Федор услышал, что к дому кто-то идет. Он вышел и увидел Григория. Тот шел к дому, поеживаясь от утренней свежести.
- Привет, Федя! – поприветствовал он хозяина. – Ну, как тебе дом?
- Спасибо, друг! Все как я хотел. Правда, вот смотрю, надо разделить эту комнату на две.
- Как скажешь! Мы с Игнатом пока сложили стены, так переживали! Игнат хоть в помощниках ходил, когда его брат строился, а я первый раз, - говорил Григорий.
- Для первого раза, я считаю, отлично! А я вот, видишь, как получилось...
-Ничего, теперь вместе достроим.
Григорий нашел в углу мешок, достал из него рабочую одежду.
- Вот, держу тут, чтоб домой не носить.
-Давай посмотрим, как вчера молодежь настелила потолок, - предложил Григорий.
Он поднялся по лестнице, Федор остался внизу: нога все-таки не позволяла лазать по лестницам.
- Молодцы, хорошо сделали, как сказали им, в один слой. Теперь глиной заложить, и дом будет теплым, - говорил Григорий, слезая. – А тебе, Федя, надо заняться столяркой: рамы делать, двери. Твой батя хорошо это делал.
- Да, я у него кое-чему научился. Жалко, война началась, а то б я мастером стал.
- Ну вот и начинай. На своем доме доучишься, а потом будешь всему селу делать.
Вскоре пришел Игнат, и решили поставить перегородку. Федор видел, как ловко управлялись с саманом друзья. Ему даже стало завидно, что он пропустил самое интересное в строительстве своего дома.
Через неделю Григорий сказал:
- Ну все, ребята, в субботу свадьба. Приглашаю вас с женами.
- Ну вот, Гриша, и ты в нашу компанию! – Игнат похлопал его по плечу. – А то даже завидно было: мы семейные, а он на свободе!
- Да, захомутала тебя Вера все-таки! – смеялся Федор. – Молодец, девка – решила, что будет Гришка мой, и добилась своего!
Неожиданно Григорий вспыхнул:
- Ну, хватит! Никто меня не хомутал! Я сам так решил. Если б я не захотел, черта лысого она б меня взяла!
- Да не психуй ты, - успокаивал его Игнат. – Верка девка ничего! И лицом, и фигурой – все при ней. И горячая, небось, а, Гриша?
Григорий подошел к рамам, стоящим у проемов окон:
- Хватит болтать! А то до осени не управимся. Смотри, Федя, как запью на свадьбе, когда кончать стройку будешь?
- Ладно, ладно, - проговорил Федор, поднимая раму вместе с Григорием и устанавливая ее в окно. – Чего это ты запьешь? Ты ж непьющий! 9 мая – не в счет, это особый случай!
Игнат снова хохотнул:
- И для Верки очень удачный случай!
Григорий не ответил ничего.
Молодые мужички уже чувствовали себя мастерами. А как же! Они сами построили дом! А Александра просто светилась счастьем. Она бегала туда каждый день, не чувствуя усталости. На воскресенье они созвали людей на помочи – нужно было обмазать весь дом глиной. Первый слой должен быть толстым, чтоб закрепить саман, сделать стены ровными, едиными. А потом, когда глина высохнет, нужно будет помазать тонким слоем, чтоб можно было побелить, и тогда дом можно считать готовым!
Конечно, Федор уставал: он должен был работать в колхозе, а по вечерам – на своей стройке. Александра каждый день просила Федора не усердствовать, не работать до упаду. Матрена каждый вечер вглядывалась в лицо сына, качала головой, потому что знала: если он решил что, не отступится, пока не добьется. Как отец...
...Иван пришел с гражданской израненный: через все лицо шрам, словно перечеркнувший наискось бровь и щеку. Чудом остался глаз.
В селе было неспокойно, раскулаченные по ночам поджигали сараи, хаты, уводили коров. Матрена была красивой девкой, заводной. Семья была бедной, одной из самых бедных в селе. В колхоз пошли сразу, хотя ничего туда, кроме своих рабочих рук, отдать не могли. И одета была Мотя в юбку, перешитую из материной, да кофточку, подаренную крестной. Но плясала она в парусиновых тапочках так, как будто на ней шикарные туфли. Сразу заметил ее Иван, хотя и жила она на той же улице, что и он. Когда из сопливой девчонки выросла такая длинноногая, стройная девушка с волнистой копной волос, он не заметил. Да и когда было заметить, если в восемнадцатом ушел и два года не появлялся в своих краях! Гонялся по степи за атаманами, пока не достала его сабля земляка...
Матрена поначалу боялась смотреть в лицо Ивану – уж очень страшным выглядел шрам. А потом уже и не замечала его. Не сразу сказала она ему и того, что давно заглядывалась на него, еще босоногой девчонкой любила смотреть, как он верхом на коне скакал к речке, чтобы напоить и помыть коня. А она выглядывала из-за камыша и очень хотела, чтобы он увидел ее, и боялась этого. Не заметил он тогда ее, и слезы Матрены, первые, девичьи слезы, смочили подушку, когда ушел он воевать за советскую власть...
Когда спросил, можно ли засылать сватов, дух захватило, еле сил достало, чтобы кивнуть головой. Сын родился, когда ей едва восемнадцать исполнилось. Хорошо жили они с Иваном! А может теперь все кажется прекрасным, когда нет Ивана и уже не будет никогда? Пусть хоть сын будет счастливым!