Весь день в разъездах. Москва большая, очень. Иногда кажется, что она бесконечная - этот лабиринт тоннелей метро, лент шоссе, эстакад, улиц. Когда движешься в её потоке, среди миллионов, хорошо думается.
Вот сегодня размышляла над интервью с Валентином Архиповичем Пехтеревым (Иваном Донецким), которое посмотрела вчера. Он говорил
о дончанах, о том, что люди, прожившие шесть лет под обстрелами, уже иные. Они сами не осознают этого, но они иные.
И это правда.
Внешне часто это не заметно. Ну люди и люди. Женщины, мужчины, старики, дети.
На лбу не написано.
Количество пережитых обстрелов и близость проживания к местам, где эти обстрелы случаются, умение различать исходящие и прилёты, умение одним взглядом выбирать укрытие "на всякий случай". Россия, да и вся Европа получила порядка пяти миллионов человек, которые имеют очень специфичный опыт.
Особенно дети.
Это дети войны и дети предательства.
Это дети, которых отвергла их "родная" страна, дети, родители которых также стали свидетелями развала их большой страны - СССР. Они, и взрослые и дети, получили очень нехороший опыт. И этот опыт с ними теперь навсегда. Они узнали, что означает быть преданными, отверженными, брошенными на произвол. Старшее поколение бросили на произвол бандитизма и дикого капитализма, младшее - в настоящую гражданскую войну.
Очень много написано о вьетнамском и афганском синдромах. Донецкий и луганский синдромы пока не исследованы, как не исследован и не описан опыт братоубийства, через который провели огромное количество украинских мужчин и опыт отрицания родства, отвержения родственных уз, через которое проводят сегодня всех жителей Украины, а также пытаются провести и жителей России. Чем аукнется этот опыт в дальнейшем?
Мне кажется, американские дефолианты, оставлявшие свой след в генетическом аппарате несчастных вьетнамцев, ничем не страшнее дефолиантов ментальных, которыми залили сознание украинцев сегодня. Повергнув многих в перерождение, в изъязвление душ, во мрак дикости и бессмысленности существования.
Потому, что у тех, кто пролил невинную кровь - из собственной алчности или даже по наущению, не может быть человеческого смысла продолжать жизнь свою.
Потому, что она уже не человеческая, в ней нет места милосердию и бескорыстию, она уже не мыслима без пожирающего покой страха - страха кары и мести за тех, чью кровь пролил бывший человек.
Мне страшно и горько.
Миллионы людей стронуты с мест, миллионы потеряли надежду.
Они растворяются в людском море других стран и городов, они оседают в родных обстреливаемых, депрессивных и медленно умирающих городках и сёлах - как ил, как глина, как тот слой почвы, на которой прорастают новые цветы - дети.
Дети войны.
Мы пытаемся дать им лучшее, многие пытаются. Но многие уже опустили руки. И куда движемся, что победит в этих детях - любовь или месть? Разрушение или творчество? Неизвестно.
А политтехнологи всё изощряются в своих играх, политики пытаются покрикивать с балкончиков своих башен из слоновой кости на глядящих на них снизу вверх "сограждан", а сограждане тем временем продолжают жить в изломанной и бессмысленной реальности. Урожай "зубов дракона" вызревает.
Марина Бережнева
