Дореволюционная Рига долго оставалась прежде всего немецкой, но титульной нации в городе было всё меньше. А русские играли всё бóльшую роль в жизни города, а одной из самых заметных групп русских рижан в то время были старообрядцы.
Гонения на этих православных старого образца продолжались с переменным успехом со времени Раскола и до манифеста Николая II 1905 года, который наконец уравнял их с "каноническими" верующими.
Староверы бежали из крупных городов и населённых районов на окраины империи и даже в сопредельные страны - недаром крупнейшее объединение старообрядцев, так называемая Белокриницкая иерархия (в нынешней России оформленная как Русская православная старообрядческая церковь) возникло в 1840-е годы в нынешней Черновицкой области Украины, тогда в составе Австрийской империи.
Впрочем, уже при Екатерине II староверам были сделаны определённые послабления, был отменён двойной налог и даже были построены старообрядческие церкви в предместьях крупных городов, и в дальнейшем настоящих репрессий с казнями и пытками уже не происходило. Но древлеправославные христиане по-прежнему перемещались ближе к окраинам империи, где и контроль был послабее, и на фоне других иноверцев и инородцев старообрядцы меньше раздражали местное начальство.
Латгалия, регион на востоке Латвии, с XVIII века стал местом большой концентрации староверов; потом, с началом активной урбанизации и экономического бума, древлеправославных христиан как крупнейший прибалтийский город стала притягивать Рига.
Да, в XIX веке староверов уже не истребляли физически, но строить свои храмы им почти при всех императорах запрещалось.
Старообрядцы быстро стали богаче и образованнее среднестатистических православных по той же причине, по которой это произошло с евреями: постоянные гонения способствуют положительному отбору в сообществе и повышают цену нематериального богатства - такого, как образование (потому что его нельзя отнять). Ну и нелюбовь к пьянству, тоже способствующая накоплению капитала - ещё одно общее качество староверов и евреев. Как результат, среди первых крупнейших капиталистов России было немало купцов-старообрядцев, и к началу XX века немалая часть национального богатства (на порядок бóльшая, чем доля староверов в населении) находилась в их руках.
И в 1905 году, когда была введена полная свобода совести для старообрядцев (их наконец уравняли в правах с мусульманами, католиками, протестантами и другими иноверцами), у староверов оказалось достаточно средств, чтобы в кратчайшие сроки построить десятки храмов, моленных и других общинных зданий.
Рижская Гребенщиковская община - крупнейшая в мире беспоповская старообрядческая община. Беспоповцы - это та часть староверов, которые после Раскола решили, что теперь не может быть истинно православного духовенства; ведь в священники может рукоположить только епископ, а епископов у старообрядцев не осталось. Перебежавших от официальных православных священников они не признавали, и поэтому, когда умер последний изначально оставшийся в старой вере священник, беспоповцы стали молиться, исповедоваться и креститься без священников, под руководством избранных мирян. Поэтому у них не церкви, а моленные - с иконостасом, но без алтаря.
Рижские беспоповцы поморского согласия построили себе моленную ещё при Екатерине II, в XIX веке отстроенную в камне и превратившуюся в крупнейший в мире храм беспоповцев. После полной легализации староверов при Николае II была пристроена колокольня с шлемовидной главой.
Гребенщиковская моленная и община вместо раннего и радикального Советского Союза оказались в независимой Латвии, и это подарило местным староверам не 10 лет, как в России, а все 35. И местная община не была репрессирована и уничтожена, как большая часть старообрядческих сообществ СССР, а после войны, когда Латвия была аннексирована, отношение к религии у нас уже было гораздо терпимее. В итоге Гребенщиковская община стала древлеправославным центром всесоюзного значения.
Староверы и сейчас имеют репутацию людей замкнутых и суровых, не всегда благосклонных к чужакам: могут прогнать, могут вообще не ответить на вопрос, а могут пригласить в дом и напоить чаем, но потом разбить чашку, из которой ты пил - дескать, осквернена.
Но мне почему-то всегда везло со старообрядцами, не считая одного неприятного случая в Москве - тоже, кстати, в беспоповской поморской Преображенской общине. Меня охотно пускали за ворота, а иногда даже в храм, а один раз (в Верее,) дошло до того, что накормили обедом. Я сразу заметил одно характерное отличие древлеправославных от просто православных. Представители "официальной" церкви не очень любят вопросы и рассуждения (хотя есть и исключения, конечно). И фраза "хотел просто зайти, посмотреть" в качестве причины посещения храма им скорее всего не понравится - мол, ходют тут всякие любопытные, а в церкви не рот разевать надо, а молиться!
А со староверами всё не так: по моему опыту, им скорее приятен интерес и мотивация "я хочу посмотреть как у вас всё устроено". Более того, при таких намерениях рискуешь нарваться на мини-лекцию об особенностях древлеправославного догмата от простого на вид церковного сторожа.
Мне даже казалось, что любопытствующий мирянин-атеист больше импонирует старообрядцу, чем верующий, но не очень рассуждающий православный - ведь с первым скорее возможен диалог и обращение.
Покружив с полчаса по кривым улочкам Московского форштадта, или попросту Маскачки - бывшей восточной окраины, всё ещё имеющей репутацию "самого неблагополучного района Риги", я вышел к массивным воротам, над которыми возвышалось узкое четырёхэтажное здание под двускатной крышей и прилепленная к нему справа высокая колокольня.
Ворота были открыты, за стеклом сторожки дремал мужик средних лет, с совершенно прямоугольной бородой. Я сделал круг, набрался смелости и легонько постучал в стекло.