В течение восемнадцатого столетия возникло прошлое, которое было открыто и классифицировано бесчисленными учеными. Эмпирический подход ученых выявил доселе немыслимое богатство обычаев, событий, ритуалов, природных явлений и предметов искусства. С тех пор у человечества была история, которую он больше не мог игнорировать. Таким образом, прошлое заняло видное место.
Романтические мыслители, имели мало общего с историческими схемами. Линейное и рациональное продвижение в истории было последним что они считали важным. Для них богатство прошлого заключалось в его непохожести и странности, а не в том, что предсказуемо предшествовало здесь сейчас, в далекой эпохе, такой как средневековье или античность, а не в проклятом, прозаическом Просвещении, которое предшествовало ему. Такие отдалённые, особые периоды обычно были проявлениями золотого века, который закончился, но к которому любой из них мог вернуться с помощью воображения, дрейфуя, как немецкий писатель-романтик Новалис, молодой Генрих фон Оттердинген. Но они также могли бы стать ключевыми эпохами в национальной истории, периодами расцвета собственной культуры. Голландский романтизм, например, создал свой "Золотой век". Рембрандт и Фрэнс Хэлс, а в английском романтизме сэр Уолтер Скотт возродил старые рыцарские идеалы в своих исторических романах. В такие переоды люди учились ради себя, как утверждал Леопольд фон Ранке (1795-1886), провозгласив тем самым своего рода историзм, который с тех пор никогда не исчезал из истории письменности. Короче говоря, мысли о том, что культура постоянно развивается и прогрессирует нашли мало поддержки в романтизме. Там, где это понятие было закалено, часто звучал скептицизм по отношению к искусству. Английские писатели и поэты таким образом, считали, что научный прогресс достигается за счет литературы и воображения. Используя слова Китса, мир все больше сводился к тому. Кроме того, выявились также несоответствия и нестыковки, как и Фридрих Шлегель, который позиционировал бесконечный исторический прогресс, который одновременно олицетворял цикличный процесс. Возможное исключение из этого часто бессознательно сдержанность по отношению к открытому будущему была творчеством писателя-романтика Адама Мюллера (1779-1829). В своей работе "Лекции по немецкой науке и литературе он сопротивлялся идее "Немецкой науки и литературы" золотую эпоху и идеалы абсолютной красоты с которыми ему пришлось распрощаться. Он считал, что заслуга немецких писателей, от Винкельмана до Фридриха Шлегеля, заключается в том, что они описывают историю искусства и литературы как единое целое, а не как последовательность самостоятельных, отдельных произведений искусства. Тем не менее, Шлегель упускал из виду преемственность литературной традиции. По словам Мюллера, важно было не упускать из виду величайшего поэта, Человечество, или поэму.
На протяжении столетия этот возвышенный романтический идеал человечества постепенно сливается с частично позитивистским, часто почти религиозным убеждением в том, что прогресс, провозглашенный Виктором Гюго в "Легенде чудес". В этой монументальной пророческой оде человеческой цивилизации будущее рассматривалось как в "Эсквиссе Кондорсе". Конец стихотворения предсказывает двадцатый век, полный добра, правды и красоты. Около 1800 года, как в английском, так и в немецком романтизме, опыт времени все еще был в основном циклическим или финалистическим, а не линейным. Но было одно событие, которое оградило этот опыт от всех его прежних предположений: Французская Революция, которая оказала ошеломляющее влияние почти на каждую выдающуюся романтику. Чувство истории было поставлено под сомнение как идеологическим радикализмом, так и массовым характером событий во Франции; там происходило то, что навсегда изменило мир. История проявилась в необратимой форме, с, внезапно, весьма неопределенным будущим.
Слово "революция" приобрело новое значение в это время, превратившись в исторически заряженную концепцию изменения. Отныне понятие революции включало в себя взрывоопасный парадокс: в этом новом контексте он акцентировал как абсолютно (так и насильственно) порвать с традициями и воплощением идеалов, которые, по сути, являлись продолжением того, что считалось ценным до этого разрыва. М.Х. Абрамс очерчивает шесть фундаментальных характеристик этой идеи революции, которая возникла в эпоху романтизма и с тех пор оказала столь сильное влияние: революционная мысль в этой форме стала распространена в инновационных движениях в искусстве только в конце девятнадцатого века, в конечном счете сломав в полную силу с авангардом, как будет обсуждаться позже. Идея "перерыва", подразумеваемая в первых трех из этих характеристиках, противоречит идеи прогресса, которые подразумевали определенную степень преемственности.
