В Советском Союзе освоение (в 1930-50-е годы предпочитали слово «покорение») Крайнего Севера считалось подвигом советского народа. Писали и говорили о несметных природных богатствах, поставленных на службу социалистического строительства гением и трудолюбием советских людей. Когда началась хрущевская «оттепель», вспомнили и о цене «подвига» - что «покоряли» Север сотни тысяч заключенных, работавших в нечеловеческих условиях, и в огромных количествах навсегда оставшихся в вечной мерзлоте.
Однако практически никто не задался вопросом: а зачем было вообще осваивать Крайний Север в столь огромных масштабах? Обогатили ли Советский Союз те самые несметные природные богатства, ради которых, вроде бы, и было затеяно освоение? А это – совсем не простой вопрос.
Для разработки цветных металлов, и в первую очередь золота, на Колыме была создана целая промышленная империя – «Дальстрой», государственный трест по дорожному и промышленному строительству в районе Верхней Колымы, осваивавший в 1930-1950-х годах Северо-Восток СССР Магаданская область, Чукотка, часть Якутии и Камчатки).
«Основной задачей треста являлись получение в кратчайшие сроки максимального количества золота, разведка и добыча других стратегически важных полезных ископаемых, а также использование «Дальстроя» как базы для дальнейшего длительного, комплексного освоения и эксплуатации ранее необжитых территорий Северо-Востока СССР.
Работы в экстремальных северных условиях по освоению территории, добыче золота, руд и угля, а также развитию инфраструктуры выполнялись в основном использовавшимися «Дальстроем» в качестве рабочей силы вольнонаемными работниками, а после подчинения НКВД, в 1938 г., заключенными различных исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ), разбросанных по огромной территории, подчиненной тресту.
В период своего существования «Дальстрой» занимался не только интенсивным промышленным и дорожным строительством, но и осуществлял властные административно-политические и хозяйственные функции на территории своей деятельности» (Википедия, ст. «Дальстрой»).
Цели и задачи, поставленные перед трестом, были четко сформулированы в 1931 г.:
1. Ранее необжитая и неосвоенная территория Северо-Востока России включалась в единый народнохозяйственный промышленно-транспортный комплекс страны, занимая в нем основное место как источник золотовалютных резервов для нужд индустриализации страны.
2. Районы Колымы, наряду с Камчаткой, приобретали важное военно-стратегическое значение как составная часть единого оборонного пространства ДВК. Промышленный комплекс «Дальстроя» создавал для этого необходимую материальную основу, а «трудовая армия» заключенных Севвостлага ОГПУ-НКВД рассматривалась как потенциальный резерв РККА на Дальнем Востоке. Мобилизационными планами предусматривалось в случае непосредственной угрозы со стороны сопредельных государств сформировать из заключенных стрелковую дивизию штатной численностью от 8 до 12 тыс. чел.
3. Территория «Дальстроя», которая в 1930-1940-х гг. имела тенденцию к расширению (вне зависимости от административно-территориального деления страны), выделялась в особый, практически автономный район. По уровню властных полномочий «Дальстрой» находился вне даже формального подчинения и контроля со стороны органов советской власти Якутской АССР и ДВК, а все решения о его деятельности принимались на уровне ЦК ВКП(б), СНК и СТО СССР, а позднее - НКВД СССР, и носили секретный характер.
Давайте разберемся. Золото было нужно стране? Безусловно, и елико возможно больше. Еще в XIX – начале XX вв. золотые месторождения были обнаружены в нынешних Казахстане, Узбекистане, Киргизии и Таджикистане – в сумме там запасы золота были больше, чем на Колыме. Еще до 1917 г. в Среднюю Азию протянулась железная дорога, а условия работы и жизни в регионе совершенно несравнимы с колымскими. С 1830-40-х годов золото добывали в освоенных районах Южной Сибири, по которым через полвека прошел Транссиб – в Енисейской и Иркутской губерниях, в Забайкалье. На севере Иркутской области золото разрабатывали, но в небольших масштабах, хотя геологи ещё в конце 1920-х прогнозировали наличие огромных запасов этого металла. Однако комплексной геологоразведки там не проводилось до конца 1950-х (а как только начали проводить, сразу же – в 1961 г. – обнаружили крупнейшее в мире месторождение золота! А ведь о его существовании было известно с XIX века!) Почему? Потому, что Сталин выбрал освоение Колымы, где жить и работать почти невозможно. Хозяйственное освоение тех краев сверхзатратно, не говоря уже о том, что сама жизнь людей на Колыме становится непрекращающейся пыткой.
«Главная тайна «гулагономики» заключалась в ее нерентабельности. По свидетельству гвардии майора Красной армии Вячеслава Артемьева, служившего в 1939 году несколько месяцев в должности начальника штаба ВОХР Карлага НКВД, «места заключенных СССР с их большим аппаратом и расходами на содержание и изоляцию не окупаются и всегда находятся на государственной дотации». «Каждый заключенный обходится государству очень дорого, - писал Артемьев в 1950 г., - значительно дороже, чем среднеоплачиваемый неквалифицированный рабочий или служащий». В 1949 г. на строительстве Волго-Донского канала содержание одного заключенного стоило 470 рублей в месяц, а его зарплата, равная зарплате вольных рабочих, составляла 388 рублей. Вероятно, как-то выходить в «ноль» и показывать прибыль гулаговскому начальству позволяла сверхэксплуатация лагерных контингентов.
Однако, как признавал Артемьев, когда «в результате истощения и потери трудоспособности заключенные перестают быть рабочей силой, их сбрасывают со счетов, и только разве то, что их не уничтожают физически, создает разницу между ними и рабочим скотом, но и при этом они обречены в большинстве своем на медленное умирание в инвалидных и санитарных лагерных пунктах, что, в сущности, почти равносильно уничтожению». Трагизм положения в ГУЛАГе, с точки зрения Артемьева, заключался в том, что находившиеся в лагерях заключенные на 90% не были «действительными преступниками». А их рабский труд не мог стать рентабельным» (К.Александров «Туфта. Об эффективности подневольного труда в ГУЛАГе», «Новая газета», 10.06.2015).
Эта самая «туфта» в полной мере относиться и к освоению Колымы. Содержание армии охранников (особенно высокооплачиваемого начальства) стоило очень дорого, и даже самые скудные расходы на зэков были очень велики. Для того, чтобы вести работы в этом регионе, пришлось, помимо рудников и обогатительных предприятий, очень много чего построить. К 1953 г. «Дальстрой» включал 450 предприятий, в т.ч. 89 приисков и рудников, авторемонтный завод в Спорном, завод горного оборудования в Оротукане, электромеханические мастерские, завод регенерации резины, завод №5, 23 электростанции, 84 нефтебазы, 14 узлов связи и 17 радиоцентров, 6 морских пунктов, 9 аэродромов, 4 узкоколейные железные дороги, Магаданский горно-геологический техникум, колоссальное дорожное хозяйство, собственный морской и речной флот, сельскохозяйственные объекты. Поскольку все это работало на привозном сырье и эксплуатировалось в экстремальных условиях, рентабельными были только золотодобывающие рудники и прииски, а также аффинажные заводы. А весь огромный комплекс «Дальстроя» с самого начала и до конца существования был абсолютно убыточным! Т.е. не «Дальстрой» своим золотом поддерживал советскую экономику, а советская экономика из последних сил поддерживала неэффективный ГУЛАГ и его структурное подразделение – «Дальстрой».
Плюс, разумеется, страшнейшая бесхозяйственность и хищения – общая беда советской экономики, особенно сильная в ГУЛАГе, где контроль был минимальный (начальство лагерей в основном контролировало само себя). В 1942 г. хищения в «Дальстрое» достигли такого масштаба, что даже добыча и аффинаж золота стали нерентабельными! (Разумеется, расхищали в основном золото, поскольку его легко спрятать и вывозить на «материк»).
Уже в 1950-е годы, когда золотодобыча на Колыме уменьшилась из-за истощения запасов, регион стал главным центром добычи олова. А отчего же не добывать олово в Приморском крае – рядом с Транссибом, где его, кстати, гораздо больше, чем на Колыме? Просто потому, что в ином случае пришлось бы останавливать всю деятельность в Магаданской области и эвакуировать людей. А это означало признание ошибочности освоения Колымы, и – шире – Крайнего Севера. А ведь это при советской власти было чем-то вроде национальной идеи.
Надо ли было вообще хозяйственно осваивать Крайний Север? США Аляску не осваивают, Канада не осваивает Арктический архипелаг, а Дания не осваивает Гренландию. Создать на Крайнем Севере военные базы, аэродромы, гарнизоны, метеостанции, радиолокацию – да, необходимо. Геологоразведку проводить – надо. Но строить там целые города типа Норильска и Магадана – безумие. Представьте себе снабжение той же Колымы: грузы неделями везутся по Транссибу, там перегружаются на корабли, пробирающиеся к Магадану (и все это в короткую летнюю навигацию), оттуда – колымскими трактами по рудникам и обогатительным фабрикам. С точки зрения экономической целесообразности – полный бред.
Насчет оборонного значения «Дальстроя» – вообще несерьезно. Так и представляешь себе американских морпехов или японских интервентов, телепающихся в тундре при -50 с целью захвата ближайшего, километров в трехстах, какого-нибудь корякского стойбища… И еще картина, отдающая мрачным юмором: вооруженные зэки, насмерть бьющиеся с интервентами в полярных снегах. Ради того, чтобы спокойно загнуться в лагерях, что ли? Тем более, что организовать устойчивое снабжение сколько-нибудь значительных армейских частей (хотя бы пары дивизий), сражающихся в полярных широтах, невозможно в принципе.
Не говоря уже о том, что никакие транснациональные корпорации никогда не стали бы налаживать добычу хоть золота, хоть никеля в арктических пустынях – слишком дорого, а рентабельность более чем сомнительна. Вот если советские чудаки сами, ценой нечеловеческих усилий и огромных жертв, наладят там какую-то добычу и производство, капиталисты готовы их продукцию покупать. Разумеется, по ценам, которые они назначат сами. И она, конечно, будет не выше, чем плата за аналоги, добываемые и производимые где-нибудь в Бразилии или Африке. А значит, нерентабельность арктического производства в России станет проблемой самой России – хотите продавать золото (вольфрам, кобальт, молибден) по такой же цене, как южноафриканское и колумбийское – в час добрый. Убытки-то то все равно ложатся на вас.
Простой вопрос: зачем всё это? Точнее – почему. Во-первых, потому, что интеллектуальный уровень Сталина и вообще советского руководства был слишком низок для того, чтобы просчитать, что выгодно стране, а что нет. Во-вторых, из-за чисто советского отношения к людям как к расходному материалу: пусть перемрут хоть миллионы – новых осудим за «шпионаж в пользу абиссинского негуса» (известны и такие приговоры), и загоним на Колыму. В-третьих: Сталин считал, что «народ нужно чем-нибудь занять» - об этом он говорил в 1049 г. своему румынскому вассалу Георгиу-Дежу, объясняя, зачем нужен канал Дунай-Чёрное море, на строительстве которого он настаивал. И это «что-то» должно поражать воображение – типа Беломорско-Балтийского и Каракумского каналов, Норильска или Колымы. А кому, зачем они нужны – неважно.
А вот масштабное хозяйственное освоение Казахстана и Средней Азии, где природных ресурсов не меньше, чем в Арктике, было бы очень даже уместно. Помимо экономической целесообразности, на юге страны была бы создана мощная производственная база, инфраструктура, местное население освоило бы рабочие специальности и психологически сблизилось с русскими. Но благодаря советской политике освоения Севера, богатства Средней Азии и Казахстана теперь осваивают китайские, корейские, японские, европейские и американские компании в независимых государствах, образовавшихся на руинах СССР.
А ведь двигайся советская экономика не на Крайний Север, а на теплый юг, возможно, что Советский Союз, по крайней мере в южной своей части, не распался бы.
