МОСКВА-ЛЕНИНГРАД – середина лета 1987 года.
Друзья, Сидор – Сергей Сидоренко, Руст – Рустам Тукаев и Костёр – Иван Костров в ноябре 1986 года вернулись с Афганской войны и, попав в мирную жизнь, начали налаживать быт.
Сидор – кавалер ордена «Красной Звезды» и двух медалей «За Отвагу», пользуясь преференцией ветерана войны, поступил на рабфак исторического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова. Руст, пройдя вместе с ним череду госпиталей в Афганистане и Ташкенте, встал на протезы и восстановился на первый курс экономического факультета Московского института нефти и газа им И.М. Губкина, откуда призывался в армию. А Костёр, отмеченный двумя орденами «Красной Звезды», возвращаться в институт, откуда призывался в Армию, не стал, а решил поступить в Высшую школу КГБ СССР им. Ф.Э. Дзержинского.
По предложению Руста, в дни студенческих каникул, друзья решили навестить в Ленинграде маму погибшего Стрелы – Людмилу Васильевну. Она приезжала к сыну в Сурхандарью на присягу и угощала всех шестерых – Костяна, Монгола, Стрелу, Руста, Костра и Сидора – купленными в местной базарной чайхане самсой и пловом.
Поездка осложнялась тем, что записная книжка, содержавшая домашние телефон и адрес Стрелы, была утрачена раненым Рустом вместе с разрезанным медиками маскхалатом перед хирургической операцией в гарнизонном госпитале Шинданда. В его памяти, после перенесённой вместе с ранением, тяжёлой контузии, сохранилось лишь то, что жил Стрела на Полюстровском проспекте. Номер его дома, по отрывочным воспоминаниям, был то ли 20, а квартира 25, то ли наоборот, а может, и ни то, и ни другое.
Как бы то ни было, Руст, Сидор и Костёр, сев в поезд «Москва-Ленинград», тронулись в путь. Они заняли отдельное купе и, проговорив в пути всю ночь, утром прибыли на Московский вокзал северной столицы.
Город встретил пасмурной погодой. На площади перед вокзалом, выстроившись в ряд, стояло десятка два такси со светящими зелёными огоньками. Одетые в модные джинсы и куртки MONTANA и USTOP, купленные в афганских дуканах, в кроссовках ROMIKA и Аdidas, с яркими спортивными сумками наперевес, друзья привлекли внимание тщедушного, курносого, в потёртой кожаной куртке и несуразной оранжевой кепке таксиста.
– Куда ехать?! – спросил он с прищуром, цвиркнув в сторону.
– Полюстровский проспект, – с нежеланием ответил Руст, оценив моветон таксиста.
Название проспекта было единственное, что он помнил твёрдо.
– Какой дом? – спросил таксист.
– Давай пока на Полюстровский, – дал целеуказание Костёр, – а там будет видно. Начнём с дома 20!
Таксист поглядел на них с опаской и указал на свою белую Волгу ГАЗ-24 с шашечками. Руст сел вперёд, Сидор и Костёр на заднее сиденье. После сорока минут езды по широким проспектам и улицам Ленинграда такси въехало в безлюдную заброшенную промышленную зону со старинными, с царских времён, буро-кирпичными домами, с ожидавшими переселения жильцами. Друзья одновременно насторожились.
– Ты куда нас везёшь?! – с напором спросил Сидор.
– Так срежем. Путь будет короче, – ответил таксист, заметно егозя.
Проехав ещё немного, он остановил машину у железной телефонной будки и, посетовав, что забыл что-то выключить дома, отпросился срочно позвонить. Снял трубку и, начав с кем-то говорить, он отвернулся. Через некоторое время повернулся, пристально поглядел на ожидавших в машине друзей и, будто проведя рекогносцировку, кому-то о них доложил.
Друзья не ждали подвоха, пока четверо крепких молодцев, скоро вышедших из подъезда и обежавших вокруг такси, резко не открыли передние и задние двери, и не приставили к горлу каждого из друзей финские ножи:
– Деньги и ценности, выкладываем быстро! – прогорланил один из налётчиков. – Иначе порежем на ремни!
Паузы не было. Сидор, Костёр и Руст мгновенно мобилизовались, крепко схватив налётчиков за руки и, затянув в салон такси, начали жестоко бить и душить. Четвёртый член гоп-компании – акарёнок, сунувшийся в салон через водительскую дверь, тщетно старался нанести удары по молотившим его корешей кулаками и головами, Костру и Сидору, а затем разжать руки Руста, заключившего в клещи и заставившего хрипеть от удушья третьего подельника. Таксист с ужасом наблюдал за происходившим из телефонной будки. Драка внутри автомобиля вскоре перенеслась на тротуар, где, спустя пять минут, Сидор добивал крайнего налётчика, лицо которого напоминало мякоть переспевшего арбуза. Трое его корешей, к тому времени обработанные Костром и Рустом, смирились с разгромом и, бросив подельника, хромая, держась за бока и вытирая с лица кровь, поспешно удалились. Как только гопники покинули место нападения, из окон, завешанного сохнувшим бельём дома, послышался женский крик: «Бандиты! Ты посмотри, что средь бела дня делают, а?! Сейчас в милицию позвоним!»
– Вакханалия! – отметил Костёр, сплюнув на тротуар кровавую слюну.
– Видел бы покойный Стрела, как его родной Ленинград принимает ратных наперсников, непременно огорчился бы! – пригорюнился Сидор.
За этим разговором к машине вернулся таксист. Он был в смятении от неожиданного исхода и, не сумев скрыть взбуду, подтвердил подозрение друзей в своей причастности к налёту.
– Что штопарь-закоульщик, привёз нас на гоп-стоп?! – припёр его Сидор. – Будешь теперь нас возить по городу нашармака, пока не отыщем искомого адреса или наш крепко контуженый споборитель впрасол вдруг не встямится! Или нам огулом заслаться на съезжий двор?! Выбирай, клеврет презренный!
Таксист, скабрёзно клявший приневоливших его басивал, выбрал первое. Друзья заехали сначала на Полюстровский проспект дом 20 квартира 25, потом в дом 25 квартира 20, а затем ещё и по другим со схожими цифрами 0,2,5, адресам, но не находили квартиры Стрельцовых. При проверке очередного места, друзья, направлявшиеся к подъезду дома, услышали за спиной визг шин, рванувшего с места такси.
– Сбросил кандалы, ракалия! – пошутил Сидор.
– Вот незадача! – затужил Костёр.
– Надо искать Районный военкомат РВК, к которому прикреплён Полюстровский проспект, – домекнул Руст.
– Верная мысль! – поддержал Сидор.
Узнав от одного из прохожих адрес ближайшего РВК, друзья тотчас направились в путь. Уже через пятнадцать минут они стояли у дверей военкомата.
Наступил вечер пятницы. Рабочий день к тому времени уже закончился, дверь в РВК была заперта и на стук никто не отвечал. Друзья обошли здание с тыльной стороны и, обнаружив служебный вход, постучались. Из-за двери без политеса коротко спросили:
– Чего надо?!
– Здравствуйте! Мы ветераны-афганцы. Приехали из Москвы навестить маму погибшего в Афганистане нашего товарища, – громко проговорил Руст. – Его звали Стрельцов Герман Владимирович. Могли бы вы дать нам домашний адрес Стрельцовых?
– Ничего не скажем! – послышался из-за двери грубый мужской голос, – РВК таких сведений не даёт! Приходите в понедельник в 8.00 к дежурному.
– Вы наверно не поняли?! – вмешался Костёр. – Мы приехали из Москвы, и не можем ждать до понедельника. У нас в этом городе никого нет!
За дверью замолчали. Отчаявшись получить адрес Стрельцовых, друзья сели на ступеньки служебного входа и призадумались: что делать дальше? Внезапно, морок внутреннего двора РВК осветился яркими фарами, съезжих с двух сторон жёлто-синих милицейских УАЗ-469, с включёнными мигалками и сиренами. Слетевшие с них два наряда патрульно-постовой службы ППС из местного РОВД, ничего не выясняя, пустили в ход резиновые дубинки, не давая друзьям вставить даже слово. Остановить шквал ударов словами не удавалось. Чтобы умерить пыл запредельно усердствовавших блюстителей порядка, друзья прибегли к силовому сдерживанию. Однако силы были неравны. Прикрывая от ударов дубинками голени, лежавший на земле Руст прокричал:
– Нам кто-то объяснит, в чём наша вина?!
– Сейчас мы повезём вас в РОВД и там продолжим объяснять: в чём ваша вина! – изрёк дебелый старшина с чёрными усами в виде подковы, защёлкивая за спинами друзей, лежавших ничком на асфальт наручники. – А ещё наши сотрудники снимут в травмпункте побои и на вас откроют уголовное дело по статье 191 часть 1 – за неповиновение и оказание сопротивления сотрудникам милиции с применением насилия и угроз при исполнении ими обязанностей службы.
Друзей затолкнули в УАЗ-469, в отсек для задержанных. Дверь за ними, оглушительно клацнув, захлопнулась. Неутомимый злокоманный старшина прильнул потным круглым лицом к оконной решётке и желчно проговорил:
– А с учётом устойчивой группы, каждый из вас получит по пятёрке!
– Чудак кавайный! – балагурил у решётчатого окна с измазанным лицом и рассечённой губой неунывный Сидор, отряхивая пыль с джинсовой куртки, пуговицы которой были вырваны с корнем.
– Ничего не скажешь, радушный приём! – поддержал юмор Костёр. – Сначала гопники, потом дежурный РВК, а под занавес и милиция родная поучаствовала. Что будет дальше, не берусь даже предположить.
– А мы не к ним приехали! – веско привёл Руст, сжимая от боли высунутые из протезов посиневшие культи голеней.
– Это верно! – согласился Костёр.
– Ну как ты?! – с эмпатией поинтересовался Сидор, взирая, как Руст вдевает культи обратно в протезы.
– Штатно! – по-военному ответил Руст. – В Герате было хуже!
Внедолге милицейский УАЗ-469 подъехал к Районному ОВД и друзей препроводили в камеру предварительного заключения, называвшуюся в простонародье обезьянником. Сюда со всего района свозили участников чрезвычайных происшествий, внутрисемейных разладов и, прибывшую на матч 18-го тура 50-го юбилейного Чемпионата СССР с Ленинградским «Зенитом», пылкую торсиду Тбилисского «Динамо», успевшую рукоприкладно поспорить с автохтонными любителями футбола. Некоторых из них выводили на допрос, а о друзьях-афганцах совершенно позабыли, словно их и не существовало вовсе.
– Оно может и к лучшему, – мерекали они, – чего будить лихо.
Не докучая дежурному вопросами, Сидор, Руст и Костёр разлеглись на деревянных скамейках и, повспоминав события армейской службы, а в них и павших Стрелу, Монгола и Костяна, заснули.
Наступило утро. Дверь в камеру отворил заступивший на дежурство невысокого роста и интеллигентного вида, приязненный, светловолосый капитан.
– Тихо! Тихо! Посторонись! Уроженцев чайного края допросим последними! – иронично уведомил он смятых в кулачной сече и горланивших без умолку болельщиков «Динамо-Тбилиси» и, протиснувшись вглубь заполненной камеры к лежавшим на скамейках друзьям, спросил:
– А вы, камрады, за какой выдающийся подвиг к нам удостоены?!
– Да не было подвига! – отреагировал Руст.
– Не было, говоришь? – усомнился капитан. – Ну пойдём со мной, расскажешь всё обстоятельно. А дружки твои подождут пока в камере.
Руст прошёл за дежурным в комнату, где стоял мигавший лампами большой пульт и куча телефонов, трещавших безумолку.
– Присаживайся! – предложил дежурный-капитан, и начал толковать, – в «Книге учёта лиц, доставленных в РОВД» и «Журнале учёта материалов об административном правонарушении» записано: «Вчера около 19.30, группа нарушителей общественного порядка била в дверь Районного военного комиссариата, требуя впустить их вовнутрь». На требование дежурного РВК удалиться, дебоширы не только не реагировали, а нецензурно выражались и грозили рукоприкладством. Что можешь пояснить по данному поводу? Только по существу!
– Не было этого, – возразил Руст, – мы вели себя пристойно. Объяснили, правдиво, как есть: что приехали из Москвы навестить маму погибшего в Афганистане друга. Поскольку номер дома и квартиры, где он жил у нас не сохранился, а только название проспекта, мы решили обратиться за помощью в Райвоенкомат. А добраться до РВК обстоятельства позволили нам только вечером.
Вчера, как известно, была пятница – конец трудовой недели и короткий рабочий день. Военкомат к нашему прибытию был уже закрыт. Нам не оставалось ничего другого, как обратиться к дежурному РВК, чтобы он помог с адресом. Он отказался войти в наше положение, да ещё цинично послал до понедельника. Дополнительно к этому вызвал два наряда милиции, задержавшие нас жёстко с применением силы.
– Хорошо! – допустил капитан. – Покажи мне свой паспорт и назови полное имя матери погибшего друга.
– Вот мой паспорт! – Руст протянул его капитану. – А маму покойного друга зовут Стрельцова Людмила Васильевна, она живёт на Полюстровском проспекте.
Капитан пролистнул паспорт, убедился в Московской временной студенческой прописке и вернул его.
– Сейчас я запрошу по базе, – сообщил он и, сняв трубку, проговорил: – База! Посмотрите мне, Стрельцова Людмила Васильевна, Полюстровский проспект.
Внедолге ему ответили. Он возбудился, прижал подбородком к плечу трубку и, спешно порвав чистый лист бумаги пополам, повторяя за голосом на линии, быстро написал адрес: дом 5 квартира 20 и номер домашнего телефона.
– Держи! Сейчас наберём ей по телефону, – намерился капитан.
– Не надо! – резко пресёк Руст. – Её лучше не бередить раньше времени. Мы подъедем и на месте всё решим.
– Как знаешь, – не возразил капитан.
Они вернулись к камере, капитан выпустил оттуда Сидора и Костра, и, сопроводив всех троих к выходу, приготовился закурить. В этот момент в дверях им встретился привёзший надысь друзей в РОВД, водитель УАЗ-469.
– Гриша! Подбрось афганцев на Полюстровский, 5! – по-свойски призвал капитан.
Сидор, Руст и Костёр переглянулись.
– Нет, спасибо! – с улыбкой ответил Руст. – Мы охотно своим ходом.
Утро было пасмурным. Откуда-то слышалась песня «Звёзды нас ждут сегодня» популярной в конце 1980-х группы «Мираж». Воодушевлённые обретенной свободой, друзья остановили такси и, купив по пути торт и цветы, приехали на Полюстровский, дом 5. Они легко нашли нужную квартиру, и Руст позвонил в дверь. Послышались шаги, и через несколько секунд дверь отворила высокая седая женщина.
«Глаза у мамы, как и у Стрелы – такие же голубые, голубые», – заметил про себя Руст:
– Здравствуйте Людмила Васильевна! Мы Герины армейские друзья! Вы нас не помните?
– Боже мой, ну, конечно же, я вас помню! Проходите, ребята! – пригласила она войти.
Друзья заметили у Людмилы Васильевны кручину, наполнившую её глаза слезами, и сконфузились. Костёр передал цветы и торт. Друзья помыли с дороги руки и направились в зал. Проходя мимо маленькой комнаты, их взгляд зацепился за висевший на стене большой портрет с улыбавшимся Стрелой. Друзья на мгновение оцепенели.
– Проходим дальше! – тихо скомандовал Руст.
Они зашли в зал и сели в мягкие кресла и диван. Наверху серванта в вертикальном положении стоял катушечный магнитофон МАЯК-203 с бобинами и заправленной лентой. Было такое ощущение, будто Стрела, поклонник творчества советских рок-групп: «Воскресенье», «Динамик», «Круиз», «Карнавал», лишь ненадолго вышел из комнаты, выключив его. За стеклом в рамке стояла коллективная школьная фотография.
– Ребята, помогите мне раздвинуть стол, – попросила, принёсшая вазу с цветами, Людмила Васильевна.
Друзья дружно встали, споро выдвинули, и, соединили воедино две столешницы, накрыв их скатертью и засервировав.
– Скоро будут готовы вареники с картошкой и творогом, Гера их обожал, – поделилась светлым прошлым Людмила Васильевна. – Я как чувствовала, налепила их с запасом и положила в морозильник. Герины одноклассники меня всё время навещают, и на кладбище к нему ездят. Бывает, поеду на кладбище, а на могилке цветы свежие – помнят. Спасибо им!
Друзья, опустив глаза, молчали. На их сердцах лежал тяжёлый камень – ведь они вернулись живыми, а её сын Герман – их товарищ Стрела, погиб. Каждый из них вспоминал тот бой в Хост-Ва-Ференге и думал, можно ли было предотвратить его гибель, смерти Монгола и Костяна.
Людмила Васильевна отлучилась недолго на кухню и, подав горячие вареники, пригласила всех за стол.
– Вот и собрались, – произнесла она сумно, утерев слезу.
– Мы хорошо помним, как вы приезжали к Герману на присягу в Сурхандарью, – начал Руст – как угощали нас шестерых пловом и самсой. Их вкус у нас до сих пор во рту.
Людмила Васильевна улыбнулась.
– Герман, наверняка писал вам о нас, и всё же, я напомню наши имена: я – Рустам Тукаев, справа от меня – Сергей Сидоренко, слева Иван Костров. Нас было шестеро, трое: Герман, Константин и Дархан погибли. У нас нет для вас слов утешения, – продолжил Руст уже стоя – их ещё не придумали для матери, потерявшей единственного сына. Но мы втроём постараемся хотя бы частично заменить вам Германа.
Друзья встали и, молча, помянули его. Затем, с разрешения Людмилы Васильевны, Сидор снял висевшую на стене гитару и, настроив, запел песню барда-афганца Юрия Кирсанова:
Не надо нам громких тостов,
Не надо бокалов звона,
Не в радость нам эта водка,
Что в кружках у нас сейчас.
Останутся в памяти нашей
Запыленные батальоны,
И погибшие наши ребята,
Что всегда будут жить среди нас.
Первый тост – за ушедших в вечность,
Пусть же будет земля им пухом.
Мы запомним их всех живыми,
Тихим словом помянем их.
Тост второй – за удачу и смелость,
За ребят наших, сильных духом,
Чтоб остались душой молодыми,
И друзей не бросали своих.
На суровой земле афганской,
Под чужим, неласковым небом,
Родилась наша крепкая дружба,
Что в бою выручала не раз!
За нее третий тост поднимем,
И поделимся солью и хлебом,
Пусть же вечная будет та дружба,
Здесь навеки связавшая нас!
Отведав любимых Гериных вареников и, поговорив за столом, друзья предложили Людмиле Васильевне поехать на его могилу. Было пасмурно, всё ждало дождя. Друзья взяли такси и выдвинулись к Северному кладбищу. В дороге, на проспектах и улицах города, спорадично встречались болельщики «Зенита», загодя сбивавшиеся в кагалы перед походом на стадион имени С.М. Кирова.
Когда добрались до кладбища, к месту, где были похоронены погибшие в Афганистане воины-интернационалисты, взору друзей предстал длинный ряд свежих могил. С фотографии на памятнике одной из них, глядел молодой лейтенант-лётчик в парадной форме. Под его именем была высечена эпитафия:
«Ты моя радость, моё горе, моя любовь, моя печаль».
– Этого парня привезли давеча, и, памятник на могилу поставили тем же месяцем, не выдержав времени, пока земля осядет, – поведала Людмила Васильевна, проходя за спинами Сидора, Костра и Руста, застывших перед бередившей душу надписью.
Свежие захоронения воинов-афганцев заслонили могилу Стрелы, оставшуюся в глубине. Дойдя до неё, друзья увидели выгравированные в светло-бордовом граните фотографию и имя: «Стрельцов Герман Владимирович. Воин-интернационалист». На могиле лежали несколько букетов свежих роз и гвоздик.
«Молодцы одноклассники!» – подумали про себя Руст, Сидор и Костёр.
– Здравствуй сынок! Вот и друзья к тебе приехали, – спокойно произнесла Людмила Васильевна.
Она постояла недолго, глядя на фотографию сына, и, полив воду на отрезок материи, начала вытирать памятник от пыли. На безмолвно взиравших из-за её спины друзей это произвело тягостное впечатление. С фотографии улыбался благодушный по жизни Стрела.
– Великая Отечественная война застала меня полугодовалым ребёнком в Пскове, – стала рассказывать Людмила Васильевна при выходе из кладбища, – кроме меня в семье были ещё старшие: сестра 1938-го и брат 1939 года рождения. Нас, троих маленьких детей и маму, немцы отправили в концентрационный лагерь близ Кенигсберга, а освободили из застенков части Красной армии. После войны, окончив среднюю школу, я поступила в Псковский политехнический институт, где познакомилась с будущим мужем Владимиром Стрельцовым. Вскоре мы поженились, и у нас родился сын Герман. Жили мы счастливо, пока в 1971 году Владимир не погиб в автомобильной катастрофе. Так я осталась вдовой с четырехлетним сыном на руках. Всю жизнь проработала на одном из крупных оборонных предприятий и не стремилась устроить личную жизнь, посвятив себя целиком Гере. Школу он окончил на хорошие оценки, однако в институт решил поступать уже после армии. В 18 лет, в октябре 1984 года, очевидно, как и всех вас – первой группой призывников, Геру направили в Туркестанский военный округ в Сурхандарью. Что произошло дальше, вам известно.
Окончание здесь
Tags: ПрозаProject: MolokoAuthor: Дауди Ильяс