Кинокритик Егор Москвитин объясняет, что не так с самым скандальным фильмом Берлинале. Внимание: в этом тексте пересказывается сюжет картины, а также разбираются сцены насилия. Если эти описания могут вас расстроить (или вам нет 18), то лучше почитайте вот этот материал Егора о самых интересных картинах фестиваля.
Отобранный для основного конкурса Берлинале фильм «Дау. Наташа» – лишь 150-минутный фрагмент 700-часового киноэксперимента режиссера Ильи Хржановского. Проект продолжался больше десяти лет, в нем были задействованы тысячи людей (пишут о 352 тысячах участников кастингов!) и самая большая съемочная площадка в Европе – созданный в Харькове «институт» площадью 12 тысяч квадратных метров. Непрофессиональные актеры с самым разным бэкграундом (в том числе неонацисты во главе с Тесаком, бездомные, бывшие секс-работники и ветераны КГБ) и публичные интеллектуалы месяцами жили внутри воссозданного советского научного центра, играя доставшиеся им роли (буфетчиц, ученых, гэбистов) не по сценарию, а – по крайней мере, так декларируется – по наитию. А 35-миллиметровая пленка фиксировала все самое главное, что с ними происходило. Из этого получилось минимум 13 фильмов, пять из которых в этом году будут показаны на кинофестивалях. В планах – сериал и онлайн-платформа вроде Netflix, своеобразный интерактивный музей советского тоталитаризма. А Берлин – самый политизированный из киносмотров планеты – был выбран, чтобы выпустить этого джинна из бутылки.
Провокация удалась: фильм яростно ругает чувствительная к теме тоталитаризма немецкая пресса и очень хвалит из-за океана и моря пресса англоязычная. Жюри фестиваля во главе с Джереми Айронсом нашло способ отметить ленту, не отмечая ленту: награду за личный художественный вклад получил ее оператор Юргенс Юргес, ветеран картин Фассбиндера и Вендерса. А среди российских критиков по поводу «Дау» и вовсе вспыхнула гражданская война. И следить за ней можно уже не только в Facebook и местных СМИ. Пять журналистов обратились с открытым письмом к руководству фестиваля (и на текст обратили внимание в Variety), а несколько активистов с плакатами пикетировали церемонию вручения премий. Причина протестов – существенное количество сообщений о физическом, психологическом и сексуальном насилии, которое могло иметь место на съемочной площадке. Пока протестующие в меньшинстве, а внезапно бурная реакция коллег на их обращение к фестивалю в какой-нибудь Америке совершенно точно была бы квалифицирована как cyber bullying. Но Россия в этом смысле не Америка, и Германия, как выяснилось, тоже.
Все это оставляет ровно два способа писать о фильме «Дау. Наташа» – либо полностью отбросить его контекст, либо не забывать о нем ни на секунду. Вторая задача – для журналистов-расследователей, труд которых гораздо сложнее и ответственнее, чем дежурная работа кинорецензентов. Им предстоит собрать и подвергнуть критическому анализу огромное количество информации, и только тогда с «Дау» все станет ясно. Но первая задача вполне по силам нам. Ниже – попытка взглянуть на картину «Дау. Наташа» как на театр без закулисья.
Так вот, вне своего контекста фильм выглядит на удивление скромно. Он должен был вызывать ярость или восхищение, уважение или презрение, но без внешних страстей вызывает в основном скуку. Гроб, вокруг которого целый год водили хороводы защитники и обвинители, оказался пустым. Ничего нового и поражающего воображение картина не сообщает, и ее скромный художественный результат кажется особенно обидным и нелепым на фоне стоящих за ним титанических усилий.
Но если все же о них забыть, то история перед нами такая: где-то в СССР 1952 года есть институт, в котором трудится Лев Ландау, но его самого именно в этом фильме мы не увидим. Главная героиня «Наташи» – буфетчица. Вот она кормит непутевых ученых и угрюмых военных. Вот она дает апельсин маленькому мальчику, участие которого в проекте тоже вызывает вопросы – но мы пообещали их не задавать. Вот она бьет свою напарницу Олю – то ли за то, что та помоложе, то ли за то, что не помыла полы. Вот подруги пьют и говорят о любви – сначала вдвоем, а потом в компании ученых. Вечеринка заканчивается почти бессознательным сексом Наташи с французским ученым (того играет настоящий французский ученый). На следующий день женщина узнает, что нежный любовник к ней не вернется. Тогда она снова срывается на напарнице, напаивая ту до рвоты и унижая; этот пьяный хардкор-мамблкор с неизобретательной матерщиной и растерянными импровизациями длится минут 40. А еще через день Наташу вызывает сотрудник МГБ (его действительно играет бывший следователь-дознаватель, ныне покойный) и склоняет к доносительству. Женщина сопротивляется, мучитель ее бьет, раздевает, окунает лицом в тюремную парашу и заставляет ввести себе во влагалище горлышко бутылки коньяка. Кажется, этот эпизод все же сымитирован – в отличие от убийства свиньи в 5,5-часовом полотне «Дау. Дегенерация», которое в основной конкурс не попало и потому может позволить себе гораздо больше тьмы. После допроса Наташа подписывает все нужные МГБ бумаги и пьет со своим палачом, то ли пытаясь его соблазнить, то ли действительно испытывая к нему сексуальное влечение. Затем идет домой, а на следующий день снова срывается на Оле, которая не моет полы. Титры.
Говорить, что фильм безнадежен, нечестно: хорошего и профессионального в нем хватает. Неопытные актеры образуют органичную массовку, а талантливый звукорежиссер мастерски – в традициях Германов – объединяет их сонное тревожное бормотание в шум эпохи. Оператор Юргес действительно заслужил свой приз: его умение находиться на площадке, не выдавая себя, и быстро фиксировать детали без сценария (если того и правда не было) восхищает. Предметный мир воссоздан так тщательно, что не замечаешь ни пресловутые бритые женские ноги и лобки, ни то прискорбное обстоятельство, что из самой большой в Европе съемочной площадки в фильм попали всего четыре-пять одинаковых комнат. А актеры-дебютанты Наталья Бережная (буфетчица Наташа) и Владимир Ажиппо (мучитель из МГБ) на коротких дистанциях играют удивительно убедительно – но сложно не думать о том, какими средствами достигнут этот результат, который профессиональным артистам дался бы куда легче.
Проблема в другом: фильм не сообщает ровным счетом ничего нового ни о тоталитаризме, ни о русской душе; разве что дискуссии вокруг него позволяют лучше понять день текущий. «Дау. Наташа» – фильм, в силу самой стратегии своей дистрибуции предназначенный только для синефилов. Но как раз их он ничем не удивит. Про интимное сожительство женской чувственности, лелеющей мир, и мужского ума, разрабатывающего ядерные бомбы, уже написал (и сделал это куда убедительнее) в коротких «Волнах» Владимир Сорокин – тот самый писатель и сценарист, который в итоге не сошелся с режиссером «Дау». Про сексуальный подтекст отношений жертвы и палача мы знаем из «Ночного портье». Реалити-шоу, в которое превратились съемки «Дау», уже имело место и внутри самого сценария, и на площадке долгостроя «Трудно быть Богом». Импотент-тюремщик уже насиловал бутылкой свою жертву в фильме «Груз 200» – и эта сцена выглядела куда омерзительнее и страшнее, а психика профессиональных актеров, которые в ней снялись, пострадала наверняка меньше (впрочем, об этом нельзя судить). А наши пьяные вакханалии гораздо точнее продюсирует в «Кроткой» Сергей Лозница – тоже режиссер повторяющихся приемов, но явно более одаренный. Цвет, свет и запах тоталитаризма «Дау» заимствует у фильма «Хрусталев, машину!». Объяснение, почему бесчеловечной системе важно овладеть телом каждого из своих рабов, куда нагляднее дается в книге и фильме «1984». И так далее, и так далее. Победивший на Берлинале фильм «Зла не существует», описывающий жизнь тюремщиков и смерть заключенных в современном Иране, куда эффектнее и эффективнее решает все задачи «Дау. Наташи» за 30 секунд – именно столько в нем длится сцена повешения приговоренных к казни.
Нет, в самом деле, что нового можно узнать из этого фильма? Что чужая душа – потемки, а русская душа – броненосец «Потемкин»? Плавали, знаем. Что Наташа, выбирая между буржуазным Люком (который делает куннилингус) и необузданным Лешей (который «требователен в сексе»), на самом деле голосует за всю страну? Ну такое. Что человек, которому страшно и больно, если его сильно напоить, начнет блевать страхом и болью? Наверное, это открытие лишь для непьющих. В фильме говорят, что рыба – символ христианства, а коммунизм – радикальная версия христианства. После чего чекист требует буфетчицу признаться, что француз вставлял ей во влагалище рыбу. Это что, такая изощренная метафора крещения Руси? Окей, вот это уже интересно.
Разрушению зловещего института в проекте «Дау» посвящен целый фильм – «Дау. Дегенерация». Но на самом деле омертвление клеток этого проекта происходит в каждом кадре. Герои из 1950-х отчего-то говорят на современном языке, причем из лингвистических ляпов запоминаются даже не «бомба», «слишком много негатива» и «реальная стерва», а фраза «Кака така любовь?» – цитата из фильма «Любовь и голуби» 1984 года. Неуклюжие переходы с одной темы на другую в бесконечно длинных и вымученных диалогах – не пример парадоксального мышления, а доказательство хаотичного построения истории. Досадные мелочи разрушают грандиозный замысел. Фильм рассыпается с первых секунд, и за него даже обидно – наверное, это и есть стокгольмский синдром.
Но если забыть про эмоции, то останется спокойно признать, что ничего нового «Дау. Наташа» не сообщает и заметной художественной ценности не имеет. Это не плохое и не хорошее фестивальное кино – просто рядовое. Точно так же как ничего нового о фильме не сообщает эта рядовая рецензия – поэтому ее так не хотелось писать. Но внезапно выяснилось, что коллеги, отказавшиеся видеть в пустоте красоту, оказались в меньшинстве. Нужно чуточку их поддержать.
