На сцене мы всегда были как в бою. Причем, нас всегда убивали. Перед публикой куда-то улепетывала таинственная наша аура. Если репетировали – я по праву называл себя Рэем Манзареком. Артур скромно становился Полом – хотя бы из-за формы баса марки «Орфей». Шура писал себя Chucha. Полагаю, не из-за испанской этимологической линии, а тоже благодаря Doors и (на это раз) Робби Кригеру. В свои шестнадцать мы записывали по ночам на кассетник хиты вроде «Джимми Хендрикс дурак», отмечая открытие джазового фестиваля в филармонии, надевали в школу вычурные галстуки, курили овальные без фильтра и играли блюзы.
Нас накрыла безвыходная ситуация. Негде стало репетировать. Шурины соседи (а только у Шуры были шикарное Petrof и солидная полуакустика) намекнули его родителям, что вот этот вечерне-ночной гвалт (особенно во время их отлучек на дачу) отвлекает от несения повседневной вахты. Хорошо Артуру – у него был собственный бас. Ритм-гитарист Дима обладал гитарой – ему тоже повезло. У меня не завалялось никакого пианино. Дома я мог пробежаться только по клавишам аккордеона. Зато какой-никакой инструмент стоял без дела в школе.
Мы повадились его наполнять смыслом. Вечерами. Когда во всей школе оставался один сторож. И тот метался за запертой дверью. Мы заранее, днем, приотрывали окно, в сумерках впархивали в класс, быстро бацали какую-нибудь пьеску, пока охранник обегал школу, и перед самым его носом уносились во мглу. Нас так и не поймали и не отвели к директору. Наказали нас, тайных оркестрантов, больнее.
Нас позвали выступать перед старшеклассниками на каком-то общем собрании. Как истинные профи мы не только согласились, но и решили играть что-нибудь блюзовое и в то же время нефигуративное в ля миноре. Мы даже планировали достойно все отрепетировать, но кто-то из группы урвал узбекского портвешка марки «Жасорат» и превратил молитву в фарс…
В час Икс набился полный концертный зал. Полыхал свет. На VIP-местах восседало руководство. Нас представили как будущих суперзвезд. Я еще успел подумать: «Почему будущих», и рванул к своему пианино. Оно стояло на самом краю, торцом к зрителям. Счастливые обладатели мест на первых пяти рядах прекрасно видели мой профиль. А я стоически обходился без созерцания своих товарищей по группе, которая тогда недолго называлась Silver Mistakes, потому что сидел к ним спиной.
Парни, я слышал шеей, ковырялись с самопальным микшером, который призван был слить их бас и гитару в один «джек». Штеккер со свистом воткнули в какой-то унылый аппарат. Усилитель весьма художественно трещал и сам по себе. Мы начали, невзирая на все. Даже друг на друга. Это же коллективная импровизация, тут важнее найти общую волну, потонуть в единой копне звуков. Только вот слышно ритм-группу было плохо даже на сцене. Я благодарил Джа и Кейта Джаррета, что пианино – акустический инструмент и наяривал очень громко.
Шпрехтальмейстер вышел рано. Строго говоря, мы не только не завершили программу, мы и в первой – великой, хоть и безымянной - пьесе в Ля дошли только до паузы. Но нам дали понять, что мы выполнили свою задачу. Что было здорово, даже слишком. И что не нужно продолжать, потому что примерно все уже понятно с нами.
Мы сбежали за сцену в смешанных чувствах. Каждый из нас был уверен, что он-то сыграл вообще отлично. А что уж там получилось на троих…
- Это невероятно круто! – прервал наши беззвучные размышления одноклассник Петя. – Это же мистерия, путешествие, танец как после пейоте! Душа блюза в спонтанной импровизации!
Мы с Шурой тут же согласились с настоящим ценителем и меломаном. А Артур мрачно произнес: «Это последний раз. Больше вы меня на сцену не вытащите!»
Но, как говорил нам Джеймс Бонд: «Никогда не говори никогда». По иронии судьбы, через пару месяцев именно с басистом мы оказались на концерте общей подруги. Таня ловко обходилась с клавишами и пела (не зря же закончила музшколу), а какие-то великовозрастные студенты играли с ней на гитаре, басу и (!) барабанах. Это казалось особенно обидным. Не то, что у Тани здорово получалось, а что у нее был барабанщик с установкой. И он умел играть эффектные брейки.
Тане выделили большой зал Дворца пионеров. И народу в нем было ощутимо. Публике нравилась Таня. Возможно, некоторые пришли ради музыки. Она пела самозабвенно, барабанщик эффектно стучал. Эта музыка должна была продолжаться вечно, но песни квартета закончились примерно через полчаса. Со сцены исполнили еще какой-то кавер. И вот тут повисла тягостная тишина. Однако, никто не торопился покидать зал. Музыкантам нужно было подарить благодарной публике бис, но Танины парни не умели «гнать собаку», как мы. Они играли только то, что хорошо отрепетировали. И такие песни у них закончились.
- Ребята, может, кто-нибудь из музыкантов выйдет на сцену, устроим джем? – чуть дрожащим голосом начала в микрофон Таня. – Вот, Тошик, может, ты? – она для верности даже указала на меня пальцем.
Я легок на подъем: «Мы уже идем!» Артур занял оборону: «Кто это мы? Тебе нужно – ты и иди!» Но я вцепился в него крепко. Да и публика принялась подзуживать. Артур сдался.
На сцене от Таниной группы остался только барабанщик. Он склонился ко мне и заговорщецки завидным баритоном произнес: «Сбивки планируешь?» Хотелось мне ему сказать, что я вообще не мастер преднамеренного жеста, а что такое сбивки просто не знаю. Но промолчал. А драммер не унимался: «Размер какой?» Мне повезло, что я по простоте душевной не брякнул: «Размер чего?» Артур вовремя встрял: «Обычный блюз». Он занимался с педагогом и знал ноты. А еще его как-то раз приглашали попробоваться в ресторанный коллектив!
Мы все друг другу важно кивнули и начали блюзовую кашу, сварили кисло-сладкое пьяное варево, отправились в полет вдохновения. Я впервые играл с барабанщиком. И тут же дал себе обещание, что к семнадцати у меня будет полноценная команда с установкой, пультом и порталами.
- Спасибо, ребята, правда здорово, - сквозь мечты просочился Танин голос. – Вы отлично сыграли. Жаль, что все разошлись. Я открыл глаза и на меня сразу, без прелюдий навалился пустой зал. «Когда они все успели выйти?» - судорожно кумекал я.
- Вы просто сложную музыку играете, - пыталась загладить Таня. – Джаз никто не понимает. Вам песни нужны какие-нибудь. Со словами. Я посмотрел на Артура. Весь его опустошенный вид вопил: «Нет уж, сам». Через пять минут, прикуривая на улице, он уже не скупился в выражениях. Он недвусмысленно намекал, что это последняя авантюра с его участием… А уже через пару недель мы репетировали песню со словами: «С телом как модель в юбке как предел ты прешь на мою цитадель, чего и я хотел». Мы быстро созрели для успеха.