Зимой 1980 года московских студентов отбирали для участия в открытии Олимпиады. Те, кто прошли кастинг, отправились в студенческий лагерь в Малаховку, где располагался Московский областной государственный институт физической культуры. Там из них, как рассказывает Алексей НОВОСЕЛЬСКИЙ, должны были сделать настоящих знаменосцев и древних греков.
Итак: Малаховка, МОГИФК, 1 июля 1980-го года. Когда все добрались до места, руководство отряда провело изумительное по простоте и душевности мероприятие – всех накормили обедом в столовой института. Качество (и количество) нашей кормёжки требует отдельного маленького рассказа, но об этом – чуть позднее.
Тут я ненадолго отвлекусь и скажу, что некоторые из отобранных студентов не захотели ехать вместо Тушина, где первоначально собирались устроить лагерь, в Малаховку. Но был среди нас человек, который не проходил никаких отборов и, как говорится, «в списках не значился». Он поехал провожать свою девушку, помогал ей нести сумку с вещами и — остался в Малаховке. (К его счастью, ростом он был поболее 180 см). Решающим аргументом для его решения стал тот самый, первый обед.
Затем всех пригласили в огромный спортзал, где разделили на группы и выстроили по росту (как говорили в СА – «по ранжиру»). В итоге получилось две длинные-предлинные шеренги: человек 80 мальчиков и 200 с лишним - девочек.
Из мальчиков отобрали 35 плечистых человек в отдельную группу. Из девочек так же отделили самых высоких — человек 75. Всех пофамильно переписали и провели первое, организационно-информационное собрание отряда. Во-первых, представили начальника отряда – Александра Константиновича Сцепуру, седого плотного старичка, как нам тогда казалось. Он, как я узнал позднее, был в своё время очень титулованным гимнастом и входил в правление спортобщества «Буревестник».
На собрании сказали, что отряд наш называется «Головная колонна Олимпиады» и мы будем участвовать в церемониях открытия и закрытия. Самые высокие будут изображать греков и гречанок. Плечистые мальчики будут нести на своих плечах трехметровые 350-килограммовые эмблемы – символ Олимпиад (5 колец) и символ Московской Олимпиады. А остальные девочки понесут таблички с названием стран перед делегациями.
Руководство отряда состояло из двух команд. Первая – постановочно-артистическая, вторая – организационно-дисциплинарная.
В первую входили богемного вида небрито-бородатые дяденьки и одна коротко стриженная худосочная тётенька - Ольга, все – возраста 35-40 лет (нам казались старыми). Все имели какое-то отношение к ГИТИСу и назывались режиссёрами. Они часто бегали курить и поутру источали лёгкий, но устойчивый запах перегара. Кстати, именно Ольга - с неизменной сигаретой - была у них главной, её слушался даже Сцепуро.
У них, режиссёров, было ЛИБРЕТТО! То есть они знали весь сценарий церемонии Открытия. У них была фонограмма. А главное, у них была машина с музыкой, радиорубка, – крытая полугрузовая машина, напичканная современной импортной звукотехникой и увешанная колокольчиками-репродукторами. Она обеспечивала тренировочный процесс микрофонами и музыкой, от Шостаковича до «Чингиз Хана». Мы режиссёров и их машину уважали. Они были очень образованные, интеллигентные, вежливые, простые и открытые в общении. Помню, как услышав знакомые звуки фонограммы Открытия, я поинтересовался у Ольги: а не сам ли это Эдуард Артемьев? А не тот ли это СИНТИ-100, что ему, Артемьеву, привёз из Лондона сам Дмитрий Дмитриевич Шостакович? Как вы понимаете, мои акции у Ольги после этого не просто выросли, а взлетели до небес. Мы стреляли у них сигареты. А впоследствии, 19-го числа, и совместно пили. Короче, мы их любили.
Но вот кого мы не любили, так это вторую группу нашего руководства – организационно-дисциплинарную, представители которой нас поднимали по утрам, укладывали спать, следили за порядком и дисциплиной, выводили на построения, командовали нами. И ладно бы, если в неё входили только взрослые сотрудники кафедр физвоспитания разных наших вузов, но также этими «бригадирами-десятниками» были наши ровесники, студенты из наших групп (которых, каким-то образом, выделило начальство). Естественно мы, с присущим юношеским максимализмом, всячески изображали презрение к ним. Короче ещё раз – мы их не любили. До 19-го числа.
Была у нас и своя милиция. Как сейчас понимаю, это были малаховские менты, которым поставили задачу охранять и сопровождать нас повсюду. Они и сопровождали - на машине, когда начались репетиции в Лужниках. И охраняли - по ночам, борясь со сном на посту между этажами общежития, где нас поселили. Они были безобидны и, как говорится, без понтов. Был у нас и свои КГБ-шники. Их было двое, но настолько одинаковых, что мы их не различали. Они всегда незаметно присутствовали, но нам не мешали. Голос «андроповских мальчиков» мы услышали только 18-го июля.
Продолжение следует
Начало: "Дяденьки в кожаных куртках что-то отмечали на листках и вызывали следующих. Сейчас это бы назвали кастинг", "Мы еще не знали, что в Малаховке изумительное озеро и вкуснейшее пиво".
Ещё об Олимпиаде-80: "Самым важным видом спорта был тотальный флирт", «Над кадрами с улетающим Мишкой рыдаю до сих пор».
