Есть такой удивительный финноугорский тип внешности, когда у человека рыжее абсолютно всё: волосы, лицо, глаза. И даже не совсем рыжее, а цвета такого тёмного, густого, тягучего гречишного мёда. В школе, где я училась, был вот такой "рыжий" психолог, и он всё время всем улыбался.
Сейчас мы с Гошей проходим множество специалистов - в очередной раз собираем медицинские справки на МСЭ. И сегодня за справкой от врача я приехала в психиатрическую больницу. Спускаюсь по ступенькам детского отделения, полностью погружённая в чтение медицинского заключения про Гошу, прохожу мимо кого-то на лестнице, и вдруг, уже на пролёт ниже, слышу сверху радостно-удивлённо-вопросительное: "Татьяна!?"И смотрит на меня сверху вот этот самый рыжий школьный психолог, смотрит с такой теплотой, с такой радостью и нежностью узнавания, с такой широченной улыбкой, как будто я невесть куда запропастившийся старый добрый приятель. А ведь со школы-то уже 15 лет прошло, да и помнит он меня не со старших классов...
Пообщались мы на лестнице минут пять. В основном, про моих детей-жизнь-работу. Он как и положено психологу спрашивал, слушал внимательно, смотрел своими добрыми рыжими глазами и всё время улыбался. А когда мы попрощались, я шла до машины, переполняемая ностальгическими чувствами и дорогими, очень хрупкими воспоминаниями о детстве, которые уже очень давно меня не посещали.
Без всякого подтекста и какого-либо дополнительного смысла: в детстве я очень любила мужчин, и мужчины любили меня. С моей стороны это объяснялось очень легко: у меня не было папы. И всё, что было связано с мужчинами - их рост, тембр голоса, запах, манера держаться и общаться с детьми, щетина на щеках - всё вызывало у меня, ребёнка, приступ восхищения и обожания. Мужчины - мамины знакомые и коллеги, учителя в школе, папы моих подружек - всегда это чувствовали и всегда отвечали мне взаимностью. Меня носили на руках, качали на коленях, играли со мной, обнимали... Говорю я, естественно, про мой возраст лет так до 7-8. Когда я стала старше, лет 9-11, обнимать меня (к моему великому огорчению) перестали, зато стали со мной долго, много и с удовольствием разговаривать.
Тогда я, естественно, не задавалась вопросом "Почему?" А сегодня, пока я шла до машины после этой внезапной встречи с человеком из моего детства, который меня вспомнил по имени и искренне обрадовался, я в первый раз за 30 лет спросила себя: "Почему в моём детстве было так много внимания от мужчин?" И ответ оказался очень простым, очевидным, логичным. И очень важным для того, чтобы понять и задуматься о нём именно сейчас - в мои 30 лет.
Мужчины чувствовали мою любовь. Им было хорошо, спокойно, счастливо, комфортно в обществе меня, ребёнка, потому что я смотрела на них, слушала их, говорила с ними - с любовью. Это не я реализовывала через общение с ними свою потребность в отце, это они восполняли через меня - свою потребность в любви.
Мужчины в нашем обществе лишены любви с самого детства. "Не плачь, ты же мужчина!" - в каком возрасте вы впервые сказали эту фразу своему сыну вместо того, чтобы пожалеть и обнять? "Ты же не трус!" - сколько раз вы это говорили, выключая свет в детской и закрывая глаза на нежелание вашего маленького сына засыпать одному в тёмной комнате? "Давай, ты сможешь, ты сделаешь это!" - сколько раз ваш маленький сын слышал от вас эти слова псевдо-поддержки перед страшным аттракционом, прыжком в воду, самостоятельной поездкой на велосипеде? Перед всеми теми "подвигами", которые были ещё совершенно не нужны ему самому, но были страшно необходимы нашему родительскому тщеславию. Мы получали гордость за сына - он научился плавать, он поборол свой страх. Ребёнок получал некий навык, прелести которого он ещё не осознал, но уже очень чётко почувствовал: "Если я не смогу - меня не будут любить". Да, конечно, ни одна мама никогда такого не говорила именно этими словами. Но именно это чувствовал ребёнок, когда вы отправляли его одного туда, где трудно, непонятно, страшно, одиноко. "Я смог - мама улыбается - я хороший - мама меня любит". "Я не смог - мама расстроена - я плохой (плакса, трус и т.д.) - мама меня не любит". Вот так всё просто в голове маленького мальчика.
А потом он вырастает в мужчину. И иногда - в мужчину, который уходит из семьи. И, конечно, этот мужчина всё знает, что измена - это плохо, что при разводе страдают дети, и пятое, и десятое. Но он всё равно уходит туда, где удовлетворяется эта одна-единственная, самая главная, не удовлетворённая с детства потребность - потребность в любви.
А другие мужчины живут в своих семьях, но с головой уходят в работу. Потому что именно там, наслаждаясь своими успехами и результатами, они получают заслуженное уважение, признание и восхищение, которое и служит им суррогатным замещением не полученной в детстве любви.
А третьи мужчины становятся прекрасными отцами, часто при этом не являясь идеальными мужьями для своих жён. Они могут часами играть в прятки, строить города из конструктора, мастерить поделки из картонных коробок и рассказывать детям сказки перед сном. И всё потому что в ответ они получают ту самую благодарную искреннюю детскую любовь, которая у них в их детстве была украдена.
И я вот я сижу в машине у психиатрической больницы и думаю... нет, даже не думаю, а всем своим существом ощущаю, как важно, как жизненно необходимо дать моим сыновьям много-много любви. Так много любви, чтобы они никогда не почувствовали себя одинокими, никогда не усомнились в своей значимости, в своей нужности- сначала для родителей, потом для друзей, потом для любимых. Так много любви, чтобы потом, в будущем, её хватило и на их детей, и на их жён. Так много, чтобы суметь удовлетворить эту самую главную, независимую от возраста и половой принадлежности человеческую потребность - потребность в любви.