Вере — шестнадцать, она миниатюрная и хрупкая, у неё точёные черты лица, мраморная кожа и ясные серые глаза. Она говорит, как выстрел, смело и быстро. Марк на год её младше и, в отличие от сестры, более рослый. У него курчавые тёмные волосы, редкая россыпь веснушек на скулах и мягкий с картавостью голос. Он говорит медленнее, более задумчиво. Вера и Марк — двоюродные брат и сестра. Мы встречаемся в глубине окраинного района, заслужившего славу одного из самых криминальных в городе. Здесь они выросли и здесь же — офис фонда «Новое время», где помогают детям, чьи родители страдают наркотической или алкогольной зависимостью или имеют положительный ВИЧ-статус.
Не как в фильме
В «Новом времени», где мы встречаемся с ребятами, Веру и Марка знают с двух лет: родители обоих были ВИЧ-положительными и употребляли наркотики. Сюда дети приходили вместо садика, тут их готовили к школе. Став старше, они приходили и после школы — им помогали с уроками.
За дверью слышны детские вскрики и болтовня, мелкий топот. Играет музыка. Доносятся голоса воспитателей.
«Здесь нам дарили подарки, которые родители не могли себе позволить. Наша жизнь становилась счастливее», — сказав это, Вера замирает, её взгляд останавливается, и вся она, и без того маленькая и хрупкая, будто становится ещё меньше.
«Я смотрела фильм “Жить” раз пять, — говорит она. — И каждый раз ревела истерически. Он не для всех. Эта история с двумя девочками, как их мама пила — это так жизненно».
В фильме Василия Сигарева герои теряют близких людей. Фильм пронзительный и гнетущий — подростку понять его тяжело. Но Вера понимает. Потому что сцены оттуда будто бы взяты из её жизни.
Маленькая плитка
«Я видела фотку, где папа с мамой такие молодые стоят, им лет по восемнадцать. Папа был такой красавчик — за ним бегали многие девочки из школы. И мама была такая красивая. На квартире у Марка они стоят. Счастливые».
Верина мама родила дочь в семнадцать лет. О папе девушка знает немного: избивал маму, когда она была беременной, где-то пропадал, пил, как-то раз сел на кровать, где спала маленькая дочь, и пытался её зарезать, но бабушка с дедушкой вовремя его оттащили.
«Может, Марк не помнит, но его мама рассказывала нам, как в девяностые часто продавали наркотики прямо в школьных туалетах. Сначала были соли, их ещё называют “вода”, потом героин, потом — “крокодил”. Я знаю как его готовят: там нужны спички и бензин. Родители варили его на маленькой плитке в кухне», — Вера говорит серьёзно, без ужимок. Она подкована во многих вопросах, с которыми ребята её возраста обычно не сталкиваются.
Вера жила в бараке с родителями и бабушкой. Дома постоянно пахло бензином, по всем поверхностям ползали клопы и тараканы. Бабушка сильно пила, к ним приходили незнакомые люди и днём, и ночью. Девочку возили по точкам, где мама и папа покупали и употребляли вещества — оставить её было не с кем.
Бывало так, что Вера и Марк встречались в чужих квартирах, куда их родители приезжали за дозой. Часто девочку приводили к брату — их семьи могли употреблять наркотики вместе.
Марк, в отличие от сестры, жил в обычной девятиэтажке вместе с родителями и глухонемыми бабушкой с дедушкой.
«Условия жизни по сравнению с тем как жила Вера, — говорит он, — были намного лучше. Меня водили к ним: там везде была грязь и так пахло бензином, что от этого кружилась голова — но сейчас я понимаю, что и у нас было ужасно. Ремонта не было, дверей в комнатах — тоже. Был диван, на котором мы спали всей семьей.
Меня постоянно куда-то возили, но не говорили, куда — в этих квартирах пахло тем же, чем и у Веры. Оставляли одного в комнате, где я придумывал себе занятия сам».
«Меня родители выгоняли из комнаты, — подхватывает Вера. — Когда мы уже жили в общежитии, меня отправляли на кухню, там было очень скучно, я ждала часа три и ничего не делала. Мне было лет восемь, когда я захотела посмотреть, что у них происходит. Открыла дверь и увидела, как мой отчим колет иглой маме в руку», — она вытягивает руку перед собой и зажмуривается.
Вирус
Верина мама передала дочери ВИЧ-инфекцию. Родители Марка принимали антиретровирусную терапию — ему болезнь не передалась
«У меня ощущение, что я знаю о вирусе всю жизнь, — серьёзно говорит Вера. Марк отводит взгляд. — С раннего детства я принимала таблетки и догадывалась, что я их для чего-то пью. К тому же мы всё время ездили на Ясную (там находится Центр СПИДа — прим.ред.). В какой-то момент в “Новом времени” начались тренинги, где нам рассказывали про болезнь».
Когда Марку было восемь, родители признались, что употребляют «очень вредные вещества» — тогда Марк ещё не понимал, о чём они говорят. О том, что у обоих родителей положительный ВИЧ-статус Марк узнал только три года назад.
«Я иногда спрашивал, зачем мать таблетки пьёт, она говорила: “Просто заболела”. Незадолго до смерти они сами сказали, — он понижает голос и часто моргает. — Захотели со мной поделиться».
Принять диагноз и зависимость родителей Марку помогали в «Новом времени».
«С моих двенадцати лет начались тренинги, — говорит он негромко — Мы говорили про ВИЧ-инфекцию, обсуждали темы наркомании и алкоголизма».
На этих тренингах дети учились понимать, что происходит с их родителями и с ними самими с помощью психологов. Вере рассказывали об антиретровирусной терапии, о том, почему её важно принимать, об отношениях между мужчиной и женщиной.
«Мы говорили о любви, о наших родителях. Сейчас есть группа только для девочек, там мы обсуждали отношения, мужскую и женскую дружбу, секс. Хотя об этом мы говорили и в общей группе. Надо же нам когда-то про это узнавать», — рассуждает она.
Один за другим
Когда Вера вспоминает о маме, на лице появляется короткая, как вспышка, улыбка, её бледные щёки слегка розовеют. Она говорит, что мама была хорошим человеком.
«Самый счастливый день из дней, проведённых с ней, — Вера глубоко-глубоко выдыхает, — когда мы ходили в дельфинарий с ней и отчимом — он был лучше моего отца, хоть и тоже употреблял наркотики и умер раньше мамы. Мы выиграли в аукционе и пошли к дельфину фоткаться, он нам картину нарисовал. Я была втором классе, было лето. Это было так круто».
Когда умерла мама Веры, девочке было девять лет.
«Лёша, мой отчим, к тому моменту уже умер. У мамы отказали и опухли ноги. Она сильно похудела, весила меньше, чем я сейчас. Ей было 26 лет. Она уже не могла связывать слова, только плакала ночами — я слышала это через стенку».
Через год от цирроза печени умерла Верина бабушка. Девочка могла попасть в детский дом, но над ней оформила опекунство мама отчима. Они и сейчас живут вместе.
Следом за родителями Веры погибли родители Марка.
«Отец болел туберкулёзом и менингитом. Мне запрещали заходить к нему, — у Марка срывается голос на дрожь, он надолго замолкает и добавляет. — Я увидел его могилу только после похорон».
За Марка, у которого краснеют глаза, продолжает Вера:
«У его мамы был гепатит и начался цирроз печени». Марк настаивает на том, что продолжит сам, отмахивается и говорит:
«Помочь маме было сложно: её забрали в больницу, потом выписали. В ночь после выписки ей стало плохо, она начала дёргаться. Я в панике вызвал скорую, её снова забрали в больницу. На следующий день я был здесь, на тренинге, приходит дедушка и жестами показывает мне, что она умерла. Я смотрел на него минуту, потом полились слёзы».
На похоронах, стоя у гроба, Марк читал похоронную речь на русском и тут же переводил на язык глухонемых — для дедушки с бабушкой.
Родная кровь
«В детстве у нас с Марком были плохие отношения, мы дрались. Когда у меня умерли родители и бабушка с дедушкой, я поняла, что у меня есть родная кровь — мой брат. И решила, что он станет смыслом моей жизни», — говорит Вера. Наркотики прошли через её жизнь сквозной линией. Она долго рассказывает про родственников, которые сидели в тюрьмах, а потом начинали умирать один за другим. Говорит про дедушку, и можно представить крепкого мужчину, исполосованного татуировками, который тридцать лет провёл в местах лишения свободы. Последней умерла Верина прабабушка — пережила и внучку, и дочь.
Сейчас ребята очень близки. Вера помогает Марку с уроками – он оканчивает школу, они часто видятся и подолгу гуляют. Вера продолжает регулярно принимать антиретровирусную терапию — один раз в день, строго в десять часов вечера. Говорит, сама установила себе такое время, чтобы не брать лекарства с собой и вечером чётко быть дома.
Марк читает Стивена Хокинга. После школы собирается отслужить в армии и получить высшее образование. Вера учится на первом курсе в медицинском колледже — хотела этого с восьмого класса. Они оба — волонтёры организации «Новое время», которая помогла им не повторить судьбу родителей.
«Психологи в “Новом времени” говорили мне о том, что я не виновата, и когда-то я взяла эту информацию и запомнила. Я спокойно говорю о ВИЧ и СПИД и считаю нужным об этом рассказывать. Мне кажется, это важно. Мне не стыдно за ту жизнь, — спокойно говорит Вера. — Я не виновата, что так сложилось».
У Марка и Веры перед глазами были примеры родителей и близких родственников, которые не могли дать им возможности вырасти и социализироваться, не повторив их судьбу. Благодаря фонду «Новое время», где организованы бесплатные группы развития и специальные тренинги, ребята видели, что можно жить по-другому. Сотрудники организации заботились о них, помогали их семьям с продуктами, рассказывали о ВИЧ-инфекции. Фонд «Новое время» более 20 лет помогает детям, чьи родители больны ВИЧ-инфекцией, наркоманией, алкоголизмом. Это некоммерческая организация, ей не помогает государство, и нужна наша помощь: пожалуйста, подпишитесь на небольшое пожертвование в пользу «Нового времени».