Александра работала, как одержимая, когда пришло время женской части строительства. В воскресенье на первую мазку собрались пять женщин, две из которых – Александра и ее сестра Варвара - знали об этом только теорию. Они поначалу были только подсобными рабочими: засыпали глину, месили ее ногами вместе с другими женщинами, накладывали ее в ведра и подносили тем, кто начинал работу. Самой старшей была тетка Настя. Она считалась самой знающей в этом деле и самой умелой. Лушка и Нюрка тоже всегда ходили с ней производить это значительное действие в истории рождения дома. Правда, за последние четыре года работы для них не было, даже ремонт собственных домов они делали минимальный. Тетка Настя определяла готовность глины, толщину ее наложения на стену. Она, конечно, чувствовала свою значимость, командовала, и ее слушались беспрекословно. Очень скоро стены стали приобретать вид стен жилого дома. К обеду была готова самая большая комната, и Настя подозвала Александру.
- Смотри, проем окна должен быть в четкими уголками. Как сделаешь сейчас, так и будет стоять, никакой гардиной не скроешь, поняла?
Она взяла принесенную с собой кочерыжку от кукурузного початка и показала, как с помощью нее вывести уголки. Александра внимательно смотрела и второе окно уже сделала сама. Тетка Настя ревниво осмотрела ее работу и удивленно произнесла:
- Смотри-ка, как ты схватила быстро, что значит, свой дом!
После того как весь дом изнутри был обмазан, тетка Настя прошла по всем стенам и проткнула свежую глину палочкой в палец толщиной.
- Это чтоб побыстрей высыхала, - сказала она.
На этом можно было сделать передышку.
А в следующее воскресенье была свадьба.
Вера, красивая, нарядная, светилась от счастья. Ее платье вызвало активное внимание женской половины гостей. Девчонки рассматривали ее буфы, спущенное плечо, шифоновую накидку и совершенно не такую фату, какую надевали все невесты этого села – веночек к ней и «гребешки» делались одним человеком - портнихой Нюркой. Вместо фаты на ней был газовый шарф, какой она видела на картинке в журнале. Выглядела она, конечно, прекрасно и, конечно, чувствовала это.
Григорий был в новом черном костюме, в белой рубашке. Ради такого случая он надел галстук, который купил в райцентре еще весной, но так и не решился его надеть в клуб. А сегодня Вера заставила его надеть, так что выглядели молодые очень модными и красивыми.
Александра с Федором тоже пришли на свадьбу. Сына они оставили с Витьком, пока малыш, накормленный, спал.
Александра расцвела, как расцветает родившая ребенка молодая женщина. Она округлилась, ее движения стали плавными, в них исчезла резкость, хотя она оставалась такой же быстрой в работе, как и раньше. В ней появилось то, что показывало ее удовлетворенность жизнью. Да ведь это и было так: рядом муж, внимательный, любящий, ребенок здоровый, желанный, осознание того, что скоро будет свой дом, чего у молодых в селе чаще всего не было. В общем, жизнь Александры можно было назвать счастливой, хотя нет-нет, да и вспоминала она свое состояние, когда чувствовала себя обманутой и брошенной. Вот и сейчас, взглянув на счастливую Верку, она ощутила укол ревности, который тотчас подавила в себе. Видимо, правда, сердцу не прикажешь!
Жених и невеста сидели, как положено, во главе стола, который поставили в саду, в тени яблонь, на которых уже завязались яблочки. Во дворе цвели розы, мелкие, но их бутоны были так плотно набиты лепестками, что казалось, что они лопнут от их количества. Цвела акация, ее едва уловимый запах смешивался с запахами от свадебного стола, одеколона, гуталина от сапог. И все это вместе образовывало запах праздника.
Мать Верки то и дело подходила к молодым, все спрашивала своего зятя, не нужно ли чего. Верка недовольно фыркала, отгоняла мать, но та через несколько минут снова появлялась возле них.
Гости провозглашали тост за тостом, которые оканчивались одинаково: «Горько!» Верка с готовностью вставала, поворачивалась к Григорию, запрокидывала голову и ждала поцелуя. Григорий вставал спустя мгновение после жены, целовал ее губы и сразу садился. Всем было заметно кольцо не руке невесты. Веселье набирало обороты.
Гармонист вышел из-за стола, сел на табуретку под деревом.
- Жених и невеста! – закричали гости.- Жених и невеста!
Григорий вышел в образовавшийся круг, обвел всех взглядом. Невеста ждала. Гармонист начал не спеша, Григорий обошел круг, потом остановился на середине круга, топнул ногой и вдруг пустился в пляс с топаньем и притоптыванием, потом подошел к невесте, вызывая ее на танец. Вера вышла в круг под возгласы гостей, прошлась по кругу, давая всем возможность полюбоваться ею. Она была хороша! Раскрасневшаяся от волнения и от самосознания собственной неотразимости, она то плавно ходила по кругу, то отбивала каблучками притопы, то приближаясь к Григорию, то уходя от него. Григорий быстро выдохся, отошел к зрителям, вместо себя вытолкнув молодого Юрку Казака. Тот на несколько секунд застыл от неожиданности, но уже в следующий момент он плясал самозабвенно и весело.
После танца жениха и невесты, гармонист заиграл польку. Совершенно неожиданно к Александре подошел Григорий и пригласил ее. Она растерялась. Посмотрев на Федора, она колебалась.
- Иди, Шура, - сказал Федор. – Ты же видишь, какой из меня танцор. И на нашей свадьбе мы не танцевали.
Александра с Григорием вышли в круг. Она невольно бросила взгляд в сторону Веры. Та смотрела в их сторону с удивлением и настороженностью. Вера помнила, как в ту самую ночь, 9 мая, когда она привела его к себе, счастливая, готовая на все, только бы он остался у нее, Григорий вдруг стал назвать ее Саней, Санечкой. Вера несколько раз поправила его, потом перестала. Утром, увидев его удивленное лицо, она не стала напоминать об этом. Важно было только, чтобы он помнил, что произошло этой ночью. И вот теперь, на их свадьбе, он на виду у всех приглашает на танец ее, а не свою жену. И куда смотрит Федька! Сидит, как олух, любуется, как его жена отплясывает с чужим мужем!