Рассказ
Теперь ты там, где знают всё, скажи:
Что в этом доме жило кроме нас?
Анна Ахматова. «Северные элегии»
Виктория решила всё-таки распрощаться со старыми школьными учебниками. Она везде их за собой таскала. Всё думала, что поступит ещё и на юридический – хотела людей защищать. На исторический пошла «за компанию» с подружкой. Но планировала, что переведётся на юрфак. Однако втянулась. Не последнюю роль в том, что не изменила факультету, сыграли приехавшие после окончания МГУ два молодых преподавателя, в которых – ну все девчонки были влюблены! А один из них директивным порядком взял после первого же семинара Вику к себе на специализацию, и надо было быть просто дурой, чтобы от такого уходить. Одни археологические экспедиции чего стоили! Из-за раскопок московские выпускники и приехали сюда. Интереснее этих экспедиций были только школьные походы её класса – настоящей ватаги привязанных друг к другу детей, до самого окончания школы остававшихся детьми – наивными и в какой-то степени беззащитными. Девчонки на выпускном плакали – не хотели расставаться. В школу все, в том числе двоечники, буквально летели каждое утро. И всегда была радость – общение. И даже дёргание кос, подножки, закидывание снежками – всё было в радость.
Хотела поступить на юридический хотя бы по окончании университета, но уехала по распределению в деревню, где вышла замуж – за мастера участка на нефтепроводе. Он её «выходил». Неказистый, немногословный, объявил сразу всей округе, что убьёт любого, кто к Виктории Николаевне приблизится с «интересом». А он уже, как выяснилось, по малолетке отсидел за драку, и его побаивались. Он так истово ухаживал! Для деревни это было совсем необычно: то выложит цветы луговые на подоконник, не боясь, что обсмеют – взрослый мужик, собственно. То ночью к дому, где учительницу поселили, дрова привёз, сгрузил и поленницу сложил. То дорожки от снега очистил. Вика рано поднялась, с лопатой выходит, а всё вычищено, а на нетронутом снегу – сердце нарисовано, стрелой пронзённое.
И вот уехала она как-то в каникулы маму навестить, никому не говорила, когда вернётся, приезжает на автобусе, что раз в день приходил в соседний посёлок, от которого ещё два километра пешком, а Вадим её встречает. Распутица, грязь. Он, оказывается, каждый вечер к автобусу приходил: не приедет ли? От своего участка вообще четыре километра топал по грязи. И так обрадовался, когда Вику увидел, как собака – хозяину. Подошёл, смущённо сумку взял. А она молча отдала. Словно мужу. Пошли по дороге, ноги по грязи разъезжаются. Она сама около своего дома его в щёку поцеловала. Осенью поженились.
И он тогда каждой минутой счастлив был! Каждой минутой. А Вика – довольна. Не любила, но была довольна. Вадим очень хорошим мужем был. Лучшего не пожелаешь. И защитник, и добытчик. Сильный и надёжный. Все её желания упреждал, но при этом – не подкаблучник, и никакую женскую работу по дому не делал, не обабивался. И жили они весело. Друзья, клуб, хор, детские праздники. Его ребята придут – она привечает, всё с уважением. По работе парни завалятся – иногда прямо с трассы, она тоже – ни тени недовольства, всё на равных, никакого зазнайства, что она – интеллигентка, городская. Ещё и песни с ними попоёт. Весело жили. Почти душа в душу. Если бы Вика любила. А она – уважала.
Когда срок её отработки закончился, Вадим на повышение в областную столицу пошёл: из-за жены, чтобы она могла и в театр ходить, и в музеи учеников водить. Если бы в райцентр, то вообще начальником, а он из-за Вики в область определился, но только замом. Хотя здесь было и удобнее – заочно учиться. Вика заставляла мужа всё самому писать, учить, сдавать. Помогала. Но только помогала. И он действительно стал настоящим специалистом, разбирался как в технических деталях, так и в финансовых нюансах. Способным был. Она его научила книги выписывать по библиотечному каталогу. Когда он читал в комнате, она детям говорила: «Тихо! Папа работает». Словно он профессор какой-то. Он первым в своём роду получил высшее образование. И слово «кабинет» его волновало. Бывало, его родные приедут, гостят. Спросят, мол, Вадя где, а им Вика или дети: «Он в кабинете».
Под кабинет выделили малюсенькую комнатку в их трёхкомнатной квартире. Он там мог на диване лежать, отдыхать. Сыновья расположились в отдельной, а сами Вика с Вадимом спали в проходной за занавеской.
Вика мужа одеваться научила, английским языком увлекла, и он специальную литературу без всякого переводчика штудировал. У него появилась уверенность в себе. По работе он всегда знал, что и как, разбирался – без дураков. Но в общении стороннем замыкался, слова порой сказать не мог, молчал. Раньше. А жена его, как ученика, то и дело подбадривала. Даже не словами, а вот скажет сыновьям: берите пример с папы… И далее – мол, вот он грамоту получил, вот он работу написал и хорошо экзамен сдал…
В доме – культ отца. А он понимал, что Вика – умнее его, глубже, во всех смыслах лучше, благороднее. И сама-то она тоже это знала! И когда он позволял высокомерие при ней, не с ней, а при ней, с кем-то, она посмотрит на него – и в её взгляде это её знание. Едва ли не ирония: мол, чего бы задаёшься? Это очень действовало. Очень! Отрезвляло.
К девяностым-лихим Вадим так встал на ноги! Знал рынок зарубежный, сам на переговоры ездил, принимал иностранцев. Потому и возглавил своё направление в области.
Вика же так и работала учителем. Не хотела ни завучем становиться, ни в министерство идти, что через мужа ей постоянно предлагали. А когда начали стрелять и закапывать, особенно по нефтяным персонам проходились, прореживая ряды, она стала дома сидеть с детьми, чтобы дополнительной угрозы избежать. Тем более появился огромный дом. За огромным забором.
И тоже думала: вот закончу юрфак! Сейчас и время есть. К экзаменам хотела готовиться именно по своим школьным учебникам. Они сразу её школьные годы уносят. Она учебники привезла и в деревню, и в квартиру областного центра, и в дом! Зачем такой большой? Одна уборка чего стоит! А прислугу держать не хотела: и неудобно, что за тобой кто-то моет, и чужого в дом не хотела пускать. Гости порой неделями жили, но это совершенно свои: девочки, сёстры, ученики. А чужих не хотела в доме.
Оба сына рано женились и в другие города уехали, один – океанолог, во Владивосток, другой – вулканолог – на Камчатку. Не хотели отцовский бизнес поддерживать. Романтики!
Вадим относился к жене так же, как в годы ухаживаний – преклонялся. Не мог и недели прожить без её спокойного взгляда на него, без поволоки такой, которую он больше ни у кого не встречал. И он ни в Москве не мог долго один быть – приезжал, ни в Лондоне, где, конечно, тоже накупил себе всего – подружку в том числе. Положение обязывало. Но думать даже боялся, что Вики вдруг не станет в его жизни.
Её удивительная особенность была ещё в том, что она никогда его не расспрашивала. Если сам заговорит о чём-то, слушает, интересуется. Но уж где был, почему поздно, кто тебе звонит, что за духи? Даже не представить, чтобы она до этого опустилась и стала выпытывать. Ему мужики говорили: «Хорошо тебе, твоя ни во что не лезет. А наши всего обнюхают, все карманы выпотрошат. Ещё и следят – детективы чёртовы».
«Кто на ком женился», – резонно замечал Вадим. А он боялся, что Вика узнает и уйдёт. Она точно может уйти. Именно уйти. Когда благосостояние стало расти, она сказала: на меня ничего не записывай. На мою маму тоже. Если всё честно – это наше. Если мухлюешь, ничего общего иметь не хочу.
Даже неудобно было: ни мехов-соболей, ни бриллиантов у неё – только обручальное колечко. Он, мастер участка, мог позволить купить тогда невесте с бриллиантиком. И своё носил, никогда не снимая. Когда Вика ему надевала кольцо на палец – он чуть чувств не лишился. Так любил – обожал. И сейчас обожает. Она не изменилась. Он изменился. Богатство меняет человека. Всего! С ног до головы. Интересы, предпочтения, круг. Не можешь не поддаться всеобщей шизофрении девиц коллекционировать, эскортницами не гнушаться. Но только за границей. В Москве, у себя он этого не позволял. Ожесточённость появилась, которую в себе и не подозревал. Такая ярость порой нахлынет! И сентиментальность немыслимая. Это всё к жене. В Лондоне сидит, её вспомнит – и слёзы! Иногда там быть надо обязательно, встреча важная завтра, а он – на самолёт. Увидеть Вику так хочется, что не мог ни дня больше ждать. Приедет, домой, дверь открывает, она сидит над тетрадями, или с учеником занимается, голову повернёт: «Случилось что-то? Нет? Есть будешь?» Он буркнет что-то, потому что ком у горла – так он это её спокойствие любил! Он на неё за это даже сердился: верёвки может из него вить. А не вьёт!
Когда мастером был, начальником участка, начальником управления, Вика всегда его на собрания сопровождала. Она известным человеком становилась везде, где начинала работать. Лучший учитель истории, лучший руководитель секции историков, лучший экскурсовод. И все видели: у этого нефтяника семья прекрасная: жена, дети-отличники. Ещё школьниками и студентами выделялись: победители олимпиад, повышенные стипендии получали, подрабатывали, хотя отец мог всем обеспечивать. Но Вика говорила: надо самим и на ноги встать, и удержаться. Он её за всё любил. И за это – тоже.
А когда он приватизировал скважины, завод, она перестала его сопровождать. Один раз сходила на «Меценат года», едва досидела до окончания церемонии. Ему сказала: «Ты оставайся, Вадим, у меня голова болит», – и ушла. Он знал, почему ушла. Но ведь и здесь, когда безобразно, с её точки зрения, все пришли с эскортницами, бриллианты демонстрировали, она не устроила сцены, не бросала презрительно-брезгливые взгляды, а улыбнулась и ушла. А дома его не дождалась, легла: и без слов ему всё высказала о таких церемониях.
Но когда он уходил на сборища, говорила: иди, если нужно. Мне не интересно там, а поддержка тебе уже не нужна. Ты сам всему поддержка. Иди.
Вот он и боялся, что всё меньше она его ценит, даже будто разочаровывается, и общего становится мало. Она может уйти! Уедет к маме, которой купила небольшой домик в пригороде. И себе в родном городе квартирку купила. Даже стыдно, что в Кручи жена – собственница квартиры в 46 метров! Поскольку сыновья все каникулы проводили у бабашки, на её садо-огороде паслись, то они считают тот дом тоже родным, будут туда «домой ездить», если Вика его оставит и уедет в родной город.
Вадим как-то принёс шкатулку, открыл – там бриллиантовые комплекты. Два, разных. Коротко сказал: «Тебе».
Вика посмотрела равнодушно, с поволокой: «Мне не надо. Зачем? На уроки я буду ходить в них»? Она опять в школу вернулась. Когда лихие годы прошли, и народ настрелялся.
«Пусть будет», – сказал. Ну, пусть будет.
Через какое-то время он спрашивает, мол, чего ты ни разу не надела. Она говорит, что сёстрам отдала. Они носить тоже не будут, но пусть про чёрный день лежит. Им нужнее. Так и подругам отдавала что-то: им нужнее. Она у мужа никогда деньги не просила, если и помогала родным, то за свой счёт. Бриллианты он ей принёс? Они – её. Вот и отдала. И он точно знал, что ни в какие сутяжничества она не кинется, но очень боялся, что уйдёт, что разведётся с ним. Иногда она деньги брала из ящика стола, где всегда крупные суммы лежали. И обязательно скажет: взяла. Он никакого отчёта не просил, не ждал. Радовался, что брала. Но для чего? Тряпичницей не была, украшения не приобретала. Но для чего-то брала. Как-то сказала: «Дай 15 тысяч долларов». Он так обрадовался! Попросила! Сразу дал – 20. Она взяла 15. И сказала: «Хорошо». Не «спасибо». А именно «хорошо», словно оценку давала.
Этот вопрос – на что деньги? – ел его. Пока случайно перед банком, куда шёл, не столкнулся с бывшим мастером участка. Тот говорит: «Вадим, спасибо! И операцию сделал, и домик купил. Уже здоров». Вадим не общался с ребятами с прежней работы, не пересекались просто нигде. Но тут делать нечего, разговорился: кто, где. Кто так в посёлке и остался жить, где их база была, кто в областной центр перебрался. И оказывается, Вика то и дело виделась со всеми трудягами, что на его участке работали. Даже у него дома! Скорее всего, когда он в Москве или в Лондоне был, потому что при Вадиме ни одних таких посиделок не было.
Вика и в деревню ездила, в школе ремонт делала – деньги давала. И вот собирала всех с участка – то в деревне, то в городе. И тоже, как раньше – песни, разговоры. Угощала, помогала, если что. Вот ему, Афанасичу, дала денег на операцию и на дом в деревне. Врачи сказали, там восстанавливаться лучше. 15 тысяч зелёных в пакете принесла Афанасичу домой – возьмите, Николай Афанасьевич, не болейте!
«Спасибо, Вадим, не дал умереть», – трясёт руку Афанасич.
Мать Тереза, чёрт побери! Ничто её не изменит. И слава Богу.
Знал, что она его не любила. Когда за ней «бегал», как о таких ухаживаниях говорили, то о её любви и не мечтал. Лишь бы его была! Лишь бы с ним! Но ведь была же у неё любовь! Вот у него – такая любовь, что убить был готов ради неё. Да и сейчас прибил бы. Но тогда своими руками, а сейчас можно и не своими. Он ревновал к той любови, о которой не знал. Конечно, Вика никакого романа на стороне не позволит себе. Это уж просто невозможно! И пока она с ним, точно Вадим – единственный мужчина в её жизни. Вообще единственный. Но чего она на встречи одноклассников ездит? Его не берёт с собой. Он думал, что она его стесняется. Поначалу – возможно. Она – умница, спортсменка, он – увалень, слова сказать не умеет. А вот потом почему бы не брать, когда он уже фигурой значительной стал? Она говорила, что все приезжают без семей. Что класс – на тот момент и есть семья. Но может, там она и встречается со своей любовью и жалеет, что вышла за Вадима?
Окончание здесь
Tags: ПрозаProject: MolokoAuthor: Глушик Екатерина