В Борисоглебском переулке Москвы есть дом-музей Марины Цветаевой. Вообще она была довольно бесприютным поэтом: крышу над головой приходилось менять очень часто. До 10 лет она жила в белокаменной, а потом были разные города Европы, Ялта, Таруса, снова Москва, снова Европа (на этот раз в эмиграции), Королев и финальная Елабуга. Может быть, поэтому у меня вызывает сомнения мой же заголовок. Да, дом №6 интересен тем, что там когда-то жила Марина Ивановна. Но скорее вы попадаете в гости к Эфронам – семье мужа поэтессы.
«Муж в могиле, сын в тюрьме», - написала другая прима серебряного века Анна Ахматова. У Цветаевой в тюрьму упекли дочь. Муж пережил Марину всего на полтора месяца. Почти как в сказке, где любящие умирают в один день. Цветаева покончила с собой, Эфрона расстреляли.
Но в этом особняке они жили еще все вместе: Марина, супруг Сергей и дочери Ариадна и Ирина (умерла в раннем детстве). Здесь семья пробыла с сентября 1914 по май 1922 года. Вряд ли эти годы были счастливыми. Во всей России в то время сложно было найти трезвого счастливого человека. Особенно тяжело стало после революции. Но именно на эту пору приходятся сразу 10 поэтических сборников Цветаевой.
Когда Марина эмигрировала, все квартиры бывшего доходного дома стали коммунальными. Поэтому следы пребывания звезды нашей поэзии, конечно, стерлись. Музей здесь открыли только через 70 лет.
А чем заполнить пустоту? Пришлось обратиться к наследию Эфронов. Например, им принадлежала посуда. Мебель восстановили по фотографиям или подобрали аналогичную. В гостиной стоит рояль. Это точно не тот же самый. Свой музыкальный инструмент, доставшийся ей от матери, Цветаева в 1920 году обменяла на мешок ржаной муки.
Единственные предметы, реально бывшие в цветаевской квартире, - это туалетный столик и зеркало в детской комнате. Книжный шкаф, кровать и киот тоже принадлежали Цветаевой, но не Марине, а Анастасии – ее сестре.
На большом сундуке спала няня Али и Ирины. Сейчас в музее другой, но похожий. Кстати, тоже с отличной «родословной» - из семьи Тарковских. Вообще эта комната некоторое время вообще была нежилой – не хватало дров отопить ее. Мать с двумя детьми перебралась на кухню.
Здесь нет той теплоты, какую чувствуешь в родной деревне Есенина или в лермонтовских Тарханах. Холодно и жутко.
Только слезами мы путь обозначим
В мир упоений, не данный судьбой…
И над озябшим котенком мы плачем,
Как над собой.
Отнято все, — и покой и молчанье.
Милый, ты много из сердца унес!
Но не сумел унести на прощанье
Нескольких слез.
Читайте также: Семейная драма Лермонтова