Да м.… такие же, как у нас, прое…и, прокутили Родину, теперь вот спасают
"Прокляты и убиты"
Первая часть «Чертова яма» заканчивается расстрелом братьев Снегиревых, которые уходили в деревню, чтобы поесть мамкиных пирожков и угостить ими своих товарищей. Но по возвращению их поджидал военный трибунал, чтобы судить за дезертирство. Вчерашние мальчишки-призывники до конца не могут поверить, что отцы-политруки пустят в расход Снегиревых за их ничтожную провинность. Они думают, что суд будет розыгрышем: парней поставят над ямой, но стрелять не будут. Не верят до самого последнего момента, но молодых ребят все же расстреливают перед строем и они падают в свежевскопанную яму.
Уже в первой части мы ощущаем то презрение Астафьева к властям, которые выражаются в замполитах, комиссарах и в самом главном – Сталине. Когда людям не во что и не в кого больше верить, они прибегают к религии, к богу. Именно поэтому с такой любовью выписан образ Коли Рындина – непреклонного старообрядца, который «встанет на колени только перед богом». Раз тут, на земле, ты можешь верить только себе, то в мясорубке войны многие бойцы поверили в бога.
Плохо лишь то, что Астафьев слишком муссирует эту тему, делает ее лейтмотивной. Даже предисловие к главам берет из Священного писания. Как по мне, слишком много лишней религиозной тематики, но с другой стороны, когда идет кровавое месиво – неплохой ход перемежать это все с нравственно-религиозной тематикой, иначе вообще свихнуться можно. Он противопоставил христианскую веру коммунистическому учению.
Но что Астафьев сделал верно и успешно, по всем канонам романа-эпопеи, так это показал нам бойцов из разных слоев советского общества. Грандиозный, мастерский охват.
"вчерашние школьники; зеленые кавалеры и работники", "дети рабочих, дети крестьян, спец переселенцев, пролетариев, проходимцев, воров, убийц, не видевшие ничего человеческого"
Среди всего этого сброда попадается даже Ашот Васканян – персонаж из привилегированной семьи интеллигентов, которого возили в школу на машине, а по утрам он пил кофе со сливками.
Астафьев дает представителей всех слоев общества и показывает их развитие в лютые времена военной мясорубки. Помимо того, что повествует он о войне, в книге множество «временных пластов»: революция 1917, гражданская война, коллективизация, политические репрессии…
Во второй части «Плацдарм», Виктор Астафьев показывает, как разбрасывает судьба бойцов и как они проявляют себя в бойне.
Вся вторая часть: описание операции по форсированию войсками реки Днепр в 1943 году и укрепление на берегу.
«Мухота, воронье, крысы справляли на берегу свой пир. Вороны выклевывали у утопленников глаза, обожрались человечиной и, удобно усевшись, дремали на плавающих мертвецах…»
В этой части у Астафьева отмечаются его три любимых героя из народа: изворотливый раздолбай Леха Булдаков, деревенский парень связист Леха Шестаков и блатной Зеленцов (он же Шорохов). Отдельные сюжетные линии есть и про обычных лейтенантов-капитанов, которые не показаны сволочами, в отличие от высшего командного состава.
Что интересно, Астафьев немало симпатизируют последнему. Беглый зэк Зеленцов, как матерый волк обходит все капканы, расставленные комиссарами, а на войне чувствует себя лучше, чем в лагерях. Я думаю, что Астафьеву нужен был исключительно сильный бунтующий герой, которого он мог противопоставить офицерью "высшего сорта", комиссарам и полит. номенклатуре. Это классический прием в литературе – ставить против «хозяев жизни» отверженного, уголовника. Кроме этого, у блатняка Зеленцова (Шорохова) есть свой личный план мести -- он выжидает нужный час, чтобы добраться до некого большого советского начальника.
За передачей правдивости войны, Астафьев опускается до обвинений советского режима. Как и в случае с религией, Астафьев излишне много отводит места ненависти к замполитам, которых считает хуже немцев. Он описывает их внутренними врагами, злодеями, которые не считаются с жизнями солдат, используют их как расходный материал. Тут же мы можем прочитать про маршала Жукова, которого солдаты называют не иначе, как «генерал Мясник». Это нужно было написать, я верю, что так оно и могло быть, но чувствуется, что писатель делал эти места сердцем, а не мозгом, что недопустимо для жанра эпоса, где автор должен быть беспристрастен. Критика советской истории и религиозная подоплека – уж слишком это было модно для середины 90-х, жаль, что Астафьев не смог избежать подобных соблазнов. Это не добавляет ему оригинальности, но только лишь в этих конкретных пунктах. Основной же посыл: Победители, все-таки, не маршалы, не Сталин, не замполиты -- а многострадальный русский народ. На 100% согласен с мастером советской прозы.
Что касается самого боя, треша и угара, раскуроченных трупов и вони от них – тут нет никаких предъяв к мастеру. Удачно описано, когда Зеленцов и другие герои книги лезут во вражеские окопы, чтобы разжиться провиантом и табаком у немцев. Они убивают врагов не потому, что они враги – русские солдаты доведены до голода, так как им не подвозят провизию. Один только Зеленцов чувствует себя отменно: у него есть и немецкая тушенка, и шнапс, и табак. Немало немцев рассталось с жизнью и своими припасами. При этом блатняк Зеленцов не унывает и утверждает, что даже здесь, на другом берегу реки, где советские бойцы удерживают клочок земли ценой ужаснейших потерь – жить можно. При этом сам Астафьев недоумевает: как можно было довести русского солдата до такого голода, что он прет на врага не за Сталина и Победу, а ради того чтобы разжиться жратвой?
Я, сучий рот, в мерзлоту в вечную вбуривался и там, в мерзлоте вечной, харч добывал, выпить добывал. Когда и бабу!
Не боись, боевой мой друг. Совецкай конвой пострашнее фашиста будет, да я и его не раз оставлял без работы.
В это же время, где-то в тылах, комиссары и высший командный состав пользуются услугами передвижных кухонь, личных поваров, полевых жён и санитарок.
Вот в это веришь без сомнений, это типично для России. Писатель навряд ли что-то спиз преувеличил…
Выводы. Может быть, в русской литературе есть книги о войне с лучшими сюжетными линиями и художественно-выразительными средствами, а осилившие мой материал читатели скажут, что книга Астафьева – грязь, чернуха, мат и непотребство. Но как еще описывать войну? К войне нужно вызывать отвращение, а не романтизировать ее.
Меня можно упрекнуть в том, что я купился на натуралистический метод и физиологию этой книги, в поисках того самого «треша и угара войны». Подумайте, как еще мог изобразить войну сирота-детдомовец, который находился в самых низах армии СССР, а, следовательно, в самом пекле мясорубки? Даже если старик «перегнул» и излил желчи больше, чем нужно, это не отрицает того простого факта, что потребность в романе-эпопее о ВОВ назревала давно. Новые реалии 90-х позволили писателю не скупиться в выражении своего личного отношения, как и в выборе художественно-выразительных средств. Уж если мы читаем про истребление людей друг другом, то что уж стесняться?
Эпос определяется широкомасштабностью, прорисовкой деталей и полным погружением, постижением вещей глобальных и частных. Кто еще написал роман о ВОВ, охватив в нем почти все сословия советского общества? «Прокляты и убиты» уделывают именно своей масштабностью, тяжеловесностью. В какой-то мере, это продолжение традиций "Войны и мира" и "Тихого Дона". По большей части, эта эпопея даже не только о войне как таковой, но описания исторического и культурного пласта советской жизни от 1917 года до 1941 года. Какой народ, и с какой психологией выступил против хорошо подготовленных гитлеровцев и одержал над ними Победу? И еще интересный момент: «Прокляты и убиты» -- единственный роман-эпопея, написанный в современной России. Либо это жанр эпопеи уже исчерпал себя (во что я не верю), либо измельчали писателишки, и нет сил у них на подобные подвиги.
