Рассказ Андрея Драгунова
Чудный дух детства согревает мне душу всю жизнь. Думаю, с дедом явление это связано…
Дед мой, Никита Семёнов, служил священником в измайловском Покровском соборе, в Москве, в начале 20-го века. Жена его, Ксения, пекла, пироги на заказ, и такие они у неё вкусные получались, что их подавали к царскому столу.
И было у Никиты и Ксении четырнадцать детей. Сам дед был человек рослый, голубоглазый, русоволосый, с довольно большою окладистою бородой. По натуре он был добрый, но иногда кого-то строжил. Детей своих дед в Законе Божьем наставлял, но никто из них по его стопам не пошёл. Как сказал поэт Константин Аксаков:
– В деле веры нет авторитета: нет его для свободы духа…
В Россию в те годы пришёл с запада технический прогресс, а вместе с ним и свободомыслие. Новых веяний Никита наш не любил, но детей нужно было сделать самостоятельными. Все семь сыновей его пожелали учиться в Императорском Московском техническом училище, и он стал работать день и ночь, экономил на всём и оплатил им обучение. По окончании училища все они стали инженерами и пошли работать на московские заводы. Семь дочерей Никиты окончили Высшие женские курсы и, все как одна, стали учительницами.
Завершая обучение, дети Никиты и Ксении заводили свои семьи, и всё было бы хорошо, но вдруг в Россию и в нашу семью пришла беда. Старшие сыновья священника Никиты, общаясь с рабочими на заводах, стали марксистами и приняли участие в декабрьском вооруженном восстании в Москве 1905 года. После подавления восстания все они были арестованы, и, по решению военно-окружного суда, отправлены на каторжные работы в Сибирь.
По решению того же суда Никита и Ксения «за негодное воспитание детей» были высланы из Москвы в Васильсурск. Городок Васильсурск стоит в местах глухих и красивых – на высоком берегу реки Волги, у устья реки Суры. Высокий берег Волги там изрезан логами-долинами и потому имеет вид гор. Склоны гор поросли деревами кряжистыми, в низинах высятся корабельные сосны, а на плато вдоль реки Суры стоят раскидистые дубы. Места те сейчас называются Волжской Швейцарией. В пяти-шести километрах от Васильсурска, над рекою Сурой, в ту пору стоял большой и славный мужской Михайло-Архангельский монастырь. И была в стенах его красота такая, сила и мощь, что к нему шли и шли из мест ближних и дальних многочисленные паломники.
В васильсурскую ссылку из Москвы вместе с родителями приехала и их младшая дочь, моя мама – Валентина.
В 1921 году, при Советской власти, Михайло-Архангельский монастырь был закрыт. Часть его монахов были расстреляны тут же, у стен трапезной.
Когда комсомольцы на реке Оке стали строить Горьковский автозавод, то им понадобился кирпич. Чтобы решить эту проблему, они «штурмом» разобрали Михайло-Архангельской монастырь. Один только величавый Благовещенский храм на месте его остался. Потом в стенах его стали проходить службы, и народу на них, как и прежде, приходило много. В нём, как в приходской церкви, и служил мой дед.
В сентябре 1930 года власть решила Благовещенский храм снести. Чтобы спасти его от разрушения, мой дед закрылся в нём. И говорят, он был там не один.
Только храм Благовещенский и с людьми взорвали…
Лет тридцать назад я там была, у груды красного крошева. И ещё видела, как две женщины, проходя мимо, положили на кирпич битый полевые цветы…
Бабушка после всего этого умерла.
Когда мама осталась одна, ей пришлось искать работу. Но так как она была поповна, её никуда не брали. Неизвестно, чем бы это всё кончилось, но вдруг выяснилось, что старшие братья мамы были первыми революционерами. И вот тогда на работу её взяли, в одну из школ города Васильсурска, учителем русского языка и литературы.
Русский язык и литературу мама моя вела блестяще, за что и удостоилась позже звания заслуженного учителя Российской Федерации.
Потом, по линии народного образования, маму перевели в город Козьмодемьянск. Город наш тоже стоит на реке Волге. И основал его сам царь Иван Грозный, так как место это ему понравилось. Есть в нём и мощёные в древности камнем улочки, и затон, для зимовки речных кораблей. Мама в Козьмодемьянске вышла замуж за местного паренька – Парфения, писавшего незатейливые стихи. Папа мой был матросом на буксире и по всей Волге баржи водил. Потом у них родилась я.
Первое, что в жизни своей помню – как идём мы с мамой за ручку по тропинке на высоком берегу Волги. У мамы – широкополая шляпа. Вокруг – трава зелёная и цветы. Вверху слепит солнце, и я больше смотрю вниз. А там внизу, над поблескивающей гладью голубой реки, кружатся птицы. И мама меня ласково спрашивает:
– Даша, а где наш папа плывёт?
Я указала пальцем на дымный пароход, и звонко сказала:
– Он там!
Какой я была тогда маленькой! Пяти лет ведь не было. А вот подруга у меня уже была. И какая подруга! Во всём мне под стать.
Как сейчас вижу личико её хорошенькое в дверном проёме. Приоткроет она, бывало, дверь и в нашу горницу, где я в куклы обычно играла, и так явится. Подойдет, встанет рядом и вся выглядит будто солнышко. Уж такая она была милая и красивая, что все печали мои уносились прочь.
Чаще всего приходила она днём, почему-то ненадолго. Подойдёт близко-близко, заглянет своими голубыми глазами в мои глаза, широко-широко улыбнётся и звонко так засмеётся. И она смеялась, и я смеялась. Как хорошо было!
Во всём подружка моя была как я. Вот стоим мы с ней рядышком перед большим зеркалом и в него смотрим. Росточка с ней мы были одинакового, и кудряшки у нас были светлые одинаковые, да и личики очень похожие – курносые. Всё одно к одному. Вот только платья разные…
Продолжение в следующем номере…