Печально, что моя коробка с фотографиями погибла в результате потопа - в январе 1985 года - с потолка семь часов лил кипяток...
В 1980 в Шиздальском художественном чудилище (это не опечатка, а самоназвание некоторых остроумцев первого выпуска, а на самом деле: Суздальское художественное училище) появилось новое отделение, там обучали Кузнецов. Руководил всем этим безобразием Вячеслав Иванович Басов. Во дворе, в сарайчике появилась кузница, где всё, от и до, было сотворено его руками.
Любопытство, откровенно поросячье, повело меня за собой; вооружившись карандашом и блокнотом попёрлась делать наброски. Встреча была несколько недружелюбной, Кузнец не в настроении, и мне предложили погулять в более подходящем для девочек месте, а потом я его уболтала, а потом он уболтал меня. О своих любимых железяках он мог говорить бесконечно, взахлёб и на большой скорости. Для меня были понятны лишь некоторые слова, всё равно, как если бы он перешёл на китайский: температура плавления, слои, булатная сталь, дамаск, ковка... Кстати, от него я никогда слышала ни одного бранного слова, не то что нецензурного.
В итоге его монолога я уяснила, сидя на какой-то железяке, что ему нужны убитые напильники. Очень нужны. У меня отец - скульптор, нечто похожее в его мастерской было. В следующие выходные я притащила Басову (из Москвы в Суздаль) холщовую сумку с металлоломом. Он пришёл в искренний ужас - ругал меня за то, что таскаю такие тяжести. В отместку, за отсутствие банального "спасибо" я стала канючить нож, но не на халяву, очень уж хотелось сделать самой и подарить отцу. И вот, наконец-то у меня в руках молот, а Басов постукивает по раскалённой заготовке, держит её клещами, указывая, куда её и как бить. Поначалу недоверчиво, потом увлеклись. Меня похвалили, заверили, что без меня к этой конкретной железяке никто не притронется.
Я действительно довела всё до конца, исключительно в качестве рабочей силы, и была несомненно счастлива. Басов терпел мои причуды, обращаясь со мной с некой медвежьей галантностью. Однокурсники посмеивались и поддразнивали, завуч негодовал: вызвал меня и пытался объяснить мне всю аморальность моего поведения - я, честно, не поняла, о чём это он. Басов послал его лесом, на том все воспитательство и закончилось.
Однажды Басов нацепил красную бандану, снова его начальство стало его воспитывать, Басов взъелся, но с банданой расстался - не хотел цапаться из-за такой ерунды и снова надел свою шапочку с помпоном: в кузне искра может прилететь откуда угодно и куда угодно, у него на голове было достаточно следов от мелких ожогов; меня тоже заставил спрятать мою лохматуру.
Иногда, во время разговора, Басов "выпадал" и потом переходил на свою тему о железе, обдумывал пришедшее в голову, и тогда его отвлекать не стоило.
Хорошо пел, но слов не запоминал, на проводах русской зимы утащил меня на сцену, где я, стоя за спиной, подсказывала ему текст "лучинушки", летом организовал поход в Карелию... продолжение следует... :))
См. у меня: "Карелия. Мунозеро, Кижи, Яндомозеро. 1980".
