Автор Генри В. (Глава 17)
Катрина уверенно шла по песку, сверкая своими розовыми пятками, и прохладный ветерок развевал её легкое светлое платьице, робко обнажая молодые стройные ноги. Она то и дело поворачивалась к идущему рядом с ней Виктору Андреевичу, который без устали ей что-то рассказывал, запрокидывала голову и звонко смеялась, глядя в голубое небо и сверкая белизной красивых зубов.
Сразу же после купания ребят Хелен ушла в лагерь, сославшись на неотложные дела, связанные с организацией предстоящих дружественных встреч её подопечных с пионерами из других стран. Женька ещё до её ухода заметил, что Хелен некоторое время изучающе переводила взгляд с Виктора Андреевича на Катрин и обратно, словно пытаясь что-то понять, потом как-то погрустнела, и, объяснив всем причину своего ухода, подобрала босоножки и медленно побрела в сторону лагеря.
Оставшиеся пошли в другую сторону. Женька замыкал это шествие отряда, и, двигаясь вдоль берега по теплому песку последним, с интересом наблюдал за всеми. Ему нравилось рассматривать всех ребят, особенно Наташу, которая неотступно следуя за взрослыми, ловила каждое слово Виктора Андреевича и иногда тоже заливалась задорным смехом, отдающимся у Женьки в груди, каким-то приятным щекотанием. Женька ещё часто останавливал свой взгляд и на Катрин, мысли о которой острой занозой засели в его голове, особенно после того, как она по достоинству оценила его плавание, и отдавались каким-то покалыванием в его паху. Но ещё больше ему нравилось, что за ним никто не идёт и нет этого ощущения «наступания на пятки». Он свободно, не озираясь, смотрел на идущую впереди всех пару взрослых, рассматривал их внимательно и размышлял.
«Двадцать семь лет сейчас Виктору Андреевичу. Как же это много»,- думал Женька. «Когда мне будет двадцать семь, будет уже двухтысячный год! Обалдеть! Новый век. Новое тысячелетие. А интересно, роботы тогда уже будут ходить по улицам? А интересно, я смогу научиться ездить на машине? А какая у меня будет профессия? И неужели я уже смогу жениться? И как же это может так получиться? Вот чтобы так смочь спокойно о чем-то говорить с какой-нибудь красивой и умной девушкой, смочь ей понравиться, быть сильным и уверенным в себе…двадцать семь! До этого же ещё больше лет, чем я уже сейчас прожил. Почти в два раза больше, чем все то время, в течение которого помнишь себя отчетливо. Ещё куча времени»,- думал Женька, пытаясь себе представить картины из будущего.
Катрин ещё звонче засмеялась в ответ на очередную реплику своего попутчика, который и сам загоготал вслед за ней, сверкая своими великолепными зубами и не удерживая уже внутри своего счастья .
Как же Женька завидовал им! Их возрасту, их возможностям и уже реализованному и опробованному опыту их жизни. Их сложившимся и пропорциональным телам в настоящей взрослой одежде. Но больше всего Женька завидовал их зубам.
Для него тема зубов была трагедией. Каждый раз, когда дело касалось "зубной темы", он сразу становился серьезным, налёт всякого веселья тут же улетучивался с его лица, а от лопаток до затылка начинали нестись мурашки. И сейчас, в ответ на свои мысли, движением языка, ставшим уже совсем привычным, он провёл под верхней губой, проходясь по своим зубам и два раза накалывая язык острыми клыками, торчащими из десны. Эти клыки, назло всякой логике, ещё год назад стали расти словно вторым рядом, поочерёдно вылупившись над коренными «тройками». Его старший брат Серега, во все те редкие случаи, когда оказывался рядом, всегда просил Женьку оскалиться, потом неизменно ржал, глядя на него, тыкал пальцем и называл акулой. Вот в классе пацаны даже не думали как-то шутить и издеваться по этому поводу, прекрасно понимая, что потом у самих тут же могут возникнуть проблемы с зубами.
Девчонки в классе, особенно группа «умниц и красавиц», всегда трепетно относились к Женьке и не позволяли себе чего-то, что могло его всерьёз обидеть. Неприятности возникали лишь при общении с некоторыми пацанами из старших классов. Эти дылды, самоутверждаясь и находясь в вечном поиске повода для конфликтов, часто поддевали этим Женьку, не найдя другого способа и вынуждая его краснеть и едва сдерживать свою злость.
В общем, эти чертовы клыки создали тогда жуткий дискомфорт, стали причиной частого посещения стоматологов, закончившихся очень болезненным удалением тех двух совершенно здоровых «троек», какими-то ещё бесконечными сверлениями, лечением соседних зубов и экзекуцией ношения специальной пластинки. Тут же вспомнились железные крючки, торчащие из ужасно вонючей пластмассовой штуки, отлитой по форме Женькиного нёба, под которую постоянно попадала всякая еда, напрочь лишая аппетита. Эти крючки во время еды или разговора постоянно выскакивали из специальных петелек, закреплённых на клыках, и их каждый раз приходилось поправлять языком и пальцами до упора вставлять обратно. А ещё они сильно, иногда до крови, натирали десну изнутри и царапали неугомонный язык.
Помимо физического неудобства и исковерканной дикции, вся эта конструкция, бросающаяся в глаза любому собеседнику и волей-неволей притягивающая к себе его внимание, вызывала жуткое Женькино стеснение и начисто лишала желания лишний раз что-то рассказывать и уж тем более улыбаться. А ещё вся эта история надолго породила страх перед зубным креслом, отпечатавшись в мозгах болью и унижением с ним связанными. Когда во время урока Женька видел открывающуюся дверь, из-за которой чья-то просунутая голова начинала называть фамилии тех, кого вызывают к зубному, он моментально покрывался испариной и молил Бога о том, чтобы его фамилия не прозвучала следующей.
В свою заграничную поездку Женька категорически отказался брать ту пластинку, чуть серьезно не поругавшись из-за этого с мамой, аргументируя свой отказ тем, что железных петель на клыках и этих интервалов под ними вполне будет достаточно для того, чтобы чувствовать себя уродом. Они сошлись тогда на том, что когда он вернётся, будет носить эту пластинку не снимая.
Сейчас, глядя на смеющихся во весь рот Катрин и своего командира, Женька в очередной раз нащупал во рту это свое убожество и глубоко вздохнул.
Их короткий маршрут подходил к концу. Они прямиком приближались к кафе. О том, что это здание, выстроенное из дерева и стекла, с открытой террасой и расставленными на ней столиками, именно кафе, Женька понял, когда им навстречу встрепенулся легкий порыв ветерка и принёс с собой поистинне упоительный аромат. Сейчас, еще будучи во власти своих горьких воспоминаний, Женька сильно втянул ноздрями воздух и сразу почувствовал запах костра и готовящегося на нем мяса. А вскоре показался дымок над раскрытыми на террасе большими зонтами. Рот наполнился слюной, в животе заурчало.
- Так, мои дорогие пионьеры,- весело сообщила Катрин, встав на площадке перед входом и повернувшись к своему уже изрядно проголодавшемуся отряду.- Сегодня, в ваш первый день пребывания в нашей замечательной республика, да? этот первый обед будет для вас устроен в этот ресторан, за него платить не надо, да, а потом вы сможете здесь ходить и все кушать, но уже за небольшие деньги, ферштейн?
- За советские рубли?- скромно спросил Колька, нервно теребя верхнюю пуговицу своей полосатой рубашки.
- Коля! Ну какие рубли? Мы же в Германии!- вмешался Виктор Андреевич и пятернёй зачесал вверх свои непослушные волосы. - Сегодня вечером каждый из вас получит по двадцать марок на карманные расходы и разные сладости, которые вы сможете покупать в нескольких специальных магазинчиках на территории лагеря, в том числе и в этом ресторанчике. Да?- как бы ища поддержки, спросил он у Катрин.
- Я-я, натюрлихь! Конечно!- тут же подхватила Катрин, кивая головой ребятам, в восхищении раскрывшим рты.
- А сейчас вы будете пробовать германские сардельки!- заинтриговала Катрин и шагнула в сторону входа.
В ресторане была занята лишь пара столиков по разным углам. За одним тихо и чинно что-то жевали какие-то скандинавы - семь подростков, кажется, норвежцев. Женька увидел на футболке одного из мальчиков красивый флаг с красным крестом на синем фоне. Он ещё пока мог спутать его с другим, с исландским, где, кажется, наоборот, синий крест изображался на красном поле.
В другом углу, сдвинув два стола вместе, шумела и веселилась большая компания немцев. Они очень громко между собой общались, поедая зажаренные колбаски и запивая какими-то разноцветными напитками.
Катрина поздоровалась со всеми на немецком, кивнула нашим ребятам, и те тоже, вразнобой и неуверенно, загундосили свои приветствия.
Во-первых, всех наших очень смущало такое поведение немецких подростков. Советские пионеры не могли себе представить, что за столом можно так себя вести - орать, гоготать, вскакивать с мест и размахивать руками. Во-вторых, наши ребята просто обалдели от их внешнего вида. У многих ребят из Германии в ушах были блестящие сережки-кольца, а у одного, орущего громче остальных, и в носу торчало такое кольцо, так призывно зовущее за него дернуть. У троих на голове вместо причёсок росли какие-то гребни, а у одного парня этот гребень был даже разноцветным. ВискИ их были высоко выбриты, а посередине торчали вверх острые сосульки из склеенных волос. У двух девчонок (оказывается это были девчонки) были выбриты затылки, а длинные чёрные челки закрывали по одному глазу. Кажется, левому. Вся компания, несмотря на тёплую погоду, была одета в какие-то яркие куртки, кожаные жилетки и джинсы, местами потертые и дырявые.
С выпученными глазами и раскрытыми ртами компания наших пионеров проследовала мимо немцев на открытую террасу, куда их буквально за руки вытянула Катрин.
- Это западные берлинцы. Они живут в соседнем от вас доме, - то ли обнадёжила, то ли извинилась Катрин, когда их отряд уселся за большой стол под огромным зонтом.- У нас таких нет!
Она положила ладонь на грудь и отрицательно покрутила головой, словно бы подтверждая свои слова. При этом на ее щеках образовались по-детски умильные ямочки. «Скоро будут», - подумал Женька, но промолчал.
Когда тяжелое недоумение стало проходить и наши ребята начали потихоньку расслабленно оседать на свои места, негромко обсуждая невиданное доселе чудо, у стола возник Виктор Андреевич, который, оказывается, за это время уже организовал банкет. Он поставил на стол несколько открытых бутылок с пепси и ещё каких-то неизвестных цветных лимонадов, натыкал в горлышки бутылок разноцветные трубочки и довольный плюхнулся в свободное кресло рядом с Катрин. Вслед за ним подоспел высокий лысый дядька в белом фартуке и водрузил в центр стола огромную тарелку с зажаренными на углях сардельками. Следом возникла банка горчицы, нарезанные тонкими колечками помидоры и огурцы, а рядом со всем этим великолепием приземлилась большая плетенка с разнообразным хлебом.
Такого изумительного непередаваемого запаха, а потом и вкуса, Женька никогда не чувствовал ни до, а потом уже никогда и после того замечательного обеда на берегу озера Вербеллинзе. Нет, конечно, потом эти неподражаемые сардельки ещё не раз елись, будучи обмазанными безупречной горчицей, так же жадно кусались, брызгая своим жирным соком, и проглатывались, почти не прожеванными, но такого аппетита и такого ощущения новизны и диковинности вкуса уже не было никогда.
Все остальное уже было не то. Там сначала наслоилось, а потом перемешалось очень много всего разного и неиспытанного ранее: новые запахи и вкусы, чужая громкая речь в нескольких метрах от уха, резвый вой моторных лодок, жужжащих вдалеке, вдруг пронзающий и убаюкивающий шелест листвы и Наташка, сидящая напротив и смеющимися губами и высунутым языком пытающаяся поймать яркую трубочку своего лимонада…
А потом ещё была жвачка. Когда ребята уже приговаривали последние колбаски, а Коля, не удержавшись, выскребал со дна банки остатки горчицы своим указательным пальцем, отрешенно его при этом облизывая, Виктор Андреевич пошел в зал кафе и, вернувшись, высыпал на стол горсть прозрачных пакетиков, в которых были разноцветные крупные шарики. Оля сообразила первая и, схватив один из пакетиков, ловко его надорвала, высыпала на ладонь штук пять или шесть этих шариков и протянула ладонь в центр стола. По сладкому запаху, который ни с чем не спутаешь, все поняли, что это Оно.
Ребята сначала разобрали все кругляши с ладони Оли, а потом равномерно распределили по рукам оставшиеся на столе.
Пять минут над столом кружилось лишь чавканье, да всхлипы от всасывания излишков слюны.
Жизнь удалась!
