Найти тему
Смотри в Корень

Москвичка в Петербурге (ч.3)

Совершая почти ритуальное действие по посещению Эрмитажа во время туристического сезона, надо постараться избежать ошибок, которые могут испортить позитивное впечатление и от главного музея Петербурга, и от города в целом. А именно:

  • приехать в Эрмитаж лучше ближе к вечеру, чтобы не стоять несколько часов в очереди за билетом;
  • идти нужно "адресно", заранее выбрав для себя те залы и экспонаты, которые хочется увидеть. В противном случае можно потратить много сил и времени на блуждание по музею, в результате чего впечатления окажутся смазанными из-за их большого количества и накопившейся усталости.
Сирень в Москве уже отцвела, а в Петербурге возле здания Эрмитажа еще цветет...
Сирень в Москве уже отцвела, а в Петербурге возле здания Эрмитажа еще цветет...

Я пришла в Эрмитаж в половине пятого вечера. В это время очередь за билетами помещалась вся внутри здания, на улице "хвост" не стоял.

Моей целью было посетить Военную галерею 1812 года и еще увидеть одну важную для меня картину.

Чернецов Г. Г. (1802 - 1865) Перспективный вид Военной галереи 1812 года в Зимнем дворце, 1829 г.
Чернецов Г. Г. (1802 - 1865) Перспективный вид Военной галереи 1812 года в Зимнем дворце, 1829 г.

Военная галерея - это зал, где собраны портреты генералов русской армии, участвовавших в войне 1812 года. Она была задумана Александром I, но обустройство ее было окончательно завершено уже после его смерти.

На картине художника Григория Чернецова, современника Пушкина, Военная галерея в Зимнем дворце выглядит точно так же, как и сейчас. Только когда сам поэт прогуливался по этой галерее, доски с фрагментом его стихотворения "Полководец" на стене, конечно же, не было.

Памятная доска в Военной галерее 1812 года с фрагментом стихотворения А. С. Пушкина "Полководец"
Памятная доска в Военной галерее 1812 года с фрагментом стихотворения А. С. Пушкина "Полководец"
У русского царя в чертогах есть палата
Она не золотом, не бархатом богата;
Не в ней алмаз венца хранится за стеклом;
Но сверху донизу, во всю длину, кругом,
Своею кистию свободной и широкой
Ее разрисовал художник быстроокой.
Тут нет ни сельских нимф, ни девственных мадонн,
Ни фавнов с чашами, ни полногрудых жен.
Ни плясок, ни охот,— а всё плащи, да шпаги,
Да лица, полные воинственной отваги.
Толпою тесною художник поместил
Сюда начальников народных наших сил,
Покрытых славою чудесного похода
И вечной памятью Двенадцатого года
Нередко медленно меж ими я брожу
И на знакомые их образы гляжу,
И, мнится, слышу их воинственные клики.

Начало стихотворения "Полководец" выбито на мраморной доске, висящей в галерее.

А в продолжении этого стихотворения повествуется и осмысливается драматическая история генерала-фельдмаршала Барклайя-де-Толли, ростовой портрет которого находится среди прочих в Военной галерее.

Д. Доу. Портрет Михаила Богдановича Барклая-де-Толли. 1829 г.
Д. Доу. Портрет Михаила Богдановича Барклая-де-Толли. 1829 г.

Этот военачальник шотландско-немецкого происхождения в начале войны 1812 года командовал русской армией и принял на себя весь шквал критики и порицаний за длительное отступление и отсутствие успехов в сражениях.

О вождь несчастливый!.. Суров был жребий твой:
Всё в жертву ты принес земле тебе чужой.
Непроницаемый для взгляда черни дикой,
В молчанье шел один ты с мыслию великой,
И, в имени твоем звук чуждый не взлюбя,
Своими криками преследуя тебя,
Народ, таинственно спасаемый тобою,
Ругался над твоей священной сединою.
И тот, чей острый ум тебя и постигал,
В угоду им тебя лукаво порицал...

А финальную часть, полагаю, многие слышали, эта цитата достаточно известная:

 О люди! жалкий род, достойный слез и смеха!
Жрецы минутного, поклонники успеха!
Как часто мимо вас проходит человек,
Над кем ругается слепой и буйный век,
Но чей высокий лик в грядущем поколеньи
Поэта приведет в восторг и в умиленье!

Стихотворение "Полководец", начинающееся как гимн, прославляющий героев войны 1812 года, в продолжении обретает морально-философское звучание, поднимая острую тему несправедливых осуждений и человеческой неблагодарности.

А вот поэт Василий Жуковский после войны 1812 года стал весьма популярен благодаря своей поэме "Певец в стане русских воинов", содержащей рифмованные славословия в адрес известных военачальников. К примеру, там есть такие строки:

Хвала сподвижникам-вождям!
Ермолов, витязь юный,
Ты ратным брат, ты жизнь полкам,
И страх твои перуны.
Раевский, слава наших дней,
Хвала! перед рядами
Он первый грудь против мечей
С отважными сынами.
Наш Милорадович, хвала!
Где он промчался с бранью,
Там, мнится, смерть сама прошла
С губительною дланью.

Если полистать галерею, можно посмотреть портреты генералов, упомянутых в этом отрывке.

Барклаю-де-Толли в творении Жуковского места не нашлось...

Мне видится, что и в поэтическом, и в идейном, и в смысловом отношении стихотворение Пушкина "Полководец" на голову превосходит дешево-глянцевую поэму Жуковского "Певец в стане русских воинов". (Последнюю, если честно, мне вообще читать тяжело: на каждом слове запинаюсь). Однако Жуковский за эти вирши получил невероятную популярность и почет, а Пушкин за своего "Полководца" - несправедливую ругательную критику. Кто-то не пожалел времени и сил и издал под именем некоего Л. И. Голенищева-Кутузова брошюру, в которой Пушкин обвинялся в неуважении к генерал-фельдмаршалу М. И. Кутузову и умалении его заслуг.

 Современник. 1836. Т. 4. Фрагмент страницы  295
Современник. 1836. Т. 4. Фрагмент страницы 295

В последнем прижизненном номере "Современника" Пушкин написал статью с оправданиями по поводу этого странного обвинения. При этом ни Жуковский, ни кто иной из многочисленных "друзей" Пушкина, которые после его смерти активно марали бумагу воспоминаниями о своих теплых с ним отношениях, не сказали ни по этому поводу, ни по какому другому ни одного доброго слова в поддержку поэта. Во всяком случае, в публичном пространстве ничего такого нет.

Единственным, кто дерзнул в то время говорить правду, был Владимир Одоевский, который написал в 1836 году статью "О нападениях петербургских журналов на русского поэта Пушкина". Правда, она увидела свет только через 20 лет после своего появления, и не в периодическом издании, а в сборнике произведений Одоевского. И показательно, что никаких воспоминаний о своих личных отношениях с Пушкиным Владимир Одоевский не оставил.

Из всего этого, думаю, можно сделать вывод о своеобразной схожести судеб поэта Александра Сергеевича Пушкина и полководца Михаила Богдановича Барклая-де-Толли, честно служивших своему делу и за то гонимых своими современниками. Вот какую тайну хранит Военная галерея 1812 года в Эрмитаже. Но справедливость в определенном смысле восторжествовала: в Военной галерее можно прочесть прекрасные стихи Пушкина, а не натянутые рифмовки Жуковского, и увидеть портрет Барклайя-де-Толли, забытого поэтом-краснобаем.

Д. Доу. Портрет Александра Христофоровича Бенкендорфа
Д. Доу. Портрет Александра Христофоровича Бенкендорфа

А вот еще одна несправедливая судьба. Александр Христофорович Бенкендорф, храбрый воин, благородный патриот своей страны, эффективный руководитель одной из первых в России спецслужб после своей смерти был чудовищно оболган и потому вошел в историю как беззаконный душитель свободы, уничтоживший в России все зачатки прогрессивной мысли.

Наверное, многие слышали, что Николай I поручил Бенкендорфу надзор за Пушкиным, и тот проявил в этом редкостное усердие, цепляясь к поэту по поводу из без повода. Но это неправда. Во-первых, с чего бы это начальнику III Отделения надзирать за каким-то там литератором? Если бы Пушкин представлял опасность для государства, его бы выслали подальше от столицы раз и навсегда без возможности официально публиковать свои произведения.

Страница из дела о разрешении А. С. Пушкину Николаем I по ходатайству генерала-адъютанта Бенкендорфа напечатать трагедию "Борис Годунов" под собственную ответственность автора. (РГИА, Ф. 777. Оп. 1. Д. 928)
Страница из дела о разрешении А. С. Пушкину Николаем I по ходатайству генерала-адъютанта Бенкендорфа напечатать трагедию "Борис Годунов" под собственную ответственность автора. (РГИА, Ф. 777. Оп. 1. Д. 928)

А во-вторых, Пушкин был абсолютно лоялен к действующей власти и печатал некоторые свои произведения, в частности, драму "Борис Годунов" под грифом "с дозволения правительства". Это означает, что его рукописи отправлялись напрямую в типографию, минуя цензурный комитет. Бенкендорф оказывал Пушкину содействие в получении от императора на то соизволений. Приведенный выше документ - тому доказательство. А все рассказы о том, сколько натерпелся Пушкин от николаевской цензуры, являются домыслами недобросовестных людей.

Рассматривая в галерее 1812 года портрет генерала-адъютанта Бенкендорфа, я думала о том, как бы прожил свою жизнь этот человек, если бы знал наверное, что в памяти людской он останется не честным и мудрым государственным деятелем, а властолюбивым недалеким сатрапом. В конце концов я решила, что такой вопрос не имеет смысла, потому что настоящие люди живут не для того, чтобы как-то себя показать, а для того, чтобы выполнить то, что подобает. А неблагодарная память - это не вина, а беда...

Картину, ради которой я тогда пришла в Эрмитаж, я здесь не покажу. И даже не назову. Скажу только, что когда я увидела ее в первый раз, она произвела на меня очень сильное впечатление, не хотелось от нее уходить. Потом я узнала, что она послужила поводом к написанию стихотворения Пушкина "Возрождение" и она же упоминается в очерке Одоевского <Пушкин>. А еще она встроена в сюжет моей книги "Так исчезают заблужденья...".

Постояв немного перед своей любимой картиной, я решила немного побродить по Эрмитажу и пофотографировать понравившиеся экспонаты. Полистайте, если интересно.

Картина с Дрезденским рынком мне показалась очень реалистичной в распределении света и тени. На мой взгляд, художник изобразил это просто мастерски. Натюрморт Франца Снейдерса по сравнению с другими натюрмортами в Эрмитаже мне показался наиболее "вкусным". А Рыцарский зал - ну, это просто романтично...

Сходить в Эрмитаж и не сфотографировать знаменитых атлантов - нет, это будет неправильно. Я долго выбирала подходящий ракурс, но в результате получилось то, что получилось...

Когда на сердце тяжесть
И холодно в груди,
К ступеням Эрмитажа
Ты в сумерки приди,
Где без питья и хлеба,
Забытые в веках,
Атланты держат небо
На каменных руках.

И жить ещё надежде
До той поры, пока
Атланты небо держат
На каменных руках.
А. Городецкий

Этому миру не дают упасть не каменные истуканы, а настоящие люди, которые четно делают, что должно, не смотря ни на что. Место в их рядах есть всегда и для всех.

Делаю паузу в рассказе о поездке в Петербург. Если вам интересно, как она закончилась, можете подписаться на канал Смотри в корень. Канал посвящен литературным расследованиям. Также пишу о том, что мне кажется интересным и значительным.

Москвичка в Петербурге (ч.1)

Москвичка в Петербурге (ч.2)

Книгу, ради написания которой предпринималась поездка, можно найти по этой ссылке.