Найти тему
Николай Цискаридзе

Николай Цискаридзе об истории виноделия и балетного искусства

– Согласно словарю В. Даля, танец – это род, вид пляски. Знаете русскую пословицу: «Медведь танцует, человек пляшет»?

– Мне кажется, что самое первое, что начал делать человек после того как научился ходить на двух ногах (если верить теории, что мы когда-то ползали на четвереньках), – он начал танцевать. Потом пошли ритуальные танцы. Движение развивалось быстрее, чем речь. Многие танцы рождались как подражание чему-либо: движениям животных, движениям растений. Наверное, с одной стороны правильно, что медведь танцует, а человек пляшет.

– Насколько важна в танце эмоциональная составляющая?

– Добровольно, без эмоционального посыла, человек никогда не затанцует. Добровольно, подчеркиваю. Потому что люди, которые этим зарабатывают себе на жизнь, в основном – двигающиеся человечки. Способность передавать эмоции через танец, добавлять в танец какие-то актерские элементы есть только у талантливых или гениальных людей.

– Какие эмоции вызывает у вас вино?

– Я – грузин, и поэтому, прежде всего, это ностальгическое детское воспоминание. Вино в моей жизни было всегда. Оно всегда меня окружало. Мне всегда за обедом давали стакан домашнего красного вина. Оно не было крепким. Это объясняется, я думаю, двумя вещами: во-первых, красное вино очень полезно для кровообращения, от радиации и тому подобного, а во-вторых, выпив вина, ребенок хорошо спал после обеда. Мне никогда не отказывали за столом в вине, не разбавляли, просто давали маленькую дозу. И я сейчас понимаю – почему. Мальчика с детства приучали к выпивке так, чтобы это не перерастало в желание. И я могу честно сказать, что я и мои многие сверстники никогда не пили в подъездах, где-то под лестницей, а пили вино дома. У нас это не считается зазорным, а считается правильным. У нас другой интерес к вину. Вообще-то я такой человек, который любит вино, но не акцентирует внимание на его потреблении. Мне очень нравится, когда это происходит незаметно, когда не чувствуется тяжесть от употребления, когда тебе, кроме хорошего настроения, ничего не прибавляется. У меня ассоциации с вином как просто с хорошо проведенным временем, которое было в моей жизни. 

– Вино для вас удовольствие или соблазн?

– Соблазн? Ни в коем случае. Наверное, мои родители в детстве специально сделали, чтобы для меня это не являлось соблазном. Я нарочно никогда не говорил: «Можно я попробую?» Хочешь – бери, никто не запрещал. Но мне как-то не хотелось, потому что я это уже пробовал. Соблазн – это когда очень хочется, безмерно хочется и невозможно удержаться. Вообще-то, я – волевой человек. Хотя смотря в чем...

– А бабушка по папиной линии, француженка, каким-то образом на вас повлияла?

– Никакого влияния с ее стороны, кроме генетического, на меня не было. Я, к сожалению, не общался с этой семьей, а моя бабушка скончалась вскоре после моего рождения, так что я вообще никогда ее не видел. 

– Какое ваше любимое грузинское вино?

– «Киндзмараули». Мне всегда нравился вкус именно этого вина. Один из маминых родственников был директором винзавода в Тбилиси, и у нас всегда было хорошее вино. Тогда было три разновидности грузинского вина: вино для общего употребления, вино, которое делали на экспорт, и вино для руководителей нашей страны, оно и было в нашем доме. Кстати, говорят, Сталин любил «Киндзмараули». В горбачевское время, когда все было запрещено, мамины родственники присылали из Грузии вино ящиками: «Ахашени», «Мукузани», «Киндзмараули», «Саперави». На праздники, естественно, все это выставляли на стол. Ну и, конечно, главный подарок, который можно было отнести в школу, а мама постоянно носила педагогам подарки, – это было грузинское вино. И мне больше всего нравилось из всех этих вин – «Киндзмараули».

– Вы до сих пор любите полусладкие вина?

– Да, я вообще сладости люблю, например козинаки. Они не идут под вино – лучше с чаем. Хотя со сладкими десертными винами можно попробовать. Это было бы даже забавно. Но и к сухим винам я нормально отношусь. Я люблю легкие, ароматные, фруктовые белые вина, – например из Луары, Pouilly Fumé, Sancerre, Muscadet. Если сухие, то непременно белые. Но никаких тяжеленных шардоне!

– В Европе мода на полусладкие вина прошла еще в тридцатые годы...

– Я вообще не модный человек.

– У французов вино – это аккомпанемент еды, сочетание нюансов вкусов блюда и вина, у грузин – наоборот – это возможность высказаться, проявить мужское начало, посоревноваться в силе, в остроумии. Что вам ближе?

– Аккомпанемент. Маленькая капелька французской крови во мне перевесила. Но именно аккомпанемент – то есть когда не нужно задумываться. Я хочу, чтобы мне принесли то, что нужно к данному блюду, чтобы я не выбирал ничего, чтобы я знал на 100%, что это идеальное сочетание. Когда-то Moеt e Chandon и Hennesy любезно пригласили солистов Большого театра во Францию на свои виноградники. Мы даже были там, где жил монах Дон Периньон, и пробовали коньячный спирт 1800 года, который перегнали еще при жизни Пушкина. Мы проводили в нужных местах, с нужной кухней и нужным вином каждый обед и ужин. Там было много перемен блюд, и к каждому блюду давали новое вино, объясняя нам, из какого оно винограда, сколько времени выдерживалось в бочке, сколько в бутылке. С этой едой действительно нужен был именно такой Sauvignon Blanc, или Tavel, или Cabernet Sauvignon. Такой подход мне гораздо ближе. А у грузин – вина должно быть много и хорошего. Мне гораздо больше нравится грузинский процесс доставания вина из погребов. Это очень забавно, и я нигде больше такого не видел. Потому что, если во Франции или Италии бочки стоят в подвале, то у грузин громадные винные кувшины – квеври – закопаны в землю по горловину. Огроменные глиняные амфоры, в которые может легко пройти маленький ребенок или пролезть худой взрослый человек, чтобы потом, когда они будут пустыми, их можно было вымыть меховым ершиком. Обычно в тех семьях, где вино почитается, недалеко от жилого дома стоит небольшой домик. Если вы туда зайдете, то вообще ничего не увидите, кроме тахты. Очень много тахты с подушками по углам. И только хозяева знают, где нужно копать для того, чтобы найти горлышко. Откапывают, открывают. Потом туда опускают такой специальный сосуд, который привязан к длинной палке, зачерпывают. Не дай Бог его уронить! Если вдруг туда что-то просыплется – все: вино испорчено, и его надо выливать. Потом вино разливают по кувшинам и разносят на столы. Хозяева всегда конкретно знают, где молодое вино, где уже выдержанное, где белое, где красное. А какой урожай – всегда пишут на кувшине. Это очень интересно...

– Вы знаете секрет, чтобы на грузинском застолье не упасть под стол?

– Никакого секрета нет. Дело в том, что я никогда не видел алкоголиков ни среди армян, ни среди грузин. Я видел только, как они краснеют, а чтобы пьяные были – никогда! Я не видел никогда, чтобы хлестали вино, чачу или водку не ради кайфа, а чтобы заглушить что-то. Обычно вино идет как естественное сопровождение застолья. Вино всегда стояло на столе, везде, во всех домах, где я бывал. Не в бутылках, а именно в кувшинах. Я помню одну картинку. В центре Тбилиси был главный винный магазин. И каждый раз, пока мы еще там жили, перед поездкой в Москву – а я в Москву летал постоянно – мы заходили туда, и мама покупала все, что любила тетя. И в этом очень большом пустом магазине, где продавались очень дорогие по тем временам сорта вин, сидел скучающий дяденька. Эта картинка у меня в голове осталась навсегда. А в Москве к винному магазину просто невозможно было подойти.

– Винные энциклопедии посвящают Грузии пару абзацев – и то по поводу происхождения виноградной лозы...

– Семьдесят лет советской власти оторвали Грузию от мирового сообщества. Мне кажется, что вообще кавказские страны без вина немыслимы. Сегодня рассуждать, какое вино лучше: грузинское, французское, итальянское или калифорнийское – просто смешно, потому что везде применяются современные технологии. Если даже на Северном Ледовитом океане поставить завод с дорогим оборудованием, то и там можно делать отличное вино. Люди, которые работают в Moеt e Chandon, объясняют, что шампанским может называться только то вино, которое изготавливается именно в Шампани, и никакие больше страны не имеют права выпускать шампанское. А мы знаем десятки тысяч названий шампанских вин. Другое дело, что methode champenoise действительно изобретен в Шампани. Но я не верю, что виноград нельзя нигде вырастить так же хорошо, как там. Грузия лучше, чем Франция, и по климату, и по дикости (виноград все-таки дикое растение). Во Франции уже нет сантиметра неухоженной земли. А в Грузии есть еще очень много земли, где виноград растет от природы. Не потому что там пропахали, а потому что так растет. Это действительно не выдумка: втыкаешь палку, и она прорастает. В Грузии на каждом шагу какой-то источник. Я это говорю не потому, что это моя Родина, а потому, что я это видел много раз. Это не Армения, где для того чтобы вырос хотя бы маленький кустик, надо безумно много работать над землей, постоянно поливать. Грузию как раз и отличает то, что им никогда не нужно было ничего делать, чтобы у них все росло.

– Но вы все-таки за новые технологии или за то, чтобы не мешать природе?

– Я за вкус. Мне абсолютно все равно, как растет. Есть такой гениальный фильм «Рапсодия» с Элизабет Тейлор. Ее отец по фильму, которого играет Луи Калерн, говорит: «Для того чтобы восхищаться лилией, мне не надо знать, в какой грязи она растет». Я из таких людей. Мне совершенно не интересно, как это сделано. Я могу восхититься трудом человека, но мне гораздо интереснее результат.

– Бордосские вина Grand Cru Classé – это пиар или безупречное качество?

– Абсолютный пиар. Крымские вина или те же грузинские ничем не уступают.

– То есть все французы – жертвы пиара?

– Не все французы – жертвы пиара, весь мир – жертва пиара. Так повелось в истории – только там и больше нигде. Это мое сугубо личное мнение. Допустим, мне нравится милое розовое вино из Прованса, Semiramis от Château de Rocquefort. Как правило, я пью не слишком много, но в Каннах оно мне казалось таким свежим и сбалансированным, что я его пил как воду. Специально привез его в Москву. Да его пить здесь невозможно! Воздух другой, потому что здесь нет моря. Сколько раз ни открывали вино, никто его в таком количестве, как там, здесь не пьет. Так, пригубили, выпили чуть-чуть. Больше двух бутылок все равно не идет. А вот зато «Клюковка» на нашей территории льется рекой. Другое дело, что там ее тоже невозможно пить. В том смысле, что напиток должен соответствовать месту и еде.

– Премьер Большого театра – это как Premier Grand Cru в Бордо. Ваше превосходство безусловное или вы допускаете мысль, что кому-то может не нравиться ваше творчество?

– Может абсолютно не нравиться. Я знаю многих людей, которым не нравится. Но это ведь так же, как с вином. Вы пьете то вино, которое вам нравится. То же самое с артистами: вы ходите только на тех артистов, которые вам нравятся. Мало того, вы можете выбрать балет – французский, русский или американский.

– Но статус «Премьер Большого театра» необходим только для пиара – он больше ни для чего не нужен. Люди и так понимают, кто премьер, а кто нет.

– Нет, дело не в этом. Дело в том, что если мы говорим о балете, то так исторически сложилось, что в мире есть всего три театра, которые имеют право называться первыми: Большой театр, Мариинка и парижская Гранд-опера. Если мы говорим об опере – их тоже всего три: Ла Скала, Ковент-Гарден и Метрополитан Опера. Именно в этих местах на чрезвычайно высоком уровне созданы эти жанры. Так же и с вином: Франция всегда была, есть и будет. Ведь только в последнее время начали говорить о чилийских винах, о калифорнийских. А для России Грузия всегда была единственной винодельческой страной, потом чуть-чуть Молдавия и уже только после этого Крым. Это же было так, да? Теперь у нас горизонты расширились. В течение всей нашей истории, не только в этом веке, но и на протяжении всего существования государства Российского, мы смотрим на Запад и почему-то считаем, что в их руках палка толще. Все время смотрели бы – лишь бы повод был. А я – абсолютный космополит.

– Но вы все-таки русский танцовщик или грузинский?

– Ну как я могу быть грузинским танцовщиком? Конечно, русский! Я никак не могу быть грузинским танцовщиком! Я грузин только по происхождению, и тут я тоже не могу ничего поменять. Я не могу перелить кровь и стать блондином. Но я воспитан русской школой, всю жизнь живу в России и танцевал в русском театре. Школа русского балета существует дольше, чем существуют Соединенные Штаты.

– Виноделие Грузии тоже существует намного дольше, чем виноделие Франции.

– Знаете, интересно, что баски и грузины произошли из одного и того же докавказского племени, которое жило на территории Колхиды и кочевало в поисках золота, все глубже продвигаясь на запад. Именно это племя, дойдя до Апеннин, стало первым разводить скот. А племена, которые жили там до этого, занимались только земледелием. Они не знали, что можно разводить баранов, что можно есть телятину. Благодаря этому местные племена стали более развитыми. Это доказанный исторический факт. Еще грузины, когда придумывали алфавит, использовали форму виноградных ягод для своих букв. А наше слово «хвино» распространилось по всему миру. Так уж сложилось исторически и ничего не поделаешь. 

Балет был изобретен во Франции. И если бы не Октябрьская революция, которая вернула во Францию этот вид искусства только потому, что основные деятели культуры туда убежали, то у них вообще ничего бы не было. Потому что во Франции в конце XIX века балета на том уровне, который был в России, просто не существовало. При капитализме искусство развивается гораздо хуже, нежели при такой просвещенной монархии, которая была в России, где выделялись колоссальные, не просто большие, а огромные средства на поддержание и развитие театров.

– Можно ли разные балетные школы сравнить с вином?

– Пожалуйста. Классические балеты Петипа – это шампанское. Балеты Сержа Лифаря – это белое вино. Балеты Ролана Пети, да и вообще французская хореография, – это красное вино. Драматический спектакль Фокина, антреприза Дягилева – это более ориентальные вещи, переходный период, это что-то крепленое, портвейн или херес. Морис Бежар – это скорее всего водка.

– Вы не любите Бежара?

– Нет, дело не в том, что я не люблю Бежара. Нет, даже не водка – я не правильно сказал. Абсент! Это абсент. Крепкий и резкий напиток, когда даже запах резкий!

– А грузинские вина с какой балетной школой у вас ассоциируются?

– Ну тут даже думать не надо – Баланчин. Это чистый Джордж Баланчин. Он был интересен тем, что будучи воспитанным на русской культуре и русской школой, он был очень грузинским по духу. И все, кто с ним общался в Америке, в эмиграции, все время говорили, что он – грузин. Хотя он никогда не жил в Грузии, не знал грузинского языка. Он чувствовал в себе что-то не русское.

– Что вы пожелали бы читателям и любителям вина?

– Чтобы пить хорошее вино, нужно только одно – хорошее здоровье!