По исламским форумам ходят портреты Толстого с подписями: «прошу считать себя магометанином» или «конечной инстанцией любого разумного человека является ислам». Ходят слухи, что Толстой тайно симпатизировал исламу, а христиане стыдливо замалчивают это.
Само собой, это неправда. Толстой всю свою жизнь вёл дневники, и по ним легко проследить, что он думал о той или иной религии. Но всё же те цитаты не взяты с потолка. Обе они — исковерканные и вырванные из контекста, но всё же слова Толстого...
Первая из переписки с тётей Толстого, Александрой Андреевной. Тётушка считала, что племянник впал в ересь, и очень из-за этого расстраивался. Лев Николаевич, в свою очередь, сокрушался, что всем не дают покоя именно ЕГО духовные поиски:
«Я часто удивляюсь раздражению, которое вызывает моё исповедание веры. Почему протестантизм, унитарьянство, магометанство не вызывают такого раздражения?»
В связи с этим он просит смотреть на себя, как на «доброго магометанина». То есть просто принять, что его религиозные взгляды отличаются, и не делать из этого трагедии.
Толстой действительно интересовался исламом. Но не больше и не меньше, чем другими религиями. Его «Исповедь» не оставляет места догадкам о Толстом-мусульманине:
«И я изучал и буддизм, и магометанство по книгам, и более всего христианство и по книгам, и по живым людям, окружавшим меня.
<...>
...я не мог принять веры этих людей, – я видел, что то, что выдавали они за веру, было не объяснение, а затемнение смысла жизни»
Но мы отвлеклись. Что там по второй цитате — той, что про конечную инстанцию? Тут всё ещё проще. Это цитата из письма Елене Ефимовне Векиловой, которая была замужем за татарином и имела от него сыновей. Сыновья просили у Елены Ефимовны разрешения принять ислам, но лишь для того, чтобы стать «своими» в татарской среде, и иметь возможность просвещать местных. Толстой эту идею одобрил.
«Как ни странно это сказать, для меня, ставящего выше всего христианские идеалы и христианское учение в его истинном смысле, для меня не может быть никакого сомнения в том, что магометанство по своим внешним формам стоит выше церковного православия. Так что если человеку поставлено только два выбора: держаться церковного православия или магометанства, то для всякого разумного человека не может быть сомнения в выборе и всякий предпочтёт магометанство с признанием одного догмата единого Бога и его пророка, вместо того сложного и непонятного богословия – троицы, искупления, таинств, богородицы, святых и их изображений и сложных богослужений»
Иными словами, не признавая ни одну организованную религию истинной, Лев Николаевич всё-таки признаёт ислам [в том виде, в котором он существовал в его время] более логичным и понятным, чем современное ему церковное христианство.
