По законам ностальгии полагается любоваться не происходящим, а тем, что произошло, вершилось и замерло. С одной стороны перед нами совершенная капсула утраченного времени, с другой – реторта, где продолжается биение жизни, не сохранившейся в ином месте, в другом виде.
Название «Снова они» провокационно. Найти большую пластинку именно этой «старой группы» дважды в жизни было чрезвычайно сложно. Шли годы, а энтузиазм одержимых прошлым искателей подпитывала только легенда о Them, услышанная новичками от их предшественников.
При четкости имиджа и громком звучании, наследие «зэмов» казалось мифом, а порой даже галлюцинацией, засевшей в памяти шестидесятников, как бутылочный осколок в пляжном песке.
В сборниках фигурировала крикливая Gloria, знакомая моему поколению по моноспектаклю, разыгранному на её основе словоохотливой Патти Смит.
Дерзкая для своего времени вещь теперь звучала стереотипно, как родственные ей Twist and Shout и Get off of My Cloud у Битлз и у Стоунз.
Запечатленный в них кураж и эпатаж прекрасной эпохи звучал стереотипно, не менее старомодно, чем богоборчество поэтессы из Нью-Йорка.
Кураж, гараж и эпатаж – всё это в «Глории» оставалось на месте, не хватало только энигмы, которой была окутана магическая музыка Вэна Моррисона, куда более доступного и знакомого нам, нежели музыка неуловимых Them.
А ведь волшебство Astral Weeks не могло сложиться на пустом месте. Даже если гений развивается самостоятельно, получая необходимое прямо из «космоса», ему надо на чем-то тренироваться.
Следы будущего следует искать там, где он начинал. Там они и остаются, подрывая ностальгический предрассудок, согласно которому «раннее» всегда сильнее того, что было далее.
Если сравнивать великое с великим, ранние диски Them – нечто вроде «Севастопольских рассказов» и прозы Достоевского, написанной им до посадки. Дальнейшая музыкально-словесная графомания Моррисона частично оправдывает эту громоздкую аналогию.
Серьезному подходу к творчеству феноменальной группы препятствует множество факторов – в первую очередь, сама серьезность. На фото мы видим группу молодых людей, позирующих в виде приблатненной компании типа «мы ребята-ежики, в голенищах ножики» – воистину они, похожие на свиту местного «воланда»-рецидивиста. Но на самом деле перед нами комбо молодых музыкантов, блистательно владеющих инструментами, несмотря на юный возраст.
Моррисон – великий фразировщик. Но вместо глубинного анализа текстовой структуры песен в голову лезут чертовщина и ономатопеическая ахинея. В репликах на английском слышатся имена советских актеров. «Адомайтис» – там, где I Don't Mind, Man, и «Луспекаев» вместо Mystic Eyes.
Шизоидный вопль Дэвида Боуи в иконической кавер-версии Here Comes The Night служит точнейшим эпиграфом к безумию Them, чья истоки – соул, фолк и ритм-энд-блюз – полностью чисты от примесей авангарда и декаданса.
Вот она, истинная задача человека, которому понадобились «Они» – разглядеть на групповом фотоснимке эмбрион будущего гения, а не поймать заново остроту магнитофонных оргий, копируя подростковые экстазы тех, для кого всё это давно позади.
Смурные ребята, «молодые и сердитые» – этой личиной эффективно маскировали свой талант и Энималс, и Стоунз, и Pretty Things. Однако лишь Them занимают в этой галерее образов стпороцентно обособленное место, напоминая разведгруппу пришельцев, загримированную по фотоснимкам бит-групп под типичную молодежь середины шестидесятых.
«Кто там»? – спрашивает красотка из ванной. – «Снова курьер из аптеки». – отвечает маньяк. Так начинается фильм Фрица Ланга «Пока город спит».
«Снова они» звучит не менее зловеще, хотя у «них» нет устрашающих вещей про мертвецов, вампиров и монстров. За исключением One Two Brown Eyes с первого диска. Название второй напоминает неточный перевод «то знову мы» – также второй пластинки «Червоних гитар».
В мастерской Them рождаются чудесные комбинации чего попало. И мы любуемся не застывшей формой, а перманентным процессом переработки. Сквозь банальность стандартов просматриваются контуры будущих шедевров Вэна Моррисона. Авторскую Could You Would You сменяет Something You Got, по которой уже прошлись и Searchers, и Moody Blues, но только голос Моррисона, вступая с затакта, звучит как соло саксофона.
Избыток каверов, которыми разбавлен первичный материал, с давних пор раздражал ценителей оригинальности. Но в тупиковой бессодержательности Route 66, Little Girl и Don’t Start Cryin’ Now есть нечто завораживающее, как есть оно, бесспорно, и в Surprise, Surprise, One More Try и других второсортных поделках Роллингов.
И форсированная реконструкция зэмовской версии Baby Please Don't Go, предпринятая великим пауэр-трио Budgie выглядит столь же уместно, как воскрешение «Аэросмитом» Train Kept Aollin’.
С другой стороны, It's All Over Now Baby Blue служит безотказной матрицей всех основных хитов Smokie, начиная с Changing All The Time.
I Can Only Give You Everything получила в СССР заслуженно культовый статус в исполнении The Troggs. С нее начинается легендарный альбом Trogglodynamite – еще одно удивительное средоточие банальности с чудотворством.
Особую роль в сохранении своеобразия Them играют композиции, написанные Томми Скоттом, который плодотворно сотрудничал в оркестровой сфере с Артом Гринслейдом.
В первую очередь это I'm Gonna Dress In Black – изощренная пародия на пафосный «Дом восходящего солнца», и How Long Baby, также окрашенная в блюзовые тона, несущяя атмосферу демонического наваждения в знойный полдень.
Обе написаны Томми Скоттом под псевдонимом M. Gillon, указующим на американское корни этих блестяще подделанных стилизаций. История с авторством прояснилась недавно, и я до последнего времени был уверен, что оригиналы затеряны в море американских сорокапяток.
Душещипательная Call My Name, также написанная Томом Скоттом, могла бы украсить репертуар Эрика Бёрдона, также как, впрочем, и Don't You Know – явный ответ на приджазованный бардизм Донована.
Остальное – всё те же ненавистные и неизбежные стандарты. Повод поразмышлять над магнетизмом Turn On Your Love Light или Out Of Sight, неподъемной для белого человека, как большинство того, что сделано Джеймсом Брауном без посторонней помощи.
Таковы основные аспекты магической поденщины. Музыканты приходят в студию, берут заведомо вторичное, то же, что играют в соседнем боксе – эстраду, блюзец, что-нибудь от Дилана, – потому что так делают все. Берут обычное и создают из него, как было сказано выше, свой динамичный номер, выстроенный таким образом, что процесс перекройки, а не её результат, остается ощутим при каждом прослушивании много-много лет спустя.
👉 Бесполезные Ископаемые Графа Хортицы