Сколько себя помню, в нашем шкафу всегда стояла коричневая банка из-под кофе, советская, хотя в то время мы жили в военном городке в Восточной Германии в далеком 1989 году, и кофе по идее должен был быть немецким. Но так как кофе в семье у нас никто не пил, банка очевидно приехала в Германию вместе с болтиками или гвоздиками в контейнере.
Я был пацаном 2 класса, а в этом возрасте тайну в железной банке не утаишь, это я по себе теперь отлично знаю.
Сколько себя помню, эта банка всегда стояла на одном месте и я всегда знал, что в нем патроны, ничего необычного: для 7-ми летнего ребенка в лесном гарнизоне в иностранном государстве, в обычном 5-ти этажном доме офицерского состава, нормально иметь дома железную банку с патронами от автомата, кажется АКСУ-74. Такие маленькие, аккуратные, красиво окрашенные в оливково-зеленый цвет в свежей оружейной смазке. Некоторые были с красной головкой, и мы точно знали, что они особенные - трассирующие. Еще были потолще - это уже АКМ калибра 7.62. Но таких было мало.
Еще я ходил на музыкалку, вслед за старшей сестрой напросился учиться играть на фортепиано, а как только открылся оружейный кружок, сразу записался и на него. Тогда пианино мне прилично опротивело, и любая возможность сбежать с ненавистных занятий притягивала вдвойне.
Это был обычный урок, нам в класс, где еще 10 минут назад мы нудно писали ноты на сольфеджио, приносили несколько боевых автоматов, и мы, 7-8 летние школьники дружно, на время собирали и разбирали автоматы.
Помню уже студентом, на военной кафедре, лет в 20 мне здорово как пригодились эти задания: прошло 12 лет, а руки все помнят, в отличие кстати от минуэтов си бемоль мажор.
Родители не запрещали мне приводить друзей, ну как не запрещали, они о этом особо и не знали: и папа и мама рано с утра уходили на службу, и с 8 до 12 и с 14 до 19, не считая школы, мы в целом были предоставлены сами себе, крме своих домашних обязанностей: обязательно дома идеальная чистота и приготовленный ужин. На ужин у нас всегда были макароны, так как они варились ровно 5 минут, и в 18:55 как раз закипала вода.
Свободное время для мальчишки 8 лет это враг, как и солдату. Солдат в советской армии непременно должен был занят с обеда и до забора. Но так как за солдатами смотрели наши родители, контроля нам перепадало не всегда, чему мы были несказанно рады.
Не помню в какой-то из дней ко мне пришел друг Дима из соседнего подъезда, наши папы служили в одном дивизионе. Он принес с собой подзорную трубу перископ, для наблюдения за противником из окопа, мы играли в войнушки, из-за шкафа выглядывая как из окопа.
Потом вспомнили про патроны. Набили полные карманы и пошли гулять. Встретили пацанов из соседнего ДОСа. Кто-то из ребят предложил разжечь костер.
Паливно разводить костер посреди леса, да еще кидать в него боеприпасы от стрелкового автоматического оружия абы где, особенно когда тебе восемь. Нужно специальное место. Для конспирации мы решили пойти в закрытую часть городка, в отделение РХБЗ.
Там всегда было чем разжиться: было много хабара - всяких ништяков в виде ампул, баллончиков, пробирок и склянок с жидкостями и порошками разных цветов. Не зная насчет коронавируса, но пробирка с сибирской язвой или зарином там наверняка была.
Еще там были кострища, огороженные кирпичным заборчиком, вот они то нам и были нужны.
Мы развели костер, кидали туда наши патроны, сначала боялись, прятались за деревьями, потом посмотрели посчитались все целы и кидали уже просто, стоя рядом у костра. Патроны громко взрывались, отлетали раскуроченные гильзы, мы из называли “розочки”.
У нас вообще была целая терминология на эти самые ништяки.
У нас были макароны: удлиненные пороховые трубки, которые любой человек сможет спутать со съедобными однофамильцами; еще были семидырки - тоже порох, но маленькие бочонки, с семью дырками с каждой стороны. Макароны - это бомбочка самая быстрая. Вставляешь ее в рот, как сигарету поджигаешь и кидаешь от себя. Оглушительный взрыв и клубы дыма обеспечены.
С семидырками сложнее, для них нужна была фольга, и они не взрывались, а горели с оглушительным свистом. Был еще карбид, но про него нечего рассказывать - он был у любого уважающего пацана, и не только в армейском гарнизоне. Про селитру и алюминиевую пудру с марганцовкой я узнал уже в союзе, эти темы уже прошли мимо так были уже старше.
Так вот, мы в костре благополучно расстреляли половину нашего боекомплекта, как вдруг вдалеке увидели быстро приближающуюся к нам группу офицеров, которых очевидно привлекли звуки выстрелов. Как партизаны мы разбежались в разные стороны. Я тоже со всех ног побежал и не останавливался до самого дома. Пацанов во дворе не было и я поднялся к себе на 4 этаж. Уже на лестничной клетке я встретил Толю. Он был младше на год или два, мы брали его в нашу банду, когда играли в прятки, он был упитанный, бегал плохо - и в качестве водилы он нас полностью устраивал: догнать он никого не мог, за то мы его догоняли быстро..
Фамилия соседа была то ли Мендельсон, толи еще как-то, точно не помню, похожа на патиссон и он был из приличной еврейской семьи, как я позже узнал от папы. Это слово я раньше не слышал, запомнил только слово, чтобы это ни значило.
Слово за слово, и я рассказал ему про наши сегодняшние приключения, про погоню и про остатки боекомплекта, которые я ему тут же продемонстрировал. Рассказал, что завтра пойдем опять, и если он захочет - тоже возьмем его с собой. На том и решили.
Напоследок для конспирации так как не до конца доверял своему “ завтрашнему "сообщнику”, мой друг, который пришел следом, взял с него слово о молчании, чтобы никому-никому не рассказывал про нас и про наши планы. Он поклялся как водится даже сердцем матери. На том и разошлись по домам.
Весь остаток дня меня мучили гнетущие сомнения, и после восьми вечера после ужина раздался звонок в дверь, по голосам я понял, что пришел Толин папа и еще один человек. Я понял, что за мной, залез под одеяло, притворился мертвым и не шевелился.
Дверь распахнулась, и меня пригласили на “допрос”. Толин отец быстро ушел, остались мы втроем, папа, я и замполит нашей бригады, как я потом узнал. Спросил, что за патроны и где мы их взяли, я соврал, что нашел в лесу. Мои друзья сказали, что нашли в песочнице. Эта легенда была ни легко запоминаемой, ни легко проверяемой, ни правдоподобной. В общем, все мы спалились по полной.
Как ни странно, никаких серьезных неприятностей не последовало: этот незаконный оборот боеприпасов прошел для всех относительно без последствий: никого не уволили в 24 часа, не отправили из Германии в Союз, не отправили на гауптвахту. Очевидно за папины былые и будущие подвиги. И не зря. В последствии его наградили медалью “За боевые заслуги”.
Гроза прошла мимо, с тех пор мы стали умнее и осторожнее, особенно с мальчиками из хорошей еврейской семьи. Может быть и не Толя нас сдал с потрохами, а может он не любил свою маму, сказать сейчас сложно. Мы его простили, но как говориться, ложки нашли, а осадок остался.
