Жить становилось все труднее. Только что вздохнули после войны, когда все шло на фронт, «для победы»». Казалось бы, можно подумать о мирной жизни с достатком, и вот нате вам! Запасы зерна подходили к концу, скотину кормить было трудно уже в августе, так как все пастбище высохли, представляли собой грустное зрелище: на всем пространстве кое-где торчали сухие стебли полыни или лебеды, по степи летали колючие шары перекати-поля.
Александра каждый день приносила небольшой мешок травы, добытой в лесополосе, хотя косить там разрешалось только для нужд колхоза. Она рвала ее руками под деревьями, где уже прошли колхозные косари и куда не доставала коса. И хотя все было вроде бы законно, все-таки несла она эту траву с осторожностью, стараясь сделать это после заката, не попадаясь на глаза никому. Чаще всего она ждала где-то Федора на его бедарке, и он укладывал мешочек вниз себе под ноги. Это было необходимо для их телочки, которая уже подросла и которую нужно было кормить. Ее уже можно было отвести к быку, но мать Александры сказала, чтобы они повременили: она помнила, как в голодный тридцать третий их корова не доносила теленка и сбросила его. Тогда не смогли уберечь ни корову, ни теленка. Корову дорезали и съели, а телка не смогли: когда его обнаружили, есть его уже было нельзя. У Александры сердце кровью обливалось, когда она смотрела на вваливающиеся бока своей скотинки. Они надеялись, что скоро будут с молоком, что Жорик будет есть творог, сметанку столько, сколько захочет... А пока приходилось довольствоваться тем, что брали у свекрови литр молока в день. Ее корова тоже не давала уже столько молока, чтобы и сдать по продналогу, и кормиться самим. Свекровь часто ворчала, что если бы они не перешли в свой дом, было бы легче: втроем можно было заготовить корма для одной коровы больше, чем для двух...
С огорода тоже было мало проку: картошка высохла, не успев зацвести, поэтому клубни были маленькими и сморщенными. В селе ее выкопали еще в начале августа, потому что смысла держать ее в земле не было, а ботва уже давно сгорела. Все больше на лицах колхозников появлялась озабоченность завтрашним днем. Впереди зима и, скорее всего, голодная. Во многих дворах уже не стало свиней, коров - их пришлось порезать, чтобы не дождаться их голодной гибели. Кто-то засаливал мясо на зиму, чтобы иметь хоть что-то, а кто-то устраивал праздник живота, не думая о том, что будет завтра.
Григория выписали в середине августа. Он появился в селе похудевший, побледневший, но взгляд был все тот же: внимательный, даже
Вера порхала от радости. Одно огорчало: врачи прописали Григорию усиленное питание, жиры, молоко. Но с этим как раз была некоторая напряженность. Добыть молоко в селе становилось все сложнее. Количество коров уменьшилось, а за молоком на ферме был строгий контроль. Доярки, конечно, могли, как и раньше выпить кружку молока, но домой нельзя было уносить ни капли. Вера очень страдала от этого и все время думала о том, как бы принести Грише молока. Она перестала пить его на ферме, и когда товарки спрашивали, что случилось, она отвечала, что уже напилась его.
Однажды тетка Настя подошла к ней в то время, когда Вера убирала из-под коров навоз, и тихо сказала:
- Завтра принеси бутылку.
Вера вопросительно взглянула на женщину. Она, конечно, поняла, что та имела в виду, но это было опасно.
- Только никому про это, конечно, не говори! Ты ж знаешь, что такое Нюрка.
Вера только кивнула головой.
На следующий день Настасья пошла в тот угол у двери, куда ставились все бидоны перед тем, как их увезти, и позвала Веру:
- Верка, иди-ка сюда! Помоги!
Вера, оглянувшись, пошла к ней. Тетка Настя молча протянула к ней руку. Вера встала спиной к коровнику, достала из-за пазухи бутылку и отдала доярке. Та быстро налили из кружки в бутылку молока и отдала Вере. Молодая женщина так же быстро заткнула бумажной пробкой бутылку и спрятала ее снова за пазуху.
- А теперь беги домой, а то прокиснет до конца дня.
Вера снова кивнула и побежала домой.
- Куда это она сорвалась? – Нюрка стояла и смотрела вслед Верке. – Бригадирша, ты чего это ее отпустила?
- А тебе все надо! По женским делам побежала, до вечера еще далеко!
- Так взяла б кусок марли пока, до дому хватило б!
- Марля колхозная, - ответила бригадир, - если каждая будет брать для своей..., не на что цедить молоко будет!
А Верка прибежала домой, первым делом к Грише, который сидя под навесом, ремонтировал табуретку.
- Чего это ты прибежала? – он поднял голову и удивленно посмотрел на жену.- С работы ушла?
- Гришенька, я тебе молочка принесла. Пей, парное, только что подоили.
- Ты с ума сошла? А ну кто-нибудь видел?
- Не бойся, мне тетка Настя сама налила, чтоб я тебе отнесла. Пей!
Верка светилась от сознания того, что она может дать своему мужу хоть что-то.
- А еще мне сказали, что у бабы Махоры есть коза. И у ней можно покупать молоко. Я сегодня пойду, козье молоко, говорят, очень помогает при легких.
Григорий с благодарностью смотрел на жену. Он видел, что она любит его, что готова сделать для него все, чтобы он выздоровел.
- Вера, ты осторожнее, не надо так, а то увидят – что будем делать? Что я без тебя буду делать?
Вера обняла его:
-Ты только поправляйся, Гришенька!
Она поправила платок и побежала обратно на ферму.