Первый рассказ цикла Лабух здесь.
Каждое лето духовой оркестр дома пионеров ездил в пионерский лагерь. Это был особый вид отдыха. Наш оркестр ездил в пионерский лагерь ВМФ «Горки» - это лагерь штаба Военно-морского флота СССР. Я не думаю, что оркестр приглашали из альтруистических соображений. Скорее всего, то, что наш оркестр фактически обслуживал все мероприятия пионерского лагеря, придавало этому лагерю особый элитный блеск.
В оркестре была младшая и старшая группы – всего 60 человек, так что наш оркестр базировался в пионерском лагере, как ТРЕТИЙ ОТРЯД. Обычно в пионерских лагерях номер отряда соответствовал возрасту пионеров. Чем больше номер – тем мельче пионеры.
В нашем отряде пионеры были: от шестилетнего до двадцатилетнего возраста. Двадцатилетних было четыре человека. Все они учились в консерватории, учили нас – мелочь и свято соблюдали все требования пионерского распорядка, чем приводили в полное замешательство воспитателей прочих отрядов.
Например, представьте себе верзилу ростом 1,8 метра в тщательно отглаженных черных трусах, белой рубашке и пионерском галстуке, с волосатыми ногами, рапортующего старшей пионервожатой, что командир третьего отряда, пионер Снитков построил отряд номер три для торжественной линейки.
Надо сказать, что дисциплина в нашем отряде была поистине армейской. Я не думаю, что нас специально мучили старшие ребята, просто настоящий ансамбль без дисциплины невозможен.
Шестилетних ребят у нас было два человека: Мастеров и Пустовойтов. Они так и оставались долгое время самыми маленькими среди нас. Первым делом по приезде в «Горки» старшие парни делали песочницу для младших и вовсю гоняли нас – средних, чтобы обустроить наше жилище.
Старшие также следили за нашим статусом. Например, когда какой-то великовозрастный кретин наступил на песочный замок, который делал Пустовойтов, один из наших старичков ни слова не говоря, посадил кретину синяк под глаз и сказал, что следующий раз заставит его восстановить замок.
Леня Мастеров был сыном дирижера оркестра Госцирка (на Цветном бульваре) и начал играть на трубе, на мой взгляд, еще в младенческом возрасте, так что в музыкальной грамоте он не уступал нам – мальчикам среднего возраста.
Интересна была и методика обучения музыкальной грамоте. Раз в день после основных занятий в оркестре, старшие проверяли нас – средних. Нужно было быстро ответить на вопрос типа: «Два диеза, в какой тональности? Бемольный круг? Диезный круг? Сыграй-ка вот это с листа».
Тот, кто не знал ответа на такой вопрос, назначался мыть полы в спальне. Затем проверялись инструменты. Каждый инструмент должен был блестеть так, чтобы в нем было видно отражение хозяина. Нерадивые опять таки мыли пол. Не могу сказать, что я избежал мойки полов, но с течением времени стал их мыть все реже и реже, а с переходом в разряд старших и вовсе перестал их мыть.
Позже, когда я учился в музыкальной школе, учитель по сольфеджио ставил меня в пример другим ученикам, имея в виду, что я очень старательный. И однажды прилюдно спросил меня, каким образом я занимаюсь сольфеджио, что так преуспел? Я честно ответил, что в моих наклонностях больше присутствует желание заниматься музыкой, чем мыть полы. Этот ответ был многим непонятен, и меня посчитали философствующим декадентом. Что ж – это их право.
Еще, как-то раз, в пионерлагере я разбил окно в спальне. Это было неслыханное нарушение дисциплины. Романцев Павел Карлович (ПК) – наш учитель и воспитатель сказал старшим, что накажет меня сам. Действительно через день он принес партитуру какого-то танца и посадил меня расписывать ее на партии для всего оркестра. Сам он сел здесь же.
Представьте себе кучу черненьких ноток, которые из одной книги надо перенести в другую – это занятие не для белого человека. Сам же ПК переписывал партии с партитуры довольно оригинально. Он смотрел в партитуру одну секунду и затем, насвистывая то, что увидел, с той же скоростью записывал.
Я, как мог, старался угнаться за ним, но у меня не получалось. К концу дня он сказал мне, что я отработал выбитое окно, но я сказал ему, что хочу научиться писать ноты, как он. Целую неделю я сидел и писал с ним партии для всего оркестра. Конечно, я не научился писать, как ПК, но все же начал писать ноты со скоростью словесной рукописи.
В музыкальной школе после этого я писал диктанты в два прохода. Первый раз я ставил на нотоносце точки, соответствующие высоте звуков, а второй раз записывал всю мелодию. Когда преподаватель по сольфеджио спросил меня: «Что? Это тоже связанно с мытьем полов?», то я честно ответил ему, что это мое умение приобретено при помощи разбитого окна. И опять я был не понят.
Наш пионерский отряд отдавал дань лагерю ВМФ «Горки» в виде озвучивания его мероприятий, то есть непосвященный мог бы сказать, что мы лабали халтуру. Однако этот термин здесь не применим, так как за свою работу мы получали УСЛУГИ, а не ДЕНЬГИ. Поэтому правильно было бы говорить, что мы РАБОТАЛИ ЛАГЕРЬ. Правда так никто не говорил, потому что в те годы такая языковая конструкция была непроизносима.
Наши «консерваторские» старшие товарищи совсем не унывали в пионерах. Во-первых, под их руководством в «тихий час», когда весь лагерь делал вид, что спал, мы уходили всем отрядом, с инструментами на речку и занимались там музыкой, а в перерывах плавали. В общем, сидели в воде до посинения.
Во-вторых, консерваторские наладили контакты с близлежащими селами. И мы на выходные обязательно ездили лабать халтуру в клубы этих сел. Правда речь шла не обо всем оркестре, а об ударной группе лабухов, в которую еще надо было попасть. В-третьих, Консерваторские расписали для лабухов партии «Хитов» того времени. Это были удачные произведения советских композиторов, Луи Армстронг, Элла Фицжеральд, Глен Миллер и прочее.
Нужно ли говорить, что я, хотя не сразу, попал в лабухи и послеобеденный отдых использовал для репетиции своей партии (трубы), а позже и для росписи партий новых танцев.
Особое место в этих выступлениях предназначалось нашим малышам. Леня Мастеров и Гена Пустовойтов, выступали в некоторых произведениях солистами. На публику это производило неизменно сильное впечатление. Правда малыши быстро уставали, и им надо было рано ложиться спать, так что они играли не до полуночи и их выступления чередовались номерами без их участия.
Сам я увлекся этими халтурами и начал экспериментировать с трубой, за что получил серьезный нагоняй от ПК. Он вызвал меня для разговора с глазу на глаз. Совершенно серьезным тоном он сказал, чтобы я ни в коем случае не подражал Эдди Рознеру. Эдди Рознер зажимает верхнюю губу, а это серьезно вредит наращиванию техники, которой у самого Рознера нет и в помине. Еще он предупредил, чтобы я ни в коем случае не подражал механической вибрации звука Луи Армстронга. У Армстронга две подушки вместо губ, да и играть на трубе он толком не умеет, а я собью себе амбушур (постановку губ) и меня вообще надо будет списать в инвалиды. Мнение ПК для всех нас было абсолютным, и я прекратил свои эксперименты.
Именно пионерский лагерь сделал меня настоящим музыкантом. Те, кто бренчит на клавишах фортепиано, сидя весь день в духоте своей квартиры, начинает обыкновенно ненавидеть музыку. Ансамбль (в данном случае оркестр) органично заполняет весь его досуг музыканта. У музыкантов есть своя система ценностей (свой этос), что дает ориентиры для поступков и стремлений.
Я искренне рад тому, что стал Лабухом, потому что многие, кто кривил рот в усмешке над таким достижением, к тринадцати годам от роду сами вообще никем не стали.
Уважаемые читатели ЗДЕСЬ, Вы можете скачать все байки целиком, в том числе еще и не выложенные в оригинальном варианте и без Дзен цензуры.
Спасибо, что дочитали до конца. Подписывайтесь на мой канал, и если Вам понравились байки, то ставьте «лайки».
С уважением, Лолейт А.Т.
Читайте предыдущий рассказ " Лабух. 1. Горнист" здесь.
Читайте следующий рассказ "Лабух. 3. Футбол и музыка" здесь.
Об авторе баек читайте здесь.
