В 1960-х годах во всём мире — а СССР не отставал от общих тенденций — снимали фильмы и писали романы, где было сконцентрировано так много печали, что казалось герои упиваются этим эстетически-красивым ощущением. При том, что молодёжно-весенние 1960-е вошли в историю, как солнечно-космическое, прорывное десятилетие, буквально излучающее оптимизм.
И никакой «системной ошибки» тут нет — радость всегда таит в себе обязательную противоположность. Иначе это будет уже нездоровый смех без причины (он же — «признак дурачины» согласно пословице). Именно поэтому в 1960-х было поровну смеха и слёз. Но некоторые фильмы смотрятся просто пугающе. И дело не в трагически-ранней смерти персонажа. Отнюдь.
Великолепный, тонкий сюжет «Ещё раз про любовь» (1967), снятый по пьесе Эдварда Радзинского, весь пронизан омерзительным унижением хорошей и красивой женщины, а потому даже финал в виде её гибели видится, как чудовищное ...избавление от инфернально-пустого мужчины, к которому она испытывает болезненную привязанность. Смесь жалости и восторга. Это - капкан.
Уже в первый момент знакомства циничный физик Евдокимов говорит Наташе, что у неё глупая улыбка, а вовсе не загадочная. Он сразу начинает её опускать. «Ешьте конфеты, мне эту коробку подарили на день рождения, и она никак не кончается», - угощает он Наташу у себя дома. Показывает, что надо бы доесть ненужное. Причём, он говорит это нарочно.
«У тебя жуткий лексикон», - парирует умник на обычное прилагательное «взъерошенный». Сейчас этот типаж зовут противно звучащим для русского уха словцом «абьюзер». Впрочем, Евдокимов и коллег своих не жалует: «В отделе периодики сидит, ...кретин». Это о франтоватом и не особенно талантливом Феликсе, который хотя бы рефлексирует. А Евдокимов — злой. И — опустошённый. Много знает, бешено даровит и - ни черта не чувствует.
Поэтому его и тянет к незамысловатой, но остро чувствующей, а потому — философичной стюардессе. По сути, она умнее его, хотя, теоретических знаний у неё — крохи. От такого морально-выпотрошенного субъекта надо бежать, не дожидаясь такси. Но эта чудесная женщина зачем-то остаётся на ночь и произносит бесконечное: «Я люблю тебя», а этот истукан тупо и жестоко смотрит в пространство.
Наташа такая невостребованная? Напротив — её обожает лётчик. Коллега-стюардесса с завистью кидает фразу: «Счастливая ты, Наташка, за тобой все ухаживают!» Она так мила, добра и очаровательна, что проблем с кавалерами и быть не может. Но — нет. Ей нужен самый чёрствый и самый безобразный (духовно) мужчина, не достойный даже её рукопожатия.
И с самооценкой у Наташи всё в порядке. Просто она вцепилась в этого «трагического героя», напоминающего персонажа современных французских романов (к слову, у Франсуазы Саган довольно часты подобные типажи и такое же развитие отношений). Сейчас бы сказали, что Евдокимов — энергетический вампир, а Наташа — благодатный донор, расточающий себя и свою солнечность.
«Ты — шизофреничка», - констатирует Евдокимов в присутствии друга. И уверен, что Наташа никуда не денется. Он выкачивает её до дна, но сам-то не становится радостнее. Занятно выбрано имечко для героя - Электрон. Жертва моды на индустриально-научные имена. И это говорящее имя - неживое. Функция. Его назвали Электроном - вот он и стал физиком.
Иногда кажется, что Евдокимов вообще не вполне человек, а как там у братьев Стругацких в «Понедельнике...» - дубль. Не сам Евдокимов общается с миром, а его дубль. Без сердца и полёта. Правда, у Стругацких дубли - простые, а этот - сложный, совершенный, разумно-мыслящий. И только когда Наташа погибла, он понял, что подпитки больше не будет. И солнца тоже.
Zina Korzina (c)
