Глава 14
Итак, я оказался в кругу замечательных людей, которые заранее питали ко мне уважение. Это не хвастовство и не переоценка себя, дело в том, что Долговерясовская школа находилась в семи километрах от Тештелимской, каньгушанские дети учились в Долговерясах и хорошо меня знали.
Школа, по численности учащихся, была довольно большой. Численность эта объяснялась тем, что на её территории располагался большой детский дом, воспитанники которого учились в этой школе.
Открылась школа в 1950 году, коллектив учителей был молодым, всем им было немного за двадцать, не исключая и директора Аверкину (Чиршеву). Замдиректора по учебной работе Ерёминой было 26 лет. Весь коллектив знал меня очень хорошо.
Учителей математики было четверо. Самым умным, политически грамотным, принципиальным, до предела честным и прямолинейным был Алексей Митрофанович Никишов. Ему бы где-нибудь в ВУЗе читать лекции по математике, а он сидел в Тештелимской школе. Почему? Да потому, что в Тештелиме у него был очень просторный красивый дом, природа вокруг села благоухала, рядом рос огромный лес, позади дома протекала речка, а недалеко от села ещё одна – Варма.
Буквально в километре от села располагались целые кварталы липового леса. Эти огромные липы не забыты мною до сих пор. Весной и осенью еженедельно приходилось мне проезжать на велосипеде эти медовые прелести. И мне очень хочется, чтобы кто-нибудь из моих потомков побывал в этих чудесных местах и воочию ощутил эти сказочные места. Найти их очень просто. Если ехать из Тештелима в Каньгуши, то, не доезжая Каньгушь, свернуть налево и ехать вдоль леса, расположенного по левую руку. С правой же стороны будет небольшая речушка, в которой всегда холодная и до голубизны прозрачная вода, она течёт по белому песочку, поверхность её скрыта от лучей солнца развесистыми кронами разных деревьев.
Село Каньчуши было очень красивым. В то время там не было соломенных крыш, люди жили гордые, знавшие себе цену. Оттуда вышло много грамотных по тому времени людей. Преимущественно, обрусевшая мордва со своим бытом и культурой. Жили оно достаточно богато за счёт того, что держали по многу скота, а сена в лесу было вдоволь. Народ был трудолюбивый и порядочный.
Тештелимский народ был немного другой – в основном, полуобрусевшая мордва. Многие из них работали в детском доме, но большая часть работников детдома были из Каньгушь и из Каменки с Тусянкой[D1] . Во всех, примыкавших к Тештелиму, сёлах, к учителям относились с большим уважением.
Вот Алексей Никишов был родом из села Каньгуши, его отец в то время работал зав. отделом агитации и пропаганды Ельниковского РК КПСС. Сестра Алексея Митрофановича в восьмом классе училась со мной, и училась достаточно хорошо, но по русскому языку была оставлена на повторный год. Школу она окончила позже меня, затем успешно окончила Мордовский пединститут и стала отличным учителем математики в Ельниковской средней школе.
Этот эпизод хорошо иллюстрирует, что требования в школах того времени были высокими, жёсткими, безо всяких поблажек детям высокопоставленных чиновников. Похожих примеров из своей жизни я могу привести массу – закон для всех был один. Конечно, были и недостатки и перегибы, но, в целом, общество, власть и партия были неделимы. Общество имело доверия к власти.
Со мной вместе в эту школу пришёл ещё один математик – Алексей Арсентьевич Арсентьев, мой ровесник, не женат. Человеком он был робким, стеснительным, боялся подступать к девочкам. Мы с ним вместе устроились на одну квартиру, наши койки разделяла небольшая печка. Дом был пятистенным, и в «горнице», как это называлось у мордвы, поселились мы. В доме было чисто, уютно, светло, никакого лишнего хлама.
Главной хозяйкой была мордовка, человек с большим юмором, хитрая, но достаточно чистоплотная. Русским языком она владела хорошо, а вот сестра её почти по-русски не разговаривала, хотя всё понимала. Старшую звали Аядокая (Евдокия), младшую – Еленой. Они жили на другой половине дома, к нам заходили лишь чтобы сделать уборку.
Общались мы с хозяевами только во время приёма пищи: утром, в обед и вечером. В эти моменты хозяйка учила меня мордовскому языку. А мой друг, Алексей, был мордвином, но никогда с ней по-мордовски не общался, ссылаясь на то, что плохо владеет языком.
Мы быстро с ним подружились, и везде и всюду ходили вместе. Исключением был только клуб, куда Алексей не ходил, из-за того, что мордовочки над ним подшучивали, в ответ на что он краснел, так как был очень стеснительным. Мы же с Екатериной Ананьевной и другими учителями в клубе бывали почти ежедневно и подолгу танцевали. Екатерина Ананьевна очень хорошо танцевала – тогда она была тонка и звонка. Особенно мы любили вальс, фокстрот, танго, краковяк, и совсем здорово танцевали подыспань – красивый танец, очень красиво смотрящийся, когда его танцуют пар пять.
Местная молодёжь танцевала мало, но мордовский перепляс, да ещё в их красивых костюмах, можно было смотреть часами. Мордовочки тех времён были физически очень развитыми, крепкими и розовощёкими. Они резко отличались от наших русских девочек задором, крепостью духа и чувством юмора.
