Эта юная прелестница уже давно притаилась в одном из тайников моего сердца…
…хотя место её постоянной «прописки» — укромный уголок парижского Лувра. Зал итальянской скульптуры ХIV — XIX веков. Несколько ступенек вниз по лестнице и, повернув голову направо, просто невозможно не заметить.
Однако, не только посетители этого гигантского музея, но и опытные экскурсоводы проскакивают мимо обнажённой нимфы, сидящей у большого окна. Торопятся к знаменитым «Рабам» Микеланджело. Или поворачиваются к ней спиной, любуясь прекрасными «Амуром и Психеей» Антонио Кановы.
А мы с Вами подойдем к ней — именно к Ней! — тихонько. И заглянем через Её левое плечо в юное, чистое, но словно затенённое мимолетной досадой лицо. Увидим чуть сдвинутые брови…
…проследим за Её взглядом, устремлённым к левой ступне.
И здесь, рядом с переплетёнными пальцами ноги и руки, потрясающе выполненными итальянским скульптором-философом Лоренцо Бартолини (1777 — 1850 гг), мы наконец поймём причину Её досады: лёгкий укол в ногу. А рядом — незаметный издалека, с первого взгляда ядовитый скорпион…
«Нимфа ужаленная скорпионом», именно так называется это завораживающее творение Бартолини. — Ещё не набравшая силу, не вошедшая в пору расцвета, не принёсшая плодов, но уже обречённая красота. Высшая несправедливость бытия — ещё не осознанная, но уже неотвратимая смерть юности.
Оглушающее соседство прекрасного и ужасного!
Помню, именно сюда, к «Ужаленной скорпионом» повёл я одного высокомерного, давно осевшего в Париже русскоговорящего гида, как будто отбывавшего свою стандартную экскурсию, своих очередных ведомых: получите то, что положено и разойдёмся… Нет, не разошлись. Рассерженный снобизмом экскурсовода, в желании встряхнуть его слежавшиеся за годы экскурсоводческие клише, я предложил ему состязание: кто кого больше удивит? Он — нашу маленькую группку о семи головах, только две из которых можно было назвать бывалыми, или мы его?
Гид такой «наглости» от подопечных явно не ожидал. Сверкнул глазами и со скепсисом на лице отпустил что-то вроде: удивить вздумал? Ну-ну…
А ведь удивил! И пяти минут не потребовалось. Так хороша была«Нимфа»! Гид покивал головой — «да, проскакивал мимо, а напрасно…». И признал было поражение в нашем творческом конкурсе, однако, быстро свёл состязание вничью. Нанёс неотразимый «ответный удар», проведя подробнейшую, блестящую авторскую экскурсию по залу с полотнами Рубенса! Тут уже все мы «сняли шляпы». (А позже, уже между собой хихикали: могут ведь, если захотят!)
В общем будете в Париже, в Лувре, не проскочите мимо!
В двух словах и нескольких снимках расскажу и о другой прекрасной скульптуре, установленной уже на другом берегу Сены, в музее Орсэ. Это — «Эдип в Колоне» работы Жана-Батиста Юга.
Ослепивший себя фиванский царь сидит, обняв свою старшую дочь Антигону, последовавшую за отцом в изгнание — в деревню Колон, что под Афинами. Там целая история — запутанная и долгая. Чтобы не отвлекаться от беломраморного чуда, давайте просто посмотрим на это творение Юга. Восхитимся этим непостижимым умением старых мастеров — отсекать от глыбы холодного мрамора всё лишнее, чтобы вдохнуть в холодный камень жизнь, тепло и красоту!
А вот ещё одна моя любимица из Музея Орсэ - "Природа, раскрывающая себе перед наукой" скульптора Луи Барриа. - Как такое можно изваять из камня?! - Совершенно непостижимо!
И напоследок о другой, также не менее любимой и находящейся в Лувре скульптуре Праксителя — Венере Милосской, изваянной ещё за сто лет до нашей эры.
Ниже — общий вид и мой любимый ракурс: Венера Стыдливая с некоторым даже презрением взирает на толпы туристов, суетящихся у её ног.
К ней же, к Венере Милосской устремился, будучи в Париже в 1956 году, и великий советский писатель Константин Паустовский. И вот какие чувства, по воспоминаниям другого писателя, Даниила Гранина, это вызвало у Паустовского…
— То был один из самых первых рейсов — круиз! — вокруг Европы. В том числе Марсель и поездом в Париж на три дня. В Париже, конечно, Лувр.
Паустовский предложил мне и Леониду Николаевичу Рахманову ограничиться минимумом. Вместо того чтобы стараться обежать тысячи картин и скульптур, осмотреть в Лувре три вещи: Венеру, Нику (Самофракийскую) и Джоконду.
К тому времени лично меня уже поташнивало от музеев Греции, Италии, от мраморных шедевров, уникальных фресок, гобеленов, росписей, от множества величайших, гениальных, всемирно известных.
Предложение Константина Георгиевича мы приняли охотно. Постояли перед Никой Самофракийской, перед Венерой, Джокондой. Перед каждой довольно долго. Это было трудно. Это было как бы погружение. Нелегкое, непривычное — погружение в красоту или в совершенство, не знаю, как назвать то, чему нет конца. Поначалу становится скучно, потом приходят всякие мысли, затем чувства, среди них почему-то грусть перед тем, чего до конца постичь невозможно; тем, что в моей жизни такого совершенства, такой красоты не встречалось. Или я прошел мимо, не заметив…
Перед Джокондой я уже не томился, а довольно быстро расчувствовался. Стоял, не замечая времени. Очнулся я, заметив, что Константин Георгиевич (Паустовский) плачет. Мы переглянулись с Рахмановым. Деликатнейший Леонид Николаевич показал мне глазами: не надо обращать внимания. Заметив, как на Паустовского глазеют, я всё же тронул Паустовского за рукав.
Мы вышли из Лувра, ни на что больше не взглянув. Устали. Сели на скамейку и долго молчали.
Но действительно, как же, побывав в Лувре, не проведать «Джоконду» («Мону Лизу») кисти Леонардо Да Винчи, осаждаемую миллионами туристов со всего света?
Пробиться к ней вплотную и сделать селфи невозможно. — Сотни людей постоянно толпятся перед огороженной после покушения на «Мону Лизу» Да Винчи зоной отчуждения. Над головами мелькают фотоаппараты и камеры. Редко кто застывает в созерцании. Не до деталей. Главная цель, как пел Окуджава, — «на фоне Пушкина снимается семейство».
Я не толкаюсь перед этим бессмертным творением Леонардо Да Винчи, а иду сразу к совершенно замечательному портрету архитектора Антонио Дель Понте, висящему в этом же зале, слева от «Джоконды». И перед этой работой Джакопо Бассано я могу простоять и пять, и десять минут. — Сколько позволяет время и спутники. И в это время мне никто не мешает. — Все беснуются «под «Джокондой».
А сразу «за спиной» «Моны Лизы — Джоконды» — дивный и глубоко философский «Сельский концерт» Тициана! И тоже перед полотном — ни одного человека. Наслаждайся, сколько угодно!
Ну, вот, планировал в двух словах об одной из своих любимых скульптур — «Нимфе, ужаленной скорпионом», а получилась целая экскурсия по музеям Парижа!
Надеюсь, не утомил. А если понравилось, присылайте отзывы и пожелания! — Продолжим! В запасе и скульптуры, и коллекция потрясающей мебели в стиле «ар-нуво», хранящейся в Музее Орсэ…
Искренне Ваш, Лев Комов.
Продолжение следует… Подписывайтесь на канал "5 лучших!"
Ещё об искусстве и музыке читайте здесь - Музыкальная голытьба.
