Александра закончила косить кукурузу на поле возле лесополосы. Стебли лежали в рядах, сложенных Васькой, работавшим на лобогрейке. Когда косят пшеницу или ячмень, на ней может работать и женщина, хотя не зря эту косилку называют лобогрейкой – сколько потов сойдет со лба у того, кто, сидя на этой косилке, вилами должен сбросить с площадки скошенные стебли, уложить их в валки. Но кукуруза – дело другое. Тут женщине не под силу. Конечно, обычно кукурузу лобогрейкой не косили – слишком толстый у нее стебель. Но в этом году кукуруза вышла хилой, тонкой, поэтому решили попробовать убрать ее жнейкой. Перед войной кукурузу вырубали специальными топорами небольшими, потом пропускали через сичкарню, измельченные стебли запаривали и тем кормили скотину, если нет другого корма. В этом году, наверно, тоже придется так кормить коров.
Александра решила спросить у соседей, которые сажали кукурузу только на зерно, не отдадут ли они ботву кукурузную ей. Телку надо докормить до весны. Сена совсем мало, а солома – плохой корм. Да и соломы в этом году почти нету.
Приведя трактор в бригаду, она увидела Григория. Он вышел ей навстречу, подождал, пока она выйдет из кабины трактора.
- Ну как техника? Не подвела? - спросил он, стараясь быть совершенно спокойным.
- А почему она должна была меня подвести? Я свой трактор всегда готовлю к работе.
- Я знаю. Теперь я буду бригадиром тут. Председатель назначил. Но это пока я не поправлюсь совсем.
Александра смотрела на Григория и ее сердце уже не волновалось так, как раньше. В нем она нашла только жалость. Перед нею был худой, больной человек, хотя и молодой.
-Как здоровье? – спросила Александра, открывая капот трактора. Она всегда проверяла машину перед тем, как идти домой.
- Нормально, - ответил Григорий, - немного привыкну к работе, а то почти два месяца валял дурака.
Он подошел к Александре.
- Ты иди, а я посмотрю твой трактор. Да и ребята посмотрят. Они уже разбираются не хуже нас с тобой в тракторе.
- Да я привыкла сама... – попыталась отказаться Александра.
- Привыкай к другому. А у тебя и дома, небось, работы хватит.
- В контору зайду. Надо кукурузу ставить в снопы, а то вдруг дождь пойдет, - проговорила Александра.
- Ну, дождь навряд ли пойдет! А ставить ее, конечно, надо.
- Тогда я пошла, - Александра чувствовала, что Григорий хочет что-то сказать, и поэтому не спешила уйти.
- Слышь, Шура, - Григорий подошел к ней ближе. – Я хотел спросить, как ты живешь?
- Хорошо, - просто ответила Александра. – А ты?
Григорий не ответил на ее вопрос, а снова спросил:
- А как там Жорик? Растет?
Александра улыбнулась.
- Растет, а что ж ему делать. Второй годик уже.
Чуть помолчав, спросила:
- А что ж вы не заводите дитя? Или Вера не хочет?
Это звучало жестко, даже жестоко: она ведь знала, как страдает от этого Вера, как хочет ребенка Григорий.
Григорий молчал. Он понимал ее сарказм, чувствовал свою вину перед ней, но ведь сейчас он страдает больше, чем она. У нее есть сын, есть Федор, который ее любит и, как думалось Григорию, Федор догадывается, чей ребенок у Шуры. Если они захотят, у них будут еще дети. А у него... Эх, если бы вернуть те дни! Схватил бы он Саньку, пока она отдавалась ему вся, без остатка, и никому не отдал бы! А он испугался неизвестно чего. Еще в тот вечер, когда Она позвала Федора на глазах у него, он понимал, что это вызов ему, но ничего не сделал, отдал ее Федору... А что ей оставалось делать? Ждать, когда живот на нос полезет? Но что сделано, то сделано!
- Хочет, - ответил он. – Но пока не получается. А ты что второго не рожаешь? Или не хочешь от Федьки? – в его вопросе звучала и ревность, и желание тоже сделать ей больно.
Александра молча отвернулась, прошла в хибарку, переоделась и ушла. Всю дорогу она думала о словах Гришки. «Не хочешь от Федьки?» - она понимала, что сказал он это в ответ на ее жестокие слова. Но не объяснять же ему, что будут еще дети от Федора, а пока нужно обзавестись хозяйством, обустроить дом и двор. Пусть Жорик подрастет, помогать начнет, а там можно и второго завести.
В конторе не было никого, кроме Варьки да учетчицы, которая подсчитывала трудодни за сегодня. Варвара, увидев сестру, поднялась, заговорщически подмигнула ей, дескать, выйдем! и первая пошла на крыльцо. Александра последовала за ней.
- Слушай, вчера было правление колхоза, знаешь, что решали? – она говорила тихо, но видно было, как ее распирало от желания рассказать секрет.
- Откуда мне знать? – Александра пожала плечами.
- Награждать будут медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне»!
Александра молчала, глядя на сестру.
- Знаешь, кого будут награждать?
- Что ты все спрашиваешь? Я откуда знаю, что тут в правлении говорят?
- Тебя! – Варька ждала реакции сестры.
- Почему только меня? Что, я одна работала? – Александра проговорила это громко, с удивлением.
- Ну почему только тебя? - Варвара снизила голос, оглянулась вокруг, будто выдавала какую-то страшную тайну. – Вас всего пять человек. Ну, сколько медалей выделил район. Ой, что тут было! Как спорили , кому давать медаль! Председатель говорит, что их всего пять, а правление кричит, что все работали! Ужас!
Александра молчала. Известие было, конечно, приятным, но в то же время возникла неловкость. Действительно, работали все, редко кто отлынивал, а награждают всего пятерых. Она вернулась в контору, подошла к учетчице.
- Я скосила кукурузу, ее надо связать и поставить, - сказала она.
Надежда на секунду оторвалась от бумаг, ответила:
- Завтра пошлю баб, свяжут.
Продолжение