В СМИ можно найти множество статей о состоянии российского и международного арт-рынка, его развитии, трендах в искусстве. Что-то может ввести в замешательство, удивить или обрадовать, а что-то может стать познавательным.
Мы решили рассказать вам из первых уст о проблемах галерейного бизнеса, специфике маркетинга в сфере искусства и предпочтениях российских и зарубежных коллекционеров, и взяли небольшое интервью у основателя и директора DiDi Gallery Ревазом Жвания.
– Реваз Климентьевич, кто на сегодняшний день является основным потребителем искусства в Санкт-Петербурге?
– К сожалению, мало кто в городе по-настоящему интересуется искусством… Опять же, тема галереи довольно специфична — андеграунд, который не всем понятен, что тоже сужает круг нашей аудитории. Если мы сейчас посмотрим на тенденции, то это похоже на наваждение — каждый год в новогодние каникулы выстраиваются очереди в Русский музей и Третьяковку. Мне непонятна мотивация этого стояния в очередях, ведь можно прийти в любой другой день и спокойно зайти в музей. Это похоже на какой-то фанатизм или инстинкт толпы.
– Как и кому Вы продаете искусство? Я общалась по этому поводу с некоторыми галеристами, и у всех кардинально разные мнения по этому поводу.
– Это такой вопрос! (смеется). Это как загадочный млечный путь — всем всегда интересно, как и кому мы продаем.
– Помимо авангарда Вы занимаетесь и современным искусством, открываете новых авторов. Какие у современного искусства перспективы?
– Какие перспективы… Вообще Вы пришли в галерею коллекционного искусства, мы занимается андеграундом и нонконформизмом. Многие путаются, в том числе и молодые искусствоведы, и называют это современным искусством. Я хотел бы задать Вам обратный вопрос: какое искусство называется современным?
– То, что создано с начала XX века.
– Ну вот, а у нас совершенно другой взгляд на это. Современное искусство — это сегодня. Это то, чем Вы дышите, что Вы слушаете, что Вы читаете, куда Вы ходите, понимаете? — сегодняшний день. Современные тенденции могут меняться каждую минуту. То, что Вы называете современным искусством — например, вот эту работу за моей спиной [работа О. Булгаковой «Иаков и Ангел», 2018], я бы так не назвал, потому что художница родилась в середине XX века. Да, сейчас она в тренде. Но современное — это то, что создает молодежь, новые художники: это может быть перформанс, digital или какая-то совершенно новая форма. И здесь, на мой взгляд, есть переходный момент: превратится ли это в искусство? Человек живет в моменте, а проходит время, и от него либо остается след, либо становится ясно, что он был промежуточным звеном между тем, что было, и тем, что только зарождается.
– А что касается Ваших маркетинговых стратегий? Где галерее брать клиентов?
– Это вечный вопрос всех, кто занимается искусством. Во-первых, это арт-ярмарки, которые в некотором смысле подобны галереям. Например, Art Basel, который имеет определенный статус и уровень. Он был создан в европейском пространстве, где в шаговой доступности были Франция, Германия и другие государства, откуда богатые люди приезжали отдыхать и, по ходу, приобщаться к искусству. Сегодня действуют те же самые механизмы — никто не придумал ничего нового. Недавно мы подавали заявку на одну арт-ярмарку в Лондоне, и первым обязательным условием у них было предоставление доступа к клиентской базе. Или Вы приходите, незнакомый нам человек, и также хотите знать механизм поиска клиентов. Но ведь в сущности это бы значило открыть Вам наш главный секрет, дать ключи от сейфа!
Я скажу Вам так: все наши клиенты — результат нашей работы. Если мы работаем профессионально, грамотно, компетентно относимся к каждому вопросу, то к нам возникает доверие, растет наш имидж и авторитет, появляются рекомендации тех людей, кто уже имел с нами дело. Возможно, они и рубля в галерее не потратили, но здесь им понравилось, как с ними общаются, своевременно предоставляют информацию…. По рекомендациям этих людей тоже появляются клиенты. Мы ведем большую работу: отбор художников, выставки, лекции, арт-медиации, ведение социальных сетей и сайта, переписка с клиентами и художниками, рассылка информации. Это касается и самых элементарных вещей: Вы пришли к нам в гости — как Вас встретили, проводили ли, предложили ли кофе? Большая работа складывается из мелочей.
Когда Вы приходите в кафе или ресторан, Вы ощущаете атмосферу в этом пространстве: как к Вам подходит официант, как он обслуживает Вас, как подает тарелку… Это незаметно откладывается у Вас, и в следующий раз, когда Вы захотите куда-то пойти, первым, что придет Вам в голову, будет то место, где Вам было приятно. Так же и в галерейном бизнесе: галерей много, но если Вам зададут вопрос, какую из них Вы вспомните? Ту, где Вам было хорошо, где были представлены работы высочайшего уровня, где была профессиональная развеска, где была актуальная информация, чьи сотрудники были доброжелательны. Успех галереи зависит от многих моментов.
– Спасибо. А что насчет иностранцев: преимущественно они Ваши клиенты, или все-таки граждане России?
– На это очень влияет внешняя политика: с какими государствами и какие у нас отношения, открыты ли мы для мира? Если открыты, то иностранцам интересно, что в нашем государстве происходит в целом – атмосфера, искусство. Но если в стране есть какие-то политические конфликты, или если наше искусство не так активно выставляется и популяризируется, то, естественно, иностранцы меньше знают об этом, за исключением немногих утонченных людей.
На данный момент русское искусство находится в очень плачевном состоянии. Оно не вывозится на западные музейные площадки, а если что и вывозится, так это Третьяковская галерея, Русский музей и Эрмитаж, которые устраивают межгосударственные обменные проекты, где звучат одни и те же имена: Айвазовский, Репин, Кандинский.
Наше государство не заинтересовано говорить об условных Михновых, Петровых-Ивановых, которые жили в середине XX века. В советское время они нигде не фигурировали, были в гонениях, их арестовывали, высылали из страны, не брали в Союз Художников. Ведь «бульдозеристы», которые совершили очень громкий проект — это ведь те самые художники, которых всячески ущемляли. И несмотря на то, что каждый из них — своего рода герой, не все из них вошли в историю искусства.
– Мне известно, что на рынке искусства сейчас очень активны китайцы…
– Китайцы сейчас уже не так активны, как раньше, да и та активность касалась не нашего спектра. Мы не занимаемся тем материалом, который нужен китайцам. Мы занимаемся искусством международных стандартов. А китайцам нужен китч или же красивая природа, вылизанные «репинские» пейзажи… Им нужно понятное, доступное искусство: у нас ничего этого нет. То, что есть у нас, требует понимания, глубокого знания, поэтому китайцы — не наши клиенты.
– Так иностранных клиентов нет?
– Иностранных клиентов мало, но их может стать больше, если наше государство осознает, что помимо вооружения и прочего милитаризма, нужно еще и искусство, потому что именно оно спасет мир. Нужно стремиться к тому, чтобы не пугать соседние государства, а наоборот, обмениваться культурами. А иначе зачем человеку искусство, пусть даже и хорошее, но которое несет в себе агрессию, связанную с политической ситуацией?
Необходимо, чтобы транспортировка искусства стала доступней: сейчас работы, которым более ста лет, вывезти почти невозможно, и чтобы сделать выставочный проект — вывезти работы и потом ввезти их обратно — мы должны пройти через огромные законодательные барьеры. Относительно легко это могут сделать только музеи по разрешению правительства, а в этом уже есть что-то барское...
В этом году, допустим, в Кронштадте была выставка Айвазовского. Но ведь люди из Кронштадта могут спокойно приехать в Санкт-Петербург в Музей военно-морского флота, где и так очень много работ Айвазовского. Вот и зачем делать такую выставку? Там же очень много заброшенных площадок, так давайте организуем там музей современного искусства, постоянно действующую экспериментальную площадку для молодых! Наши университеты каждый год выдают дипломы кураторам, искусствоведам, куда им податься? В нашем городе не так много галерей. Я, например, могу взять на работу одного-двух людей, а куда деваться остальным?
– Согласна. Значит, арт-рынок в России сейчас находится не в лучшем состоянии?
– Если в государстве будет развиваться бизнес и будет экономический подъем, если граждане будут процветать, то они захотят приобретать искусство. Но если в государстве каждый день закрываются предприятия, если нет товарообмена, если люди считают свои деньги, то им не до этого.
Когда я еду на Запад, я наблюдаю такую картину: когда человек с семьей приходит в багетную мастерскую, для него это всегда событие — он хочет обрамить в багет какую-то дорогую вещь. Это эксклюзив. Но при этом в этой мастерской всегда стоят стопки недорогих графических работ, и дети могут в них копаться. Это зарождает культуру, и уже в подростковом возрасте у Вас в комнате может быть настоящее искусство. У нас этого нет, и это не потому, что наши родители этого не хотят, а потому, что у нас отец может прийти домой и сказать, что он своевременно не получил зарплату, а если и получил, то ее не хватило на какие-то элементарные нужды. Ему не до искусства — он вынужден работать на двух-трех работах, он вообще отвлечен от этого.
И еще: искусство не должно быть доступным для всех. Это роскошь, и не все должно называться искусством: кроме этого есть ремесло, есть ручная работа. Не все, кто заканчивает художественные училища, называются художниками: среди них есть реставраторы, монументалисты, скульпторы, декораторы, книжные оформители. Художник же — это свобода, данная от природы, внутри него есть некое беспокойство, и он отвлечен от мира: ему не нужны ни еда, ни другие блага, он жертвует себя этому высокому слову — искусству.
