Татьяна не могла простить мужу того, что ей пришлось выйти за него. И уж тем более рожать ребенка на первом курсе она не собиралась. Когда она почувствовала, что беременна, то сначала не поверила. Потом впала в панику: это вовсе не входило в ее планы. Так ее жизнь из сказки превратилась в муку. И хотя подружки не переставали ахать от того, что среди зимы у нее появлялась корзинка с клубникой, потому что так захотела она, после очередного зачета ее ждал ужин в ресторане, кроме раздражения, Георгий не вызывал в ней ничего.
Самое интересное в этом было то, что во всем он винила только Георгия, будто она не принимала участия в их отношениях, не принимала решения оставить ребенка. А он души не чаял в ней и дочке, выполнял все их прихоти, устроился ночным сторожем в трамвайное депо, где работал за себя и за нее, тоже оформив ее сторожем. Она предъявляла ему требования, не соответствующие его зарплате, несмотря на то, что он получал за двоих, да еще стипендия. Сама она стипендию не получала, так как постоянно имела «хвосты». Брать академический отпуск она не хотела, поэтому, как только девочке исполнилось шесть месяцев, она отвезла ее в деревню родителям. Муж выбил отдельную комнату в общежитии, затем – место в детском саду рядом с университетом, и все равно не мог заслужить уважения жены. Причина была проста – она не любила его. В начале отношений ей импонировало то, что исполнялся любой ее каприз, на виду у подруг ей целовали руку, преподносили цветы, подарки. Причем подарки были не символические, а достаточно дорогие: золотая цепочка, кольцо с рубином, модные сапоги... На выходной - поездка на самолете в Москву. Все это давало ей ощущение собственной исключительности, неотразимости, а он принимал ее согласие на получение всех этих знаков внимания за ответное чувство.
Когда же он намекнул, что неплохо было бы после работы позавтракать перед тем, как идти на лекции, то получил в ответ обвинения в домостроевщине, что она не кухарка, а если он предполагал, что жена – это служанка, то он ошибся. Он должен был сам готовить себе постель, а рядом с ней он может лечь только если она этого хочет. Конечно, для молодого мужчины, да еще кавказца, это было, мягко говоря, странно.
А вот теща, несмотря на полное его неприятие при знакомстве, прониклась к нему уважением и даже сочувствием, понимая, что ее дочка не совсем соответствует даже ее представлениям о семейной женщине. Татьяна ее матерью не звала. Это продолжалось до самой смерти матери. Она помнила ее слова, сказанные в день, когда приехала с будущим мужем: «Если выйдешь за него, матерью меня не зови!»
Закончив университет, Георгий получил направление в соседнюю область. Татьяне оставался еще год учебы, которая давалась ей все с большим трудом. Она объясняла это занятостью, что с ребенком учиться очень трудно, дочка отнимает много сил и времени. На слова мужа о том, что другие справляются и с двумя детьми, она отвечала, что она не другие и что только такие плебеи, как он, могут так рассуждать. Почему «плебеи», она ответить не могла. К тому же преподаватель немецкого языка, по ее словам, постоянно придирался к ней, несправедливо занижал отметки, заставлял пересдавать зачеты. Одним словом, все и все были против нее. Понимал ее только отец, который верил каждому ее слову, называл подлецом мужа, советовал пожаловаться на преподавателя в деканат.
... Теперь не было отца, которого она тоже ненавидела, ведь он завещал свое имущество не ей, как она предполагала, а всем поровну. Он не смог купить ей квартиру в большом городе, куда она хотела уехать. Зато выбил для нее квартиру в деревне как специалисту – она два года поработала в школе учителем немецкого языка – использовав свои заслуги как ветерана и инвалида войны. Свою большую пенсию он тоже делил поровну между всеми детьми, хотя она считала, что сестры и так живут хорошо, в городе, имеют хорошую зарплату. А она, приехав после окончания университета к родителям, не пыталась даже найти работу. Муж настаивал на том, чтобы она не уезжала из города, устроилась на работу там, пока есть прописка по общежитию, но она поступила по-своему, бросив все, приехала в деревню.
Дочка подрастала, становилась неуправляемой. Едва ей исполнилось восемнадцать, она ушла жить к мужчине, старше ее на десять лет, живущему с родителями, так как его выгнала жена. Татьяна не приняла ее выбора, отказалась общаться с нею. Дочь родила двоих детей, вышла замуж за их отца, но отношения так и не наладились. Когда-то обидевшись на мать за то, что та не разрешала ей выйти замуж за армянина, теперь она сама не разрешала дочери выйти замуж по любви за еще не разведенного.
Сестры приехали на похороны матери и теперь захотят продать дом. Ей причитается от него третья часть, а ведь могло быть по-другому. Она бы добилась, чтобы отец переписал завещание на нее, каждый раз упрекала его в том, что он несправедлив, чем мучила его. Но тот не успел это сделать, умер внезапно, от инсульта. Она, конечно, заберет из дома все, что можно. Там есть ковры, еще советские, качественные, их можно продать. Можно продать телевизор, холодильник, диван с креслами. Конечно, это все стоит недорого, но все-таки деньги. Надо только, чтобы сестры не вздумали делить и это. Наследство, конечно, невелико, но все-таки...
И невдомек ей было, что теперь она остается совсем одна: матери нет, с сестрами отношения разладились, зависть к ним изгрызла ее, внуки не приходят, дочь даже звонит редко. Что же есть в ее жизни? Но думать об этом она не хотела. Сейчас было важно взять из родительского дома как можно больше.