20 июня 405 лет назад родился
Сальваторе РОЗА(Salvatore Rosa, 1615-1673), итальянский художник эпохи барокко.
Сальваторе Роза – одна из самых интригующих фигур в европейской художественной культуре Нового Времени. Вот уже минимум два столетия умы знатоков искусства, любителей истории и романтических легенд будоражит не только его творчество, но и биография.
Начать с того, что по одной из легенд, сложившихся еще при жизни мастера, будучи ребенком, Сальваторе был похищен неаполитанскими контрабандистами и несколько лет проскитался с ними, участвуя во всех мыслимых передрягах.
Далее, проявив тягу к искусству, юноша вошел в круг неаполитанских художников. Судя по всему, круг этот немногим отличался от детского окружения будущего живописца.
Та, какой мы себе представляем неаполитанскую школу живописи XVII века, сформировалась под непосредственным воздействием величайшего бунтаря в искусстве и отъявленного головореза (причем, в буквальном смысле), Микеланджело Меризи да Караваджо. Его недолгого пребывания и безусловно магического воздействия на местную художественную жизнь (до тех пор довольно сонную и совершенно провинциальную), хватило, чтобы Неаполитанская школа почти на два столетия (весь XVII и 2/3 XVIII века) заняла одно из ведущих мест в мировой художественной культуре.
Известно, что Караваджо, обвиненный в 1606 году в убийстве Рануччо Томассони, бежал из Рима. Бежал на юг, в Неаполь.
Некоторое время, вплоть до конца 1608 года, он оставался здесь, в Неаполе. Вместо того, чтобы осторожно затаиться, Караваджо, явно гордившийся репутацией отменного живописца и не менее отменного бретера, «сколотил» вокруг себя группу художников, одинаково искусно орудовавших и кистью, и шпагой. А порой – и кулаком, и дубиной. И кинжалом, и ядом. Эти люди совершенно не гнушались самым черным промыслом: контрабандой и тем, что сейчас обтекаемо называется «недобросовестной конкуренцией» (любыми способами выживали из города неугодных художников-чужаков), нападениями и попросту убийствами.
Уже после очередного бегства Караваджо – в этот раз на о. Сицилию –
художественная община Неаполя превратилась в одну из самых заметных художественных школ Италии под предводительством Хусепе Рибера (Husepe de Ribera, прозв. Lo Spagnoletto, 1591-1652), учителя Сальваторе Розы, одного из ярчайших представителей как неаполитанской школы, так и Золотого Века испанской живописи.
И – одновременно – в банду головорезов, наводящую ужас на всех неугодных. В художественную мафию, если хотите. Действовавшую с напором и кровожадной беспринципностью, достойными ее позднейших преемников.
Известно, что корифей болонской школы академист Гвидо Рени – чье имя тогда гремело по всей Европе и кто был прямым конкурентом местных художников – едва убрался живым из Неаполя. Бытует также легенда о том, что другому болонцу, Доменикино (Доменико Дзампьери, 1581-1641), не менее знаменитому представителю академизма, чем сам Г. Рени, прибывшему в Неаполь для росписи сокровищницы в соборе св.Януария, ноги унести так и не удалось. Якобы он был отравлен. И не кем бы то ни было, а именно этой неаполитанской караваджистской «богемой». Вполне вероятно, не без участия героя нашего рассказа.
Наконец, что подтверждено уже совершенно документально, сам Сальваторе Роза входил, наряду с некоторыми другими живописцами Неаполя в так называемый Отряд Смерти (возможно даже возглавлял его). Это было своего рода партизанское Движение Сопротивления Южной Италии XVII века, которая задыхалась под гнетом испанских властей. Тут уже речь шла не просто о выдавливании жалких конкурентов по кисти. Это была деятельность внешнеполитического характера – с применением, однако, всё тех же знакомых мер воздействия – запугиваний, налетов, грабежей, разбоя и убийств.
Отряд Смерти был настолько знаменит своими лютыми выходками, что «сам Мазаньелло (вождь антииспанского восстания в Неаполе 1647 года, Томмазо Аниелло д’Амальфи, 1620-1647) аплодировал его смелости». Однозначно, Отряд Смерти примкнул к стихийному кровавому восстанию Мазаньелло, закончившемуся как кошмарная фантасмагория. Восстание потерпело поражение, сам Мазаньелло был обвинен своими же приспешниками в безумии и предательстве, убит и обезглавлен, тело его было выброшено обезумевшей толпой вчерашних повстанцев в сточную канаву. А уже через день после чудовищной расправы - похоронен с почестями, достойными великомученика – теми же самыми людьми, кто растерзал его накануне.
Не правда ли, эта история так напоминает реалии самых ближайших к нам дней?!
Всё это пишется не в осуждение никому из участников тех событий.
И не во имя переосмысления и даже разрушения «дутых авторитетов» (хотя, почему бы и нет?).
И уж точно, не с целью произвести скандал. Все эти сведения давно известны, опубликованы, подтверждены.
Всё это – лишь повод в очередной раз задуматься (тем более, вспоминая всё те же современные реалии) о том, стоит ли верить пушкинскому Моцарту, произнесшему знаменитое:
«А гений и злодейство – две вещи несовместные»?
И о том, имеем ли мы вообще право судить и осуждать кого бы то ни было? И если «да», то с каких позиций?
С человеческих?
С творческих?
Ведь они, как и элементы пресловутой пушкинской антиномии, порой также «несовместны».
Тот же Пушкин (если уж хвататься за него, как за сомнительную нравственную «соломинку») писал в другом произведении:
«Пока не требует поэта
К священной жертве Аполлон,
В заботах суетного света
Он малодушно погружен;
Молчит его святая лира;
Душа вкушает хладный сон,
И меж детей ничтожных мира,
Быть может, всех ничтожней он.»
_____________________________
«Поэт», 1827 г.
Что касается человеческих качеств, то на сказанном нами стоит остановиться и отпустить Розу - человека в персональное вечное плавание по Реке Стикс.
Не нам его судить.
Мы его не знаем.
Мы можем только угадывать его характер, воображать его душу, мифологизировать его личность...
Что касается творчества, то Роза - художник перед нами весь, как на ладони.
И здесь, прежде всего, нужно сказать, что итальянское барокко нашло в лице Сальваторе Розы, пожалуй,
своего наиболее радикального выразителя.
В творчестве Сальватора Розы причудливо переплелись черты всех тогдашних художественных течений:
от караваджизма и его беспощадно-пристального вглядывания в мрачные и низменные уголки души человеческой (в духе Хусепе де Рибера и всей неаполитанской школы 17 века) и от барочного макабрического ill stile stravaganzo - через приемы зрелого Барокко в духе Рубенса и Бенедетто Кастильоне – до ортодоксального классицизма в духе Никола Пуссена и Клода Лоррена.
Такая эклектическая "пестрота и разбросанность" манеры во многом объясняется подвижным и контактным, запальчивым и азартным – вплоть до криминальных наклонностей – характером художника, которому, как мы выяснили, «чистого» искусства было недостаточно, чтобы насытить алчущую сильных эмоций душу, а также обширной географией его жизни.
Стилевое и жанровое разнообразие работ художника удивляет.
Диапазон искусства Розы охватывает практически все известные на тот период жанры искусства:
он писал многофигурные исторические, религиозные, мифологические, фантастические полотна (с немалой толикой макабра в духе Босха и Брейгеля) , "ученые аллегории", портреты, натюрморты, пейзажи.
Справедливости ради нужно отметить, что фигуративная живопись – в снятом виде – далеко не лучшая часть наследия мастера. Как он ни пытался доказать свою универсальность, но ему не доставало крепости рисунка и кисти в написании человеческих фигур. Физиономии персонажей его картин часто либо небрежно трактованы, схематичны и невыразительны, либо подчеркнуто карикатурны.
Но, как всякий умный художник, Роза умел превращать дефекты в эффекты.
Склонность к шаржированию и к причудам живого воображения привела его к написанию фантасмагорических сцен, вроде «Искушения святого Антония», «Саула у Аэндорской волшебницы», «Сцен колдовства».
Эта же страсть замечать харáктерные и нетривиальные черты внешности людей привела его к написанию портретов.
В том числе – многочисленных автопортретов.
При этом – каждый раз – это не портреты-документы, это портреты-образы, эмоционально и идейно насыщенные и даже несколько театральные (кстати, Роза подвизался в драматургии и сам выступал на сцене).
Скорее всего Сальваторе Роза, как истинный сын своего времени – человек Эпохи Барокко – не мог и не хотел сосредотачиваться на обычном человеке, как таковом.
Ему – в отличие от художников Ренессанса и даже в отличие от многих его современников, мастеров Барокко, в т.ч. коллег по неаполитанской школе – одного Человека было мало.
Ему нужен был весь мир.
Для него Человек- это не Венец Творения, а всего лишь жалкая игрушка в руках непостижимого и грозного Бога, малая часть огромного неизведанного мира. Сотрясаемая теми же бурями, теми же стихийными движениями, что и горы, воды, небо, планеты и звезды…
Поэтому человеческие фигуры у Розы ценны не сами по себе – своей телесной и духовной красотой – а только, как часть пространства полотна. Как неотъемлемая часть целого художественного образа Большого Мира Материи и Духа, страстного, бурлящего, исполненного вихревого движения…
Лучшее, что создал Сальваторе Роза – это батальные сцены и «героические» пейзажи.
Это - те жанры, где можно было соединить сразу всё и где кисть мастера упоенно купалась в стихии, в открытых эмоциях, в свете и мраке, в цвете…
Несмотря на необузданный нрав художника, сюжеты его полотен изобличают в авторе тонкого эрудита, знатока древней истории, мифологии, литературы. А не просто «тротиловую шашку темперамента», бойца из Отряда Смерти с кистью и палитрой наперевес.
И это неслучайно.
В юности Сальваторе успел недолго поучиться в неаполитанской Коллегии Сомаска ( Clericа Regularа Congregationis Somascha ), содержавшейся братьями-иезуитами. В ней преподавали богословие, литературу, древние языки, гуманитарные науки. Правда, и здесь наш герой надолго не усидел на месте... Но и этих немногих усвоенных уроков хватило Сальваторе, чтобы считаться одним из образованнейших людей своего времени.
В его произведениях есть место не только "неаполитанским страстям", но и философским раздумьям (правда, весьма расхожим для той эпохи – но этим-то они и характерны, и ценны, как свидетельства эпохи!) о бренности, трагичности, непостижимости и даже бессмысленности суетной повседневной жизни...
Стоит добавить, что Сальваторе Роза, наряду с Рембрандтом, Риберой и Бенедетто Кастильоне, считается одним из лучших мастеров офорта своего времени. Кроме того, Роза был виртуозным музыкантом и талантливым поэтом.
Его творчество оказало значительное влияние на художников последующих поколений.
Особенно пристальное внимание на него обратили мастера периодов предромантизма и романтизма (конца XVIII – I пол. XIX в.в.),
чему, в том числе, во многом поспособствовали легенды о "художнике-контрабандисте".
Без очевидного и засвидетельствованного воздействия Розы было бы немыслимо творчество Гойи и Тёрнера. Не пугали бы и не завораживали нас новеллы писателя-романтика Э.-Т.-А. Гофмана.
Романтизированная биография самого художника стала ходким сюжетом для книг, картин, музыкальных произведений…
Для художников и писателей-романтиков имя Розы стало нарицательным, своего рода синонимом понятия "романтический гений".
Не удивительно при этом, что неровное и взрывное по энергетике искусство мастера было столь нелюбимо всевозможными академическими корифеями 17-19 веков. Как мы выяснили, эта нелюбовь основывалась не только на идейно-художественных разногласиях…
_______________________________________________
© Агранович В.А. - текст;
Фото- из свободных источников и личной коллекции автора.
_______________________________________________
