За неделю до Сретенья речка Крома потеряла интерес ко сну. Пелёнок с себя ещё не сбросила – и правда, середина февраля, спать бы да спать ещё, – но втихомолку лежать ей уже ни за что не лежится. Словно очнувшийся в колыбели младенец, и вздыхает-то она, и кряхтит, и царапается, а то вдруг, ни с того ни с сего, принимается агукать.
И с каждым днём даёт о себе знать всё смелее и смелее – хоть ещё и с заспанным, измятым лицом, а уже балует-свистит прибрежными тальниками (будто в глиняную потешку-свистульку), подзадоривая на драку прижившихся в её осокорях воробьёв. День-деньской от этих забияк потом всей деревне нет покоя. Бьются в пух и прах они то «стенка на стенку», то «один на один», словно, бывало, по весне в Волчьем логу на кулачках наши мужики.
Забывая про Фролычев мост, ходят местные всю зиму по Кроме вдоль да поперёк, туда-сюда наискосок. А в следы от валенок, в просовы, оголив дебри приречного сорного клёна, ветра и метели нанесли семян. Лежат они себе все в мечтах, пришибленные морозом, своего часу дожидаются. Как сорвёт с себя река ледовые свивальни, закружат на грязных бурунах, помчатся крылатки наших клёнов в Цон, в Оку, может, прибьются и у дальних берегов.
А вчера перед вторыми петухами вдруг кто-то ка-ак щёлкнул кнутом, а потом ка-ак сверкануло над Кромой, ка-ак бабахнуло в обложенных свинцовыми облаками небесах! Речушка чего-чего, а уж февральской грозы ну никак не ожидала – присела в лозняках, будто перепуганная ярка под тёплым, занакрапывавшим дождём, захлюпала, размякла у берегов.
Время предвесеннее. К рассвету всю округу затопил непроглядный туман, руку протяни – не видать. На деревах и кустарниках повисли дождевые бусы. Сосняки и ельники закадили смолой.
Наст на полях набух, того гляди зашевелится, закипит, поползёт в Крому. А та, оголодав в морозы, ждёт не дождётся, когда насытится этой снежной кашей и, тогда окрепнув, разгуляется, развернёт оцепеневшие свои воды, даст им ходу вдоль поймы, затопит на славу всю долину.
Сегодня, на берестяное Сретенье, и впрямь – весна весной! Туманы к полудню улетучились, и грянуло солнце! С крыш сараев, изб и амбаров вдребезги, наперебой, зарозовевшись, принялись рушиться и колоться сахаристые сосульки. С деревов потянуло набухающими почками. Подворье задышало распаренной на припёке ржаной соломой, потными хомутами. Заорали, захлопали крыльями на поветях петухи. Без умолку растрещались в ракитнике, подставляя солнышку то один бок, то другой, сороки, заторопились расхвастать всему миру то ли последние зимние, то ли первые весенние вести.
Весна, жди, не жди – на пороге, но до её прихода ещё и каких-никаких чудес насмотришься: снова десять раз скуёт, и опять десять раз отпустит. Впереди-то ещё – марток, пододенешь сто порток!
Tags: ПрозаProject: MolokoAuthor: Грибанова Т.
Ещё рассказы этого автора здесь
О книгах из серии "Любимые" читайте здесь и здесь
Александр Афанасьев:
На Сретенье (2 февраля), по народному поверию, зима с летом встречается; в марте месяце солнце начинает марить, т. е. припекать землю, отчего над нею струится пар; но по утрам еще продолжаются морозы (утренники), которых со дня сорока мучеников (9 марта) бывает сорок; думают, что в этот день возвращаются из вирия сорок разных пташек, а сорока начинает строить гнездо и кладет в него сорок палочек.