Друзья, предлагаю познакомиться с историей сервиза «Цветущий кобальт» Владимира Михайловича Городецкого, награждённого в 1969 году Серебряной медалью Академии художеств СССР. Этот фарфоровый ансамбль Ленинградского фарфорового завода имени М.В. Ломоносова репрезентирует появление новой школы подглазурной живописи и новой декоративной системы росписи окислам и солями металлов.
Крамаренко Л.Г. Владимир Михайлович Городецкий. – Л.: Издательство «Художник РСФСР», 1976. – 22 с., 44 л. ил. – С. 10–11.
Одним из самых значительных произведений Владимира Городецкого в фарфоре является сервиз «Цветущий кобальт». Его можно назвать программным для художника. Сервиз этот впервые появился перед зрителями в 1968 году на выставке «Декоративное искусство СССР» и сразу привлёк внимание многих.
Вокруг него закипели споры: одни считали сервиз Городецкого провозвестником нового, духовно обогащённого направления в советском декоративном искусстве, другие, напротив, увидели в нём нарушение правил современного стиля. Во всяком случае, большинство сошлось на том, что «Цветущий кобальт» ярко отражает черты, характерные для декоративного искусства конца 60-х годов. А медаль Академии художеств СССР, присуждённая Городецкому, поставила этот сервиз в ряд с лучшими произведениями изобразительного искусства.
Когда говоришь о произведении прикладного искусства, всегда с осторожностью употребляешь термин «образ», но при описании сервиза Городецкого хочется начать именно с этого определения: образ цветущей, полной жизненных сил природы возникает перед нами в этом ансамбле фарфоровых предметов. Формы чашек, чайника, ваз напоминают набухшие, готовые расцвести бутоны. Большая чаша – словно усыпанный цветами пышный куст. Рядом маленький отпавший цветок – вазочка. Сочетание крупных плавных форм с ювелирно обработанными мелкими деталями очень тонко найдено художником. Контраст делает вещи особенно выразительными. И, наконец, всё объединяет сочная кобальтовая роспись – большие листья и цветы-розетки оплетают предметы, сливаясь с их округлой формой. Орнаменту словно тесно на форме, и он выходит в пространство, превращаясь в лепной объёмный узор. Это создаёт впечатление полной слитности росписи и скульптурных деталей. Расставленный на столе, благодаря игре крупных и малых форм, их сложному взаимоотношению и плавному перетеканию орнамента, сервиз образует красивый, мажорно звучащий декоративный ансамбль.
Спор среди критиков шёл о том, может ли этот сервиз служить бытовым целям, удобно ли из него «чай пить». Были мнения, что укрупнённые формы, хрупкие детали, наличие таких предметов, как большая чаша с крышкой, исключают практическое использование сервиза в жизни, переводят его в ранг «станково-декоративных произведений».
Я не хочу ставить под сомнение необходимость и достоинство чисто декоративных произведений из фарфора, стекла или дерева, произведений, которые служат исключительно для украшения интерьера, жилого и общественного, подобно вазам или скульптуре, и подчас несут в себе сложное сюжетно-идейное эмоциональное содержание. Но сервиз «Цветущий кобальт» – произведение иного жанра. Он сочетает в себе яркий художественно-декоративный образ и традиционные утилитарные качества. В нём не нарушена логика бытовой вещи, а нарушено только сложившееся в последние годы представление об утилитарном предмете как сухом, скромном, чисто конструктивном образце.
Да, этот сервиз не для повседневного пользования, тем более не для поспешного завтрака на ходу в кухне-столовой. Это сервиз для праздничного стола, для торжественного чаепития, когда вещь не только служит быту, но и украшает его. И если в идеал нашего общества входит представление, что произведения искусства будут окружать человека в его повседневной жизни, то, может быть, этот большой парадный сервиз есть проектное предложение художника? Пусть пока наша промышленность не в состоянии выпускать массовыми тиражами такую посуду, но творческое воображение художника уже моделирует перед нами красивую художественную вещь будущего.
«Цветущий кобальт // »Михайловская К.И. Цветущий кобальт: Очерки о художественном фарфоре / Памяти Владимира Михайловича Городецкого. – М.: Издательство «Советская Россия», 1980. – 224 с., ил. – С. 97–112.
Молодому Городецкому – будущему маэстро подглазурной живописи – было на что смотреть и что впитывать. И хотя никаких следов влияния Ефимовой на Городецкого нет, вот это «чувство» краски, её богатств и возможностей проснулось во Владимире Михайловиче, быть может, и когда он смотрел на работы Анны Ефимовой.
Эта неистовая душа, этот бушующий горн, эта терпкая, свежая, нахальная живопись с традициями не фарфоровой, старинной, а масляной новой живописи, заставляющая вспомнить наших художников 20–30-х годов. До сих пор работы Ефимовой новы. Приезжают на завод многоопытные немцы. Они знают всё, что относится к фарфору. Они смотрят и не понимают, что это такое.
Говорят, как-то спросили англичанина: отчего у них такие изумительные, ровные газоны – они никогда не вытаптываются. Тот, говорят, ответил: «Это очень просто. Надо раз в месяц стричь газоны. И так триста лет». Я вспоминаю эту побасенку, когда смотрю на вещи завода Мейсен. Там в школе, рассказывал Городецкий, учат подростков писать один и тот же листочек, с одним и тем же наклоном, одной и той же краской год, два, три, пятьдесят, сто, двести лет. Однажды мы поспорили с Борисом Сахаровым: мейсенская чернильница – ручная роспись или шелкография? Сахаров долго рассматривал эту чернильницу, потом решительно сказал: «Шелкография! Голову даю на отсечение, что рукой так не распишешь». Действительно, все цветы и листочки были так тонко и точно покрыты краской, что в этой точности была уже какая-то безжизненность. Ни мазочка, ни лёгкого утолщения или утоньшения краски нельзя было обнаружить даже через лупу. Это была какая-то нерукотворная живопись (т. е. не сделанная руками). Один цветочек с микронной точностью повторял другой. Ни волоска, ни точки лишней. Не мудрено, что искушённый в технике фарфора Сахаров поторопился заложить свою голову.
Люди, взошедшие на недосягаемые высоты в воспроизведении одного и того же наклона и одного и того же утолщения, теряются перед брошенной на фарфор, плавящейся, обжигающей живописью. Они пожимают плечами. Понятной становится мысль Городецкого о том, что, объехав весь свет, он нигде не видел такой живописи, как у нас. Видел роспись, украшающую фарфор, видел форму технически изощрённую, но живописи, способной не украшать, а выражать, не видел нигде.
Когда Городецкий начал свои первые пейзажи, в них были краски, подсмотренные у природы. Разбелённые, дымчатые тона ленинградских белых ночей. С изменением манеры, с переходом к пышному, орнаментальному, сочному и более отвлеченному от конкретности стилю он испытал нужду и в более богатой палитре.
Чувство цвета у него становится всё более утончённым. Скользя вдоль коричневых, охристых, рыжих, тёмно-серых и серебристо-серых орнаментальных рокайлей, бесшумно появлялись на тарелках изумрудные и бирюзовые корабли, в синих вазах распустились упругие бутоны звенящих синих цветов, зацвел ярко-розовый, туго спелёнутый шиповник, возникли под глазурью тонко инструментованные то в синей, то в зелёной гамме орнаменты. Однажды он спросил Григория Ефремова, можно ли добиться глубокого чёрного цвета. Обычно чёрную краску делают с окисью урана, но это дорого и вредно. Завод имени Ломоносова получает её из железа, марганца, никеля и других элементов. Добавили в эту краску кобальт и получили нужный художнику тон.
Чёрные вещи, рисунок на которых процарапывается по чёрному фону, особенно изысканны. Здесь одна-единственная краска – чёрная, но какое богатство звучания извлечено из неё! Вообще Городецкий, как никто, может быть, умел извлекать богатство тонов из одной-единственной краски. Его синие вещи не повторяют одна другую. Синий цвет живёт, трепещет, переливается, то сгущаясь, то высветляясь, то звуча приглушённее, то звонче. Его зелёный играет, вспыхивая всеми оттенками – от тёмного, почти чёрного до нежно-бирюзового, прозрачного и лёгкого.
Когда у бывшего директора завода Александра Сергеевича Соколова возникла идея преобразовать участок подглазурной живописи в цех, в числе первых назначенных к производству вещей стали работы Владимира Городецкого. Тогда не думали ещё, что эти работы станут ведущими.
...Сервиз «Цветущий кобальт» находится в Русском музее. Жаль, что в экспозиции представлена лишь часть предметов и мы не можем пережить ощущения пышного цветения, когда синий цвет переливается и играет не в нескольких, а во множестве фарфоровых вещей. Ведь только тогда и понимаешь точность и поэзию данного Городецким имени – «Цветущий кобальт».
Подписывайтесь на мой канал, давайте о себе знать в комментариях или нажатием кнопок шкалы лайков. Будем видеть красоту вместе!
#явижукрасоту
#ясчастлив