Довольны остались почти все. Женщины получили отрезы на платья, мужчины – на рубашки, но счастливее всех выглядели молодые трактористы, работавшие с начала войны на разных работах в поле, на ферме, а потом, обученные Григорием, – на тракторах. Им были вручены велосипеды. Моментально окруженные ребятишками, они чувствовали себя и смущенными, и счастливыми. Они не стали ждать продолжения собрания и ушли из клуба прокатиться на подарке, пока позволяет погода.
Александра и Федор шли домой уставшие, но счастливые.Они не остались на застолье, потому что малыш уснул и его нужно было нести домой. Федор нес уснувшего Жорика, не дождавшегося окончания торжества. Уже начинало смеркаться, улица была пустынна. Александра держала под руку Федора, изредка прижимаясь к его плечу. Федор был счастлив. Рядом любимая Шурочка, на руках сын, на груди заслуженные награды. Впереди счастливая жизнь. Чего еще желать? Они шли молча, но им было хорошо. Александра первая заговорила:
- Видел Гришку с Верой?
- Видел, а что?
- Ты заметил, что Вера в положении?
- Нет, не заметил. А что, это правда? Кто тебе сказал?
Александра засмеялась.
- Эх вы, мужчины! Про это не надо говорить, женщину в положении сразу видно. Даже по лицу.
- Ну наконец Григорий тоже поймет, что значит быть отцом.- Федор с нежностью прижал к себе спящего сына.
Александра с благодарностью посмотрела на мужа. Она уже не сомневалась: Федор - действительно хороший отец, и у нее больше не возникало мысли о том, кто на самом деле является отцом мальчика. Отец – это тот, кто вырастил, кто любил его, переживал за него. Значит, это Федор, и больше об этом она думать не будет.
Она осторожно раздела малыша, уложила в кроватку, беспокоясь о том, что он уснул некормленый: она не думала, что праздник так затянется. Ну ничего, захочет есть – проснется. Сняв платье, Александра полюбовалась медалью и повесила платье в шифоньер. Она давно не пользовалась сундуком, доставшимся ей как приданое, по наследству. Его сделал отец, и он стоял в доме матери, пока не перешел Александре. А шифоньер привезли из районного универмага. Он был тяжелый, но почти во всю дверь было зеркало. Александра очень волновалась, пока его сгружали и несли в дом.
Федор в это время управлялся во дворе. Он положил корм телке, закрыл кур в их сарае, закрыл калитку на засов. Подходя к двери, подумал, что надо выложить дорожку от калитки к дому кирпичом. Конечно, для этого сойдет и битый, главное – к дому не нужно будет нести грязь, и Шура так хочет.
Он вошел в дом. Александра поставила на стол тарелку с холодной вареной картошкой, в коридоре шумел на керосинке чайник.
Александра вспомнила, что у нее закончилась трава, которую она взяла у Силантьевны. Эту траву она давала тем, кто не хотел рожать. Кому-то помогала, а кому-то нет. Александре она не хотела давать:
- Ну куда тебе такая трава? Что у тебя их – семеро по лавкам бегают? Как у Смирнихи? Тебе надо еще двоих родить, тогда приходи.
Александра выпросила у нее хоть немного:
- Силантьевна, через год рожу. А пока помоги!
Вздохнув, старуха завязала в узелок траву и отдала ей:
- Может, грешу я, прости меня, Господи! Бери! Только знай, Шурка, Бог не Тимошка – видит немножко. Сейчас ты не хочешь дитя, а потом он тебе не даст.
... Как в воду глядела старуха. Не случилось больше родить Александре детей. Варька наплодила пятерых. Вышла замуж в сорок восьмом за приезжего зоотехника, уехала в соседнюю деревню, он там председателем сельсовета стал. А Александра все работала, зарабатывала больше любого мужика, все в дом, во двор. А когда Жорику исполнилось 5 лет, внезапно умер Федор...
... Лето пятидесятого выдалось хорошим. Уже забыли голодные сорок шестой и сорок седьмой, когда пришлось почти всех кур пустить под нож – нечем было кормить зимой. Летом они сами находили какой-нибудь подножный корм, а зимой перестали даже ходить. По всей деревне стоял запах куриного бульона. А в колхозе почти вдвое стало меньше коров.
Теперь все встало на свои места. Урожай ждали хороший, сена по весне накосили много – хватит на зиму. Федор тоже ранним утром уходил косить сено своей корове, потом шел на работу, после работы снова шел косить сено. Он похудел, все больше хромал.
Матрена, приходя в гости, говорила:
- Что ж вы так убиваетесь на работе? Нельзя ж так! Федя, ты посмотри на себя – одни глаза остались! Шура, чего вам не хватает? В доме все есть, а тебе все мало!
После ее ухода Федор как-то сказал:
- Шура, может, и правда, отдохнем, дочку родим?
- Ты с ума сошел? Какой отдых? Надо во дворе кухню строить, дом железом покрыть, забор покрасить. А где денег взять на все это?
- Шура, - пытался уговорить жену Федор, - у нас полсотни уток, кур я даже не знаю сколько, по осени продадим, все купим. Картошка всегда остается, весной продадим.Давай лучше на курорт съездим. Вон Гришка с Верой ездили в санаторий, так Григория не узнать, помолодел даже.
- Делать им нечего! Чего на них равняться? Верка рожает почти каждый год, уже две девки родила, опять в положении ходит. Может, и нам нищету плодить?
Федор начинал раздражаться:
- Какую нищету? Кто лучше нас живет в селе? Только вот ребенок у нас один, таких в деревне точно нет. Разве что Наталья, так у нее мужа нет. У тебя красивые платья, модные туфли, а мы даже в кино не ходим – все в своем хозяйстве возимся.
Александра злилась:
- Я хочу, чтоб у нас все было лучше всех! Чтоб наш сын ни в чем не знал недостатка!
Потом остывала и говорила:
- Хорошо, в следующем году поедем в Кисловодск. Потребую путевку, я ж передовица, и ты орденоносец, имеем право!