«Жить надо для себя», – думала длинная дюралюминиевая трубка, которая лежала в груде таких же, как и она, заготовок, тесно зажатая соседками. Она не знала, кем будет в дальнейшем, но хотела быть... да, собственно, просто-напросто была уверена, что станет лёгкой стремительной стрелой. «Потому как, – считала она, – жить надо ярко»!
Вскоре сноп трубок водрузили на электрокар и увезли на другой участок цеха. Полноватая работница в синем комбинезоне брала по одной заготовке и превращала её в инвентарь для спортивных занятий.
Наша трубка, ожидая своей очереди, представляла, как берут её в руки, приставляют к упругому луку, натягивают поющую, как струна арфы, тетиву, прицеливаются и... Она летит, выписывая изящную дугу, приводя в восторг зрителей, и с абсолютной точностью попадает в центр мишени. Восхищение болельщиков достигает предела, они кричат и рукоплещут. И аплодируют, понятно, не ловкому лучнику, не красавцу луку, а ей, непревзойденной стреле!
Но вот и за неё взялась работница, но вместо острия и воздушного оперения (в самом деле, кто из полутораметровой дюралюминиевой трубки делает стрелы для лука?) на один конец насадила пробковую ручку, а на другой – не очень заострённый наконечник и дюралюминиевое кольцо, прикреплённое кожаными ремешками. Так в один миг превратилась трубка-мечтательница в обыкновенную лыжную палку.
«Как грустно в этом холодном мире! – думала лыжная палка при наступлении короткого зимнего дня. – Как сиротливо!..» Всё утро эти мысли настойчиво, как февральская вьюга, крутились у неё, и лишь к полудню она отвлекалась. Тяжёлым грузом думы ложились на её тонкую душу, и палка беспокоилась, что она вот-вот согнётся под их тяжестью.
«Ещё эта соседка!» – переключилось её внимание с внутреннего состояния вовне. Они вместе служат одному делу – бегу лыжника, но насколько же они разные, несмотря на внешнее, почти неразличимое, сходство. «Поговорить с ней невозможно ни о чём, только о погоде или лыжне – скользят лыжи по ней или прилипают из-за оттепели. Ну скользят, ну прилипают… Какая для нас, лыжных палок, разница! Пусть об этом лыжи рассуждают, да соответствующей мази требуют. А заговоришь с ней о природе, о красоте предзакатного, в персиковых тонах неба или похожих на ёлочные украшения красногрудых снегирях… Да и заговаривать не имеет смысла. Всё равно никакого мало-мальски содержательного ответа не последует».
Зато когда семиклассник Платон надевал шерстяные носки, лыжные ботинки, брал лыжи и палки и выходил за околицу...
– А ну-ка песню нам пропой, весёлый ветер! Весёлый ветер! Весёлый ветер! Моря и горы ты обшарил все на свете. И все на свете песенки слыхал, – пел рыжий Платоша, энергично работая палками и умело скользя по лыжне.
Весёлый ветер свистел у него в ушах, подбадривал и поддерживал спортивные усилия.
Поддерживала их и наша лыжная палка, нисколько не переживая о своей ничем не выдающейся деятельности. Она трудилась, была нужна – это успокаивало и вдыхало в душу новую жизнь.
Раскрасневшийся Платоша отталкивался, катился по лыжне, перебирал палками и ехал то на одной лыже, то на другой, вновь отталкивался обеими палками и снова скользил. Когда лыжня пошла под горку, он, сильно оттолкнувшись сразу обеими палками, присел, подхватив палки под мышки, и помчался вниз. Мимо проплывали заснеженные ели и осины, вышка охотников и кормушка для кабанов, на краю которой по-хозяйски сидели снегири. Завидев бойкого лыжника, они вспорхнули, но почти сразу же вернулись, определив отсутствие к ним интереса со стороны чужака.
Лыжная палка летела вместе с Платоном, и чувство восторга заполняло её душу. «Оказывается, – успевала подумать она, – чтобы летать, не обязательно быть непревзойдённой стрелой».
По окончании спуска палка вновь вонзалась в снег, пружинила, помогала оттолкнуться Платону и мчаться по лыжне. Она ощущала тепло руки, давно освободившейся от варежки, и согревалась сама – не столько своим дюралюминиевым телом, сколько душой. Радостная энергия Платона передавалась лыжной палке, и счастье в эти минуты заполняло её целиком.
Платон бежал дальше и дальше. И не только по лыжне. Заканчивались зимние каникулы, он уезжал в город, увозил с собой лыжи, чтобы бегать на них во время уроков физкультуры или в выходные дни в парке культуры и отдыха. Лыжная палка вместе со своей напарницей участвовала во всех забегах, лыжных походах, старательно помогала ему и абсолютно забывала о своих недовольствах. Понимая, что вторая палка точно так же служит Платону, она прониклась к ней уважением и старалась не превозноситься ни в разговорах с ней, ни в мыслях.
Проходила зима, под солнцем снег превращался в наст. В марте, во время весенних каникул, за околицей деревни, где жила бабушка Платона, можно было выйти на лыжню или, что нравилось ему даже больше, встать на след от снегохода и идти такими маршрутами, которые сам на простых деревянных (да хоть и пластиковых) лыжах, проторить не сможешь. Среди высоченных деревьев, зарослей кустарников, примятых тяжёлым телом снегохода, через замёрзшие болота и открытые всем ветрам поля катился по рубчатой дорожке Платон, сшибая снег с ветвей и напевая песни.
– Позабыто всё на свете! Сердце замерло в груди! Только небо, только ветер, только радость впереди. Только небо, только ветер, только радость впереди. Взмывая выше ели, не ведая преград, крылатые качели летят, летят, летят…
И летел парнишка по жизни дальше, да и сама жизнь неслась, не останавливаясь ни на миг. Восьмой класс, девятый, десятый… Теперь он бегал на пластиковых лыжах, отталкиваясь палками нового образца – лёгкими, с пластмассовым упором вместо кольца – в виде треугольного, немного выгнутого, как на альпийской шляпе, пера.
Старые лыжи и палки юноша навсегда оставил в деревне. Кожаные ремешки, державшие кольца, местами протёрлись или даже порвались, пробковые ручки поизносились, и палки приобрели вид совсем не спортивный.
Наша палка, вместе с другими принадлежностями, включая скукожившиеся ботинки, пылилась в сарае. Век её закончился. Если спортсмен завершает карьеру, то для него начинается другая жизнь, не всегда такая же успешная, но всё же. А что делать лыжной палке, если её не берут в руки во время бега по лыжне? На свалку? В пункт приёма цветных металлов?.. Да-а, и никакая тонкая душевная организация не спасёт.
Палка, возможно, не переживала бы так сильно, если бы имела рядом близкую душу, которая могла бы разделить с ней радости и беды. А чем прикажете заниматься в старом сарае? Она вспоминала работницу в синем комбинезоне и недовольно думала: «Почему она сделала меня лыжной палкой?» Винить работницу цеха было самым простым и, конечно же, самым неправильным. В конце концов, на фабрике работали ещё и начальник участка, и технолог, и директор… Но сколько их не вини, легче от этого не станет…
Палка смотрела по сторонам, разглядывала разные предметы и, увидев опутанный паутиной дорожный велосипед, вздыхала. «Хорошо быть осью в колесе! Это важная деталь, без неё колесо не поедет. И да, на велосипеде ездят по разным дорогам – мимо светлых рощ, вдоль заснеженных озёр, мимо живых, пахнущих сладким дымом селений и холмистых лугов. Э-эх! А мне тут пропадать безвылазно».
Но, как известно, лыжная палка лишь предполагает, а человек располагает. Бабушка Платона Агриппина Антиповна, больше похожая на состарившуюся школьницу, нежели на солидную даму, много лет преподававшую в институте, выйдя на пенсию и вернувшись в деревню, совсем занемогла. По утрам у неё кружилась голова, что приводило к падениям и сильным ушибам. Нездоровье не останавливало её стремления дойти до магазина, сходить на колодец за водой, да и в огороде на грядках покопаться или цветы в палисаднике полить. Всю жизнь сама по себе, двух дочерей поднимала после развода, в люди выводила. Они приезжают иногда, но ведь своих дел много – работа, квартира, дети. А в угасающей деревне от кого ждать помощи?
Агриппина пошла в сарай, из всего барахла, накопившегося там за долгие годы и бережно хранимого, выбрала лыжную палку без кольца внизу и без лямки у пробковой ручки, чтобы ходить с ней по улице. Наша палка – а это было именно она – сначала удивилась: неужели ожидается снег? А потом, поняв, для чего её извлекли из сарая, несказанно обрадовалась. Свежий воздух, деревенский пейзаж, запахи сирени и резеды, а главное, – о чём палка и не очень думала, но отчётливо чувствовала – она опять нужна!
Маленькая бабулька, немногим выше лыжной палки, ходила по деревне, опираясь на неё. Палка помогала Агриппине удержаться, когда её начинало потряхивать или кружилась голова. Можно даже отогнать оголтелую собаку, если та вдруг ни с того ни с сего начинала тявкать и нападать.
Свирепые осенние ветра теперь не могли сбить с ног немощную бабушку – она крепко держалась за палку.
Зимняя неустойчивая погода с частыми оттепелями и заморозками делали передвижение по деревне опасным занятием. Ледовые буераки, зеркально-скользкие дорожки – все тяжёлые участки помогала палка преодолевать Агриппине. Сухая бабулькина рука с покорёженными артритом пальцами не была такой горячей, как у бежавшего по лыжне Платоши, но и её тепло тонко ощущалось и вновь согревало душу.
Иногда Агриппину навещали дочери, наводили в доме порядок: к Пасхе мыли стены и потолок, стирали занавески, проветривали зимнюю одежду, подушки и матрасы. Платон приезжал всё реже, поскольку интересы юности мало совпадают с заботами старости.
– Мама, с какой ты палкой ходишь?! Мы тебе хорошую клюшку под твой рост привезём, – как-то решила одна из дочерей.
– Зачем деньги переводить, – возразила Агриппина. – Хорошая палка, надёжно помогает. Не надо клюшку, чай, я не инвалид какой.
– Мы всё решили, мама…
– Платоша что-то давно не приезжает?
– В университет поступает. На химика. Некогда!
– Химика-а!
– Да. Говорит, скоро воды не будет хватать. Решил создать искусственную.
– Пусть сразу искусственный воздух изобретает, – посоветовала Агриппина, – а то скоро и воздуха в городах хватать не будет.
– Воздух? – переспросила дочь, не понимая, в шутку ли говорит мать или всерьёз. – Передам…
Тут и лето не на шутку «раскочегарилось». Огурцы сильно разрослись, распустили плети грядке. Надо было их поднять и укрепить, чтобы завязь не касалась земли. Агриппина, недолго думая, взяла лыжную палку – к осени дочери клюку привезут – и подставила под самую тяжёлую плеть.
Лыжная палка, уже привыкшая к тому, что перемещается со своей хозяйкой по деревне, наблюдает за неспешными изменениями в природе и окружающей жизни, по старой привычке возмутилась. Но, постояв день-другой на огуречной грядке, оглядевшись по сторонам, опять прочувствовала свою нужность. «Как же это здорово! – успокоилась она. – Как увлекательно жить, думая не о себе, а о людях. Помогать им!..»
Огурцы поспевали не все сразу, и по мере созревания палку перемещали то под одну плеть, то под другую.
Но недолог садово-огородный сезон. И вновь для лыжной палки наступила неопределённость. «Опять сарай? – вздыхала она, но вскоре легко успокоилась. – Ну и что! Там тоже есть своя жизнь». А когда она понадобится, её тут же найдут.
Лыжная палка давно не мечтала летать лёгкой стрелой, не жалела, что не стала осью в колесе, не завидовала стильным горнолыжным палкам или и супер-палкам для скандинавской ходьбы – регулируемым по высоте, с пружинкой для мягкости. Она всегда была кому-то нужна, служила… и не просто служила людям, а была им надёжной опорой.
Не успела Агриппина отнести палку в сарай, как приехали школьники из соседнего села – помочь немолодым жителям деревни. Это учитель биологии, привыкший жить по старым обычаям взаимовыручки и помощи, организовал ребят и привёз их на школьном автобусе. Кто-то сгребал старые пожухлые листья, плети картофельной и огуречной ботвы, кто-то уносил мусор, а один семиклассник вытащил палку из грядки, очистил от земли и… запустил её, как самое настоящее боевое копьё. Другой мальчишка побежал за ней, поднял и запустил снова. Один за другим ребята запускали палку в невидимую мишень, бросали её на дальность.
Один парнишка – далеко не самый сильный, а скорее, самый добрый и отзывчивый, а потому надёжный товарищ, – когда до него дошла очередь запускать «копьё», так изловчился, так неожиданно метнул лыжную палку вертикально вверх, что она полетела, полетела, полетела…
И долетела до самых до высоких до Небес.
Tags: ПрозаProject: MolokoAuthor: Игумен Варлаам (Борин)