, кроме полуразвалившейся печки в углу.
Удивленный Оберхойзер попенял сопровождающим за явно не дотягивающее до требований немецкого орднунга состояние служебного помещения.
- Херр генерал, - попытался оправдаться майор Нике. – Здесь, видимо, не постоянный пост, а всего лишь временное укрытие для пограничных патрулей на случай непогоды. А скоро и сам патруль наверняка появится.
«Мы пробыли около избушки 5 минут, посмотрели с высоты в сторону немецкой и русской территории, - докладывал потом генерал. - Через кустарник примерно на высоте избушки по обе стороны дороги с севера на юг тянулась колючая проволока, которую мы считали собственно границей и не пересекали. Тропинка вдоль леса показалась нам пограничной дорогой. Там, где лес кончался, граница была обозначена высокими соснами с зелеными шапками наверху».
Наконец, подполковник Беденк заметил приближавшийся с юга патруль – два человека с винтовками наизготовку. Но когда они подошли ближе, инспекторы, к своему изумлению, поняли, что это не немецкие, а русские пограничники!
«Это были, без сомнения, солдаты, - подтверждал в донесении Оберхойзер. - На них были землисто-бурого цвета шинели, кожаное снаряжение, тесно облегающие фуражки, к винтовкам примкнуты штыки. Они производили впечатление очень молодых и нерешительных солдат».
Оказавшись шагах в двадцати, один из советских бойцов укрылся за стволом дерева и вскинул свою трехлинейку. Второй закричал товарищу: «Стой, стой!» Всполошившиеся немцы тоже заорали в ответ «Halt!» и повытаскивали пистолеты.
В тот раз будущие противники все-таки разошлись миром. По возвращении генерал немедленно известил начальство о том, «что имеет место случай нарушения границы с русской стороны». Но узнал от германского таможенника, что пресловутая избушка, оказывается, находится на территории СССР! Так что, если кто и нарушил границу, так это заблудившаяся немецкая инспекция.
Любопытно, что Оберхойзер в дальнейшем дослужился до звания генерал-лейтенанта и должности начальника группы связи армий «Центр». Выжил на войне и даже выступил на Нюрнбергском процессе – свидетелем со стороны защиты.
Однако вернемся в июнь 1941-го. Случаи, подобные вышеописанному, были нередки, причем ошибались представители обоих сопредельных государств. Вот дополнение к рапорту офицера контрразведки крепостного штаба «Блаурок»:
«…между 20:00 и 21:00 русский младший лейтенант, два младших сержанта и один рядовой по ошибке пересекли германскую границу по дороге Калвария - Сувалки. Они были на одноконной войсковой повозке. Опрос русских выявил следующее: все они принадлежат 3-му дивизиону гаубичного артиллерийского полка 128-й стрелковой дивизии, дислоцированной в городе Калвария. Эти данные содержатся в удостоверении младшего лейтенанта. Четверо русских 1918 года рождения, один — 1921 года рождения. Национальность - два украинца, трое русских, из них один из Курска, один из Рязани. На троих солдатах была артиллерийская униформа (черный цвет погон (тут, видимо, неточность перевода - наверняка подразумевались петлицы - Авт.)); на двоих были белые петлицы, но они утверждали, что служат в разведывательном взводе артиллерийского полка. Вооружение: 4 автомата, 1 винтовка со штыком, 1 стереотруба, боевые патроны. Оружие в хорошем состоянии. Обмундирование и прочее оснащение русских солдат хорошее».
Пожалуй, заслуживает внимания еще один любопытный документ, разработанный немцами в преддверии нападения на Советский Союз. Это «Указ о применении военной юрисдикции и об особых мероприятиях войск». Согласно ему, например, «партизаны подлежат беспощадному уничтожению в бою или при попытке к бегству. А «все другие вооруженные действия гражданских лиц вражеской стороны против вермахта, его военнослужащих и вольнонаемных подавляются на месте крайними средствами, вплоть до уничтожения нападавшего».
«Против населенных пунктов, из которых были вероломно атакованы наши части, по распоряжению офицера в должности не ниже командира батальона незамедлительно принимаются коллективные насильственные меры, если обстоятельства не позволяют быстро установить конкретных виновных, - гласил также Указ. - Командующие группами армий по согласованию с компетентными инстанциями ВВС и ВМС могут устанавливать военное судопроизводство над гражданским населением там, где местность достаточно усмирена. В отношении политического руководства последует распоряжение начальника штаба верховного главнокомандования вооруженных сил».
Справедливости ради – признавалась и возможность совершения преступлений немцами против советских обывателей. В этом случае:
«Военнослужащие и вольнонаемные вермахта, совершившие какие-либо действия против гражданского населения вражеской стороны, необязательно привлекаются к ответственности, даже в том случае, если эти действия одновременно являются и военным преступлением. При оценке таких проступков следует принимать во внимание, что поражение в 1918 году, последующие годы страданий и лишений немецкого народа и борьба против национал-социализма, повлекшая многочисленные жертвы, объясняются в решающей степени большевистским влиянием, и что ни один немец не забыл этого».
Преследование немецких вояк со стороны их военно-полевого суда допускалось, только если этого требовало поддержание воинской дисциплины или обеспечение безопасности.
«Это относится, например, к тяжелым преступлениям, которые объясняются половой невоздержанностью, склонностью к преступлениям или свидетельствуют о падении морального уровня в войсках», - разъяснялось в Указе.
Зато вменялось в обязанность строго оценивать преступления, в результате которых наносился ущерб вооруженным силам Третьего рейха, как то: «бессмысленное уничтожение жилого фонда, запасов и другого трофейного имущества».
Как видим, немцы постарались подстраховаться буквально на все случаи предстоящей войны. Не предусмотрели лишь перспективу уже упомянутого Нюрнбергского трибунала.