Смесь впечатлений этих дней. Записные книжки М. Цветаевой, книга А. Баррико «Шелк». Сейчас о Цветаевой. .О шелке – позже. Да и стоит ли?
***
В записных книжках своих Марина - трагична до отчаяния, рвущаяся, страстная, порывистая, точная до резкой каллиграфичности, как в рисунке пером, тушью, японской кистью. Слова – точные, образы, абрисы – такие же. В них – суть человека. Та самая «правда всего существа», которую она любила, которой - следовала до петли, захлестнувшейся на ее горле. . Если б не следовала, пошла бы работать переводчицей в лагерь для военнопленных и на кого то уныло доносить, как требовало НКВД, то осталась бы жива. . Осталась. . Осталась бы? Оставили бы? . . Вряд ли. . .
Она все знала. Все чувствовала. «Сутью своею! « Нюхом звериным Поэта, чутьем. .
Знала, что Сергей Яковлевич убийца - не поневоле. По выбору души. Ведь она пеленалась в жестокости жизни. И пленялась ею. Мать, Елизавета Дурново, с юношеских лет увлекалась народовольческим движением – а оно, имеющее корни фанатизма и отречения от всего, что дорого, близко, греет сердце и растит душу, было страшным по своей сути, выросло в терроризм. Об этом мало кто думает. Мало, кто пишет. Уйдя с головою в революцию от народовольцев и в жесткость высокого романтизма отречения, в эгоизм некоего возвышения себя, (Быть может, - не утверждаю, на то совершенно не имею права! ) Елизавета Дурново - Эфрон не сумела пережить терпкой горечи жизни: смерти супруга, а вскоре после нее и трагической, нелепой гибели сына. .
Она ушла в небытие вслед за ними, оставив семью в растерянности. Детей - с растерзанными сердцами, с нелепым и горьким ощущением собственной неполноценности и вины. Смерть матери для детей - вечная трагедия, а при таких обстоятельствах, как это случилось в семье Эфронов - тем более.
***
И еще. Видимо, сразу, там, в детстве Сереже Эфрону, болезненному, хрупкому мальчику, боявшемуся оставаться по вечерам в комнате одному, остро воспринимавшему все обиды, все детские радости, все впечатления бытия, было заронено в душу зерно «не ценности» жизни. Не только чужой, но и своей, жизни близких, родных, любимых. Отсюда - постепенно выросший из красивой инфантильности блестящий эфроновский цинизм, хладнокровие, безумие спокойствия при выполнении агентурных заданий, редкое бесстрашие, бесстрастие. Все знают, что было убийство Игнатия Рейса. Об этом много написано. А что же еще делал Сергей Яковлевич? Мы знаем не все. Вербовал бойцов для интербригад в Испании? Как? Под страхом компроматов или - призраков тюремной решетки для родных? Заманивал в ловушки смерти тех, кто почему - либо становился неугоден разведке, руководству? Спорил с Родзевичем? Подкладывал «дрова отчаяния» в его бурный и расчетливый одновременно, роман с Мариной? Мы знаем, увы, не все! Мы - почти ничего не знаем.
***
Марина была очень прочной «крышей» семьи, ее основой. В личном ее архиве были всегда документы, могущие интересовать НКВД. Мемуары тех, кто близко знал А. Ф. Керенского, Л. Корнилова, Императорскую семью. В руках и в голове Цветаевой были нити прочных связей с русской эмиграцией, ее хорошо знали в этих кругах, ценили, делились документами, пока не стало известно о подпольной деятельности ее мужа. Что могло бы случиться, стань Марина Ивановна по воле ли Сергея Яковлевича, Родзевича ли, Веры Гучковой – Трейл, - агентом НКВД? Сложно и трудно представить. Есть даже косвенные сведения о том, что Марину Ивановну избили ( по ногам, плетью,) во время последнего разговора в райкоме, где ей было предложено работать в лагере для военнопленных немцев. Она отказалась сотрудничать? Её запугивали? Остается только гадать....Всегда гадать.
Сергея Яковлевича, к примеру, подвергли в тюрьме таким пыткам, что у него начались слуховые и зрительные галлюцинации. Ему чудился голос Марины, он разговаривал с нею, с несуществующими в камере людьми, погибшими друзьями.
Но могло ли все это быть? «Очарование зла», захлестнувшее с головой Сергея Яковлевича, Алю, Мура, очарование, очень скоро поставившее их всех в тупик, все таки не дотянуло своих цепких лап до души Марины Ивановны Цветаевой. Только затянуло петлю на ее горле. Уезжая вслед за мужем и дочерью в СССР, коротая последние дни во Франции в номерах гостиниц, (Они с Муром жили там, где им приказывали, и брали с собою лишь то, что им позволялось брать из вещей! ) Цветаева прекрасно осознавала, что дочерчивает последние, резкие штрихи Судьбы. Не только своей, личной, но и всей семьи. Архивные материалы для Поэмы о Царской Семье она оставила на хранение друзьям во Франции. Историки, исследователи Цветаевой, утверждают, что они бесследно исчезли. Они где - то тайно и не нужно спят в пыли архивов, думаю я.
***
Что в них такого страшного могло быть, в этих материалах? Да ничего. В них лишь существовала простая и горькая правда обреченности Семьи Императора, который никому не был нужен, у которого в Тобольске не было охраны, но которого никто и не подумал спасти. . В них жуткая истина расстрела четырех дочерей Императора и его единственного больного сына, в которого Ермаков тщеславно выпустил четырнадцать пуль, а Юровский еще две контрольных. . А могло быть и изнасилование, групповое, могли быть и терзания несчастных, от которых комиссарам и их потомкам не отмыться никогда. . Воспоминаний об этом нет. И быть не может. Лишь косвенные упоминания о том, что кто - то из солдат расстрельной команды дотрагивался до обнаженного тела мертвой княжны Татьяны и Государыни. Что стоит за этими строками. Этот ужасный финал мог иметь начало? Продолжение?
...Я едва решаюсь об этом писать. А Марина Ивановна, при ее отчаянной смелости и правдивости Поэта могла, смела, хотела, да и должна была написать об этом. О двадцати трех ступенях вниз. О сошествии во ад. Об истине предательства России, не только толпою голодных, но и камарильей сытых и стоявших близко к трону. . Она и написала. Не за это ли поплатилась? Именно бумаги из сундуков Цветаевой были разбросаны по всей хибарке Бродельщиковых в тот страшный день, в Елабуге.
Искали, несомненно, архив С. Я. Эфрона. Архив, тоже прочно связанный с убийствами, чистками, вербовками. Есть косвенные воспоминания о расстрелах членов интербригад, даже в художественной литературе. (Дина Рубина «Белая голубка Кордовы».) Сергея Яковлевича многие жертвы знали, он знал не меньше. Он предупредил генерала Деникина о похищении, по сути, работая двойным агентом: для белых и для красных. Антон Деникин сумел вовремя покинуть Францию. Но Эфрон не сумел избежать казни. Работа двойным агентом и стала самым основным мотивом и причиной уничтожения всего семейства Цветаевых Эфрон, и, боюсь, даже, что и и основной причиной закрытия архива семьи Ариадной Эфрон на долгие годы от большой публики!
Но искали в сундуках и рукописи Цветаевой. Что нашли? Что пропало? Что уцелело для нас потомков, для нашей ленивой, неряшливой, глупой, сытой памяти, в которой Цветаева - недоступный обычной публике поэт, истеричка, себялюбивая эгоистка, «баба – кулак». Бьющая собственных детей, отдающая их в приют, где они умирают от голода. . .
Но может быть нам, потомкам, не памятующим и собственных степеней и корней родства дальше второго колена, и нужна только такая Цветаева? Увы, наверное.
___________________________
Автор благодарит сотрудников Дома Музея М. И. Цветаевой в Москве(Борисоглебский переулок) лично и Марину Юрьевну Миртаеву за тщательные консультации и сведения, предоставленные при подготовке данного эссе.
