Найти тему
Стакан молока

Поездка в Ленинград. Ремонт

  Глава из романа «В круге Кундузском». Автор – участник войны в Афганистане, Герой России, общественный деятель // На илл.:    Письмо матери. Картина Василия Возняка
Глава из романа «В круге Кундузском». Автор – участник войны в Афганистане, Герой России, общественный деятель // На илл.: Письмо матери. Картина Василия Возняка

Начало в публикации "Поездка в Ленинград. Мама Стрелы"

Вернувшись на Полюстровский проспект в квартиру Людмилы Васильевны, друзья сходили за продуктами, и Руст приготовил узбекский плов. За ужином вновь помянули Стрелу. А когда встали из-за стола и покинули зал, то заглянули в комнату с портретом друга. Войдя в неё, обратили внимание на следы обильного соседского затопления с верхнего этажа. На потолке, углах и стыках стен виднелись большие высохшие подтёки и отклеившиеся обои.

– Да это наш новый сосед, – без злости указала Людмила Васильевна, убиравшая посуду, – затопил меня сверху ещё в конце зимы. Он человек видный, – директор двух магазинов «Берёзка» на Морской набережной, где ватажутся все ленинградские фарцовщики. Он купил две смежные квартиры и объединил их в одну. Соседи говорят, что подарок молодой любовнице – будущей оперной диве Мариинского театра. Когда делал глобальный ремонт, заодно решил поменять все трубы и отопительные батареи. А ремонтники его что-то недоглядели. За минувшие полгода я уже несколько раз ходила в ЖЭК и к нему лично обращалась, чтобы устранил последствия затопления – всё без толку.

– А мы с ним завтра непременно познакомимся, – заверил Руст, – и обязательно урегулируем этот вопрос.

Между тем, на стадионе им С.М. Кирова начался матч Чемпионата СССР по футболу между Ленинградским «Зенитом» и Тбилисским «Динамо». Костёр, яростный болельщик Московского «Спартака» – давнего соперника «Зенита», с интересом засел у телевизора, желая поглядеть его трансляцию.

На стадионе было облачно, +17. В начале встречи хозяева поля неизменно теснили гостей и на 8-й минуте ведущий форвард «Зенита» Владимир Клементьев хлёстким ударом в верхний угол забил в ворота динамовцев Тбилиси зрелищный гол. Счёт стал 1:0. Из окон и с балконов ближайших домов раздались крики и свист ликовавших болельщиков «Зенита». Спустя короткое время шум стих, игра продолжилась.

Людмила Васильевна, отказавшись от сторонней помощи, тем временем крутила мясной фарш для котлет, а Руст и Сидор, безразличные к футболу, остались в комнате Стрелы и продолжили вечер воспоминаний. Внезапно общение прервали доносившиеся с верхнего этажа крики.

– Ты слышал?! – спросил Сидор у Руста.

– Слышал! – подтвердил Руст.

Через мгновенье голоса заглушил усилившийся звук телевизора, транслировавшего футбольный матч.

– Сидор! А ну-ка кликни Костра, сходим, разведаем, что там происходит, – предложил Руст.

Ничего не сказав, они спешно покинули прихожую.

– Ребята, вы куда? – бросила им вслед Людмила Васильевна.

– Мы ненадолго, – заверил Руст, прикрывая за собой дверь.

Друзья торопко поднялись на этаж выше и, повернув ручку незапертой двери, вошли внутрь. В квартире стоял полумрак, пахло сигарным дымом. Свет в темени исходил от тускло светивших в коридоре старинных бра и высокого торшера с жёлтой ажурной тканью в ближнем углу зала. Что происходило внутри него, из прихожей было не видно. В прихожей под туалетной дверью виделась полоска света. Руст обратил на это внимание Костра и, показав ему жестом остаться прикрыть, сам двинулся вперёд. Сидор шёл  следом. Медленно ступая по фигурному ореховому паркету, вдоль стен, оклеенных финскими обоями Sandudd мимо комнат с антикварной мебелью в стиле Boulle эпохи короля Людовика XIV, они подошли к зале, где громко работал телевизор. Коротко стриженный высокий и плечистый битюг в джинсах Lee Cooper и ветровке Marimekko нависал над сидевшим в антикварном кресле эндоморфным мужчиной лет 35-ти с обильным волосяным покровом и трёхдневной щетиной. В руках громила держал подключенный к сети утюг. На нём красовались цветастые семейные трусы и белая майка. Руки и ноги его были связаны, во рту был кляп. Чуть поодаль, в глубине залы на парном антикварном кресле сидела сходно упакованная, дивной красоты и изящных форм молодая дама. Локоны её волнистых каштановых волос были раскинуты на верхнем кружеве короткой, цвета маренго, шёлковой сорочки, стройные бёдра оголены. Сбочь на диване, закинув руки за голову и ногу на ногу, не отвлекаясь на неземную красоту, сидел ригидный акарёнок и, отрешенно следивший за ходом футбольного матча.

– Аха, их трое! – сообразил Руст – Чем же нам их ошеломить?!

В этот момент открылась дверь туалета и показался третий сообщник. Костёр, не дав ему опомниться, точным прямым ударом в подбородок втолкнул его обратно.

Шла шестнадцатая минута матча, и на стадионе зарядил проливной дождь. В ходе игры из-за нарушения правил футболистом «Зенита» судья Эдуард Дидур назначил штрафной по воротам хозяев поля. Пробить его тренер тбилисцев Кахи Асатиани доверил Отару Коргалидзе. Сильным ударом тот поднял мяч над стенкой и направил в дальний от вратаря верхний угол. Раздосадованный пропущенным голом, акарёнок вскочил с дивана и проматерился, сподвигнув друзей к решительным действиям. Сидор рванулся в комнату и резко выдернул из электросети кабель телевизора, а Руст вытащил из грудного кармана джинсовой куртки красное удостоверение «инвалида войны» и плотно, чтобы не разглядеть надписи, приставил в развёрнутом виде к лицу остолбеневшего садюжника:

– ОБХСС! Отдел борьбы с хищением социалистической собственности! До подхода опергруппы и сотрудников прокуратуры, всем оставаться на своих местах! – истово прогорланил он, войдя роль.

Притеснители были обескуражены:

«Вот мы попали! – подумали они, – по ходу директор «Берёзок» Иткин был в разработке в ОБХСС?! А нам паровозом за его грехи чалиться?»

«Однако не слишком ли молоды и ладно одеты эти опера?! Скорее мошенники залётные», – домекнул их старший, битюг.

Выяснение личностей ОБХССников, вломившихся в квартиру, требовало времени. Не дав терзателям завершить умозаключения, Сидор схватил за горлышко матово-зелёную бутылку с объёмным теснением буквы «N» и золотистой надписью «CAMUS NAPOLEON», стоявшую на мраморной столешнице рядом с вазой, заполненной фруктами, и коробкой сигар Partagas, и замахнувшись ударил о голову битюга, расколов на мелкие осколки. Пытатель рухнул на пол к ногам хозяина квартиры. Янтарного цвета элитное питьё разлилось по полу, раздав дуновеньем букет ароматов переспевшего инжира, спелого персика и цветочной ванили с тонами грецкого ореха, древесными нотками тика и палисандра. Потрясённый увиденным, акарёнок робко попытался встать с дивана, но увидев жест ладонью вытянутой руки и золый зрак Сидора, повелевшие не сходить с места, безропотно покорился. Руст переступил через распластанного посреди колотого стекла и разлитого коньяка тихо вывшего битюга, державшегося за голову, и, наклонившись вытащил из его рта кляп.

– Телефон где? – спросил он коротко.

– Там! – кивнул головой в сторону связанной спутницы, жадно вдыхавший воздух мужчина.

Руст подозвал Сидора и на ухо тихо проговорил:

– Запри дверь и держи с Костром оборону! Так, чтобы никто не выскользнул! Отворишь, когда приедет милиция!

Руст отыскал переносную телефонную трубку и, прозорливо не развязав хозяина квартиры, нажал у него на глазах две кнопки – 02. Когда на обратной стороне связи ответили «Милиция», Руст приложил трубку к его щетинистой щеке и приказал: «Говорите!» Обрадованный хозяин квартиры, грассировал безумолку, как печатная машинка:

– Приезжайте, пожалуйста, срочно! Моя фамилия Иткин, зовут Яков Ильич. На меня совершено нападение!

– Ваш адрес? – строго спросили на проводе.

– Полюстровский дом 5 квартира 24, – продиктовал Иткин.

– Наряд уже выезжает, ждите! – уведомили на линии.

Услышав разговор с милицией, сидевший на диване акарёнок, поразмыслив, вскочил и метнулся к выходу, но был остановлен железным кулаком Костра и слёг в коридоре.

Милиция прибыла торопко. Её сотрудники развязали сладкую парочку, а остальных фигурантов пассажа, в их числе – Руста, Сидора и Костра до выяснения обстоятельств заковали в наручники и повели к выходу. Услышав в подъезде шум и увидев во дворе милицейские машины, Людмила Васильевна с тревогой в сердце и мыслью – не стряслась ли с ребятами беда, вышла на лестничную площадку. В это время по ней в сопровождении вооружённых сотрудников милиции, с защёлкнутыми за спиной наручниками спускалось шестеро молодых людей. За ними шли прихрамывавший Яков Иткин и его очаровательная сошественница.

– Людмила Васильевна, не беспокойтесь! Ложитесь спать, – успокоил Руст, пообещав, – мы к утру непременно будем!

– Давай, давай! Не размусоливай! – вставил вперекор низкого роста неказистый милиционер с тощим лицом, подталкивая задержанных до милицейского УАЗа.

В РОВД приехали быстро.

– О, старые знакомые! – обрадовался новой встрече куривший у входа в РОВД благожелательный капитан, завидев слезавших с УАЗ-469 Руста, Сидора и Костра. – Что, опять военкомат штурмовали?!

– В этот раз хоть не били! – заметил Сидор.

Их отпустили под утро – после письменных объяснений Якова Иткина, его пассии Киры Вайсман и друзей: Сидора, Руста и Костра. Когда изнеможённые после ночной перипетии они вышли из РОВД, уже светало. Иткин по телефону вызвал служебную чёрную волгу ГАЗ-24 и, отпустив водителя, сам сел за руль. Гражданка Вайсман села вперёд, а Сидор, Руст и Костёр сзади. Скоро доехав на Полюстровский проспект, компания вошла в подъезд. На лестничном марше у квартиры Людмилы Васильевны Иткин обратился к Русту:

– Предлагаю завтра в 13.00 прийти ко мне на обед!

Руст на мгновенье задумался, но, вспомнив, что к Иткину есть вопрос по восстановительному ремонту, произнёс:

– Почему нет?! – допустил Руст, глядя на Костра и Сидора. – Полагаю, ребята тоже будут не против.

В ответ друзья промолчали. Утром они поспали подольше и, погуляв недолго по району, в условленное время вместе с Людмилой Васильевной поднялись к Иткину. К этому времени следы ночного происшествия были уже устранены. К столу были поданы привезённые из ресторана гостиницы «Астория» изысканные блюда и деликатесы, типа белужьей и кетовой икры, стерляди горячего копчения, сёмги и балыка. На горячее был судак «Орли» под соусом тартар и отбивные бараньи котлетки на косточке. Из спиртного – водка SMIRNOFF и французский коньяк CAMUSNAPOLEON.

– Что они хотели от вас? – поинтересовался Руст у Иткина, не прикасаясь к яству.

– Видите ли, – начал объяснять Иткин, – я директор двух магазинов «Берёзка» на Морской набережной, дома 9 и 15. Наши магазины торгуют аудио-, видео- и бытовой техникой, а также другими дефицитными товарами. Оплата производится только валютой или чеками Внешпосылторга. Чеки – это такой вид денег. Им оплачивается труд граждан, работающих или служащих за границей.

– Мы знаем, что такое чек Внешпосылторга, – сообщил Руст, – в Афганистане нам давали чеки, хоть и немного.

– Так вы афганцы?! – возбудился Иткин. – Ну, ладно. Давайте, сначала я отвечу на ваш вопрос. Недавними Постановлениями ЦК КПСС и Совета Министров СССР в связи с перестройкой и гласностью объявлена борьба с привилегиями – «за равенство и социальную справедливость». Правительство СССР приняло решение с первого января 1988 года ликвидировать систему торговли «Внешпосылторг» и закрыть все магазины «Берёзка». Возник ажиотажный спрос на нашу продукцию. Речь идёт об импортной видео- аудио – и бытовой технике, ну и одежде, конечно. У наших магазинов начали выстраиваться огромные очереди. Обладатели крупных сумм чеков готовы платить сверху много больше, лишь бы успеть их скорее отоварить.

С 1988 года торговля в магазинах «Берёзка» будет осуществляться только по безналичному расчёту. Так вот, учитывая, что магазины, которыми я руковожу, находятся в так называемом «Бермудском треугольнике», месте, где вращаются самые разные элементы: от фарцовщиков и валютных путан до бандитствующих элементов, вчерашний инцидент – это лишнее тому подтверждение. Преступники стремятся установить контроль над очередью. Они используют льготные удостоверения ветеранов и инвалидов Афганской войны. Ведь афганцы, как вы сами сказали, получали чеки, пусть даже солдаты меньше, а офицеры больше, но все они по закону в равной степени обладают правом отоваривать их во всех магазинах «Внешпосылторга» в любой точке СССР. Разница между удостоверением «Ветерана войны» и «Инвалида войны», заключается в том, что инвалидов мы обязаны обслуживать вне очереди. Вы понимаете, как это упрощает задачу тем, кто замкнул на себя потоки держателей крупных сумм в чеках и валюте?

– Схема понятна! – внял Руст, не проявив интереса к данной теме. – Яков Ильич! У нас к вам бытовой вопрос. Вы затопили квартиру многоуважаемой Людмилы Васильевны. На протяжении полугода она безуспешно пытается добиться от вас восстановительного ремонта. У нас к вам компромиссное предложение в виде настоятельной рекомендации: обеспечьте нас приличными обоями, клеем, кисточками и другими сподручными средствами, а мы сами в ближайшие дни сделаем ремонт и снимем эту проблему. А то, знаете ли, дела в Москве не ждут. Установить площадь затопленной спальни труда вам не составит? Она идентична вашей. Поэтому, пожалуйста!

– Конечно, конечно! – взволнованно заверил Иткин. – Уже сегодня вечером у вас всё будет. Простите, мне очень неловко, что так получилось! Может, я всё же дам вам рабочих?

– Мы бы не хотели перекладывать эту почётную миссию на посторонних людей, и с удовольствием выполним её сами. Так что только материалы! – с улыбкой заключил Руст, переглянувшись с друзьями.

На этом тема восстановительного ремонта была закрыта. В завершении обеда за чаем и десертами Яков Иткин положил руку на плечо Кире Вайсман и горделиво попросил:

– Душа моя! Спой нам, пожалуйста, мой любимый.

Дива с готовностью встала из-за стола и, взяв со специальной подставки акустическую гитару, начала играть перебором и меццо-сопрано исполнять романс «Белой акации гроздья душистые»:

Целую ночь соловей нам насвистывал,
Город молчал, и молчали дома.
Белой акации гроздья душистые
Ночь напролет нас сводили с ума.

Сад весь умыт был весенними ливнями,
В темных оврагах стояла вода.
Боже, какими мы были наивными!
Как же мы молоды были тогда!

Все слушали, наслаждаясь божественным голосом и исполнением, всецело согласующимся с её внешностью. Когда романс был завершён, все дружно захлопали.

– Восхитительно, ничего не скажешь, – оценил Сидор. – А можно мне сыграть одну из наших? – предложил он.

– Ну конечно! – охотно согласился заинтригованный Иткин и передал ему гитару.

Руст и Костёр переглянулись. Сидор провёл пальцами по струнам и запел песню барда-афганца Игоря Морозова «Я братьев двух когда-то знал»:

Я братьев двух когда-то знал,
С одним в Афгане воевал,
Ходили к чёрту на рога и к ведьмам в зубы.
Стрелять он был большой мастак,
С десяти шагов менял пятак,
Был по натуре весельчак, хоть с виду грубый.

А старший был обществовед,
На все вопросы знал ответ,
Имел отдельный кабинет, машину, дачу,
Жил то в Париже, то в Москве,
Имел семь пядей в голове,
Но дело даже не в уме – поймал удачу.

И вот, когда, окончив срок,
Мы все покинули Восток,
Домой вернулись те, кто смог дойти до цели,
Явился к старшему меньшой
– Всё ж как-никак, а брат родной.
Тот накрывает стол большой – мол, ждал и верил…

После этого куплета Людмила Васильевна утерла слезу, сосредоточив на себе сострадательные взгляды Костра и Руста.

…Там спирт окопный глотки жёг,
А здесь – французский коньячок,
Икорка, сёмга, балычок, язык телячий.
И почему-то вспомнил я,
Как провожали нас друзья
– Чеснок, четыре сухаря и фляжка чачи.

Меньшой сидел и молча пил,
Тут старший тост провозгласил,
И выпил из последних сил «за тех, кто в море».
И, повертев на свет стакан,
Сказал икая: «Слышь, братан,
Да брось ты свой Афганистан, он не в фаворе.

Пройдёт каких-то пара лет,
Его забудут – был и нет,
Твой автомат и пистолет – глупцам забава.
Иные нынче времена,
Другие мерки и цена,
Кому нужна твоя война, ну что ты, право.
Бери пример – ну вот с меня.

На фронте не был я ни дня,
А посмотри – моя семья в шелках и славе.
Имею в обществе престиж,
То в Лондон езжу, то в Париж,
То в Риме с месяц погостишь, а то – в Оттаве.»

Тут младшего тяжёлый взгляд,
Его прервал: «Отставить, брат.
Я не политик, я солдат, и мне до дверцы,
Вся философия твоя,
И золотая чешуя Гнилых сентенций.

Да что ты знаешь о войне?
Вы здесь погрязли в барахле,
И лозунг – «я тебе, ты мне» – как песня вам,
А на иного падлеца,
Вполне хватило бы свинца,
Неполных девять грамм.

Иной до титулов дорос,
А как дорос – ещё вопрос.
Здесь главное – по ветру нос держать умело.
А я хотел бы посмотреть,
Какие песни станет петь,
Он под обстрелом.

Сидор закончил петь, повисла мрачная тишина.

– Ну, нам пора идти! – произнёс Руст.

Друзья и Людмила Васильевна дружно встали и, поблагодарив за вкусный обед, вышли из-за стола.

– Я провожу, – вызвался Иткин.

Когда гости подошли к порогу, Руст пропустил всех вперёд и, прикрыв за ними дверь, обратился к Иткину:

– Яков Ильич! Людмила Васильевна мама нашего погибшего в Афганистане друга. Она нам как Мать. Хотелось бы, чтобы вы приняли это к сведению.

– Я уже всё понял! – заверил Иткин.

Перед тем, как уйти, Руст крепко сжал его руку и, поглядев пронзительно в очи, дал понять, что скрепил этим достигнутую договорённость. Уже вечером в дверь квартиры Людмилы Васильевны позвонили уполномоченные Иткиным люди и сообщили, что привезли необходимые для ремонта материалы. Обои оказались той же фирмы, что и у Якова Иткина – финской Sandudd и не на одну комнату, а на всю квартиру. К ним прилагались клей и инструменты. Через три дня квартира Людмилы Васильевны была обклеена новыми обоями, а друзья Руст, Сидор и Костёр с чувством выполненного долга убыли в Москву.

Tags: ПрозаProject: MolokoAuthor: Дауди Ильяс

Книга "Мы всё ещё русские"здесь и здесь