Автор: Ирина Жигмунд
Теперь о том, как меняются костюмы в снах наших героев.
Но я не могу говорить только о костюмах, вырвав их из окружающего их дизайна. Ведь костюмы и декорации работают как единое целое: «Дизайн костюмов во многом отражает движение сюжета, помогая развитию характеров персонажей, - объясняет художник по костюмам Джеффри Кёрланд, - Персонажи двигают сюжет, а актеры, режиссер и художник по костюмам помогают создать эмоциональный фон фильма посредством его визуального воплощения. Иными словами, стиль и цвет помогают следить за сюжетом, помогая зрителю понять, когда и где находится персонаж".
Кобб и его команда – прекрасные имитаторы. Соответственно, каждый сон, который они воссоздают для своих «жертв» тонко и четко стилизован под конкретного человека.
Первый сон в этом фильме – о Японии. Действие происходит в очень красивом интерьере. Гай Хендрикс Дайас отмечает: «Для стен столовой мы использовали растительные и животные мотивы – хвойные деревья и ястребов; источником вдохновения послужил замок Ниджо, построенный в 1603 году. Но при создании площадки никто не задавался целью исторической реконструкции; в ней заметны и другие типы японской архитектуры, а также веяния западной цивилизации. Получилось слияние различных стилей, создатели фильма старались дать скорее общее представление о японской культуре, а не отображать что-то конкретное». Так же одет и персонаж – японец, не в классическое кимоно, но и не в современный костюм.
Художник по костюмам рассказывал в своем интервью: «Я очень подробно изучил традиционную японскую одежду, зная, что мне надо внести этот элемент в одежду персонажа Кена в самой первой сцене, происходящей в загадочном месте, которое нельзя опознать - это было идеальной декорацией для представления зрителям очень важной реальности фильма – реальности сна. Поскольку персонаж в ней - высокопоставленный японский бизнесмен, я хотел показать, что он уважает старину, но все-таки сам мыслит весьма прогрессивно».
Остальные персонажи одеты торжественно, всем своим видом выказывая, в японских традициях, уважение к хозяину дома, а поскольку Кобб выдает себя за специалиста, способного охранять чужие тайны в снах, то и одет он как охранник: черный костюм, белая сорочка, черный галстук. Также он будет одет и во второй раз, когда будет выдавать себя за шефа охраны Фишера.
Вообще, один из часто задаваемых в жизни вопросов: «Видите ли вы цветные сны?». Действительно, мы редко запоминаем цвет в наших снах. Не то, чтобы они черно – белые, но и нет ощущения цвета, за редким исключением: «помню, на мне было голубое платье», при этом мы, скорее, помним не цвет, а понимание цвета: «Я не видела, я знала, что оно голубое». Видимо, поэтому все костюмы героев, погруженных в сон, не яркие, нейтральные по цвету. Нет ни ярких пятен, все погружено в серые, бежевые, пыльные тона. Например, когда после «японского сна» мы попадаем в сон Нэша, старого архитектора Кобба, то видим всех одетыми в бежево – серые, очень светлые костюмы.
Когда попадаем в сон Артура, где воспроизводится мир «жертвы» Фишера – то мы видим всех персонажей одетыми в разные оттенки серого цвета с небольшими вкраплениями черного.
Этот сон интересен еще своим стилем. Мир Фишера – мир бизнеса – жесткий, современный, графичный. Это проявляется и в дизайне помещений и в одежде окружающих его людей. Даже женские костюмы и платья имеют графический декор – будь то платье лже-блондинки или костюм Ариадны.
«Я не хотел датировать фильм, поэтому попытался создать масштабный мир бизнеса, и интригу с некими метафорическими архитектурными аллюзиями. Да, я старался опередить время, не впадая при этом в футуризм. Это позволило мне путешествовать из реального мира в сон и обратно, сохраняя некую стилизацию, которая отражала бы описанные в сценарии ситуации», - рассказывал Джеффри Керланд. Для этого сна художнику по костюмам пришлось решить задачу, как сделать так, чтобы зритель поверил, что все персонажи находятся в зоне гравитации.
Керланд отмечает: «Одежда в этих сценах не должна была висеть, ведь в условиях нулевой гравитации она парит. Нам пришлось приделать к вещам тонкую проволоку, чтобы быть уверенными, что они будут держать форму, а также закрепить галстуки, чтобы они не болтались туда-сюда». Так же он добавил такие детали, как торчащие шнурки, которые не висели в этих сценах, выдавая наличие гравитации. На бесконечно меняющиеся плоскости пола, стен, потолка, зрителю намекнули еще в учебном сне Артура. В нем присутствовала лестница, заимствованная из графической работы «Относительность» нидерландского художника М. Эшера, известного своими мозаичным дроблением плоскости.
Кстати, в учебных снах Кобба и Артура костюмы сохраняют свою яркую гамму. Это понятный визуальных ход режиссера – мы вместе с Ариадной не должны понимать, что уже находимся в сне. Эти рамки «сон – явь» здесь сознательно разрушены. Во сне Имса, который Ариадна называет "уровень "больница", на самом деле мы видим заснеженную гору с бетонным сооружением наверху. Но все вокруг визуально стерильно белое и холодное, как больничный кафель. Одеты все, соответственно, тоже в белое. Кстати, этот ход присущ снам - знать, что ты находишься в больнице, а между тем, видеть военный объект и горы.
Сны самого Кобба, в которые попадает Ариадна, не такие тусклые, как сны совместные. Они наполнены болью (заброшенный остров), любовью (Париж), воспоминаниями (дом и дети). В них много хаоса и внутреннего саморазрушения, потому осыпаются небоскребы вокруг. «Лимбо Сити когда-то был модернистским идеальным городом, но позже начал разваливаться, исчезая в море подсознания Кобба», - объясняет Пол Франклин , vfx супервайзер фильма. «Крис хотел, чтобы они по своему поведению больше походили на ледяные утесы айсбергов». Айсберг - это очень сильный образный визуальный ход: холод, смерть, фатальная неизбежность...
Мэл – проекция, тень умершей жены, поэтому в этих снах всегда появляется в платьях мрачных тонов, цвет которых практически неразличим. Это оттенки синего, лилового, коричневого цветов. Но очень темные, почти черные, как и тень, которую отбрасывает человек…
И последнее.
Никого не оставили равнодушными дети Кобба в этом фильме. Много споров вокруг их возраста и одежды – создается ощущение, что в финальной сцене дети выросли, но одеты также. «Костюмы детей отличаются в финале, посмотрите еще раз», - говорит художник по костюмам. На мой взгляд, неспроста яркий розовый цвет у сарафана дочери – это та красная нить, которая пульсирующей болью Кобба проходит через весь фильм.
То, что в конце дети выглядят старше (девочка уж точно), но одеты они по стилю и цвету похожие костюмы может говорить о многом, а может ни о чем, иначе Нолан не был бы Ноланом.
