«…хотя Декарт высказывал очень умные мысли, не они определяют духовную жизнь миллионов людей…» Илья Эренбург «Люди, годы, жизнь».
Я должен был на это нарваться в своем восхвалении самоописания и сторителлинга. Поделом же мне. Из тех восторженных неоднократных статей об автобиографических романах Паустовского и Пришвина, что я представлял читателям, могло сложиться впечатления, будто я ставлю знак равенство между самоописанием и сторителлингом. Впечатление это не верное. Мало того, опасное.
Я вспоминаю, как на заре моих практик сторителлинга, я тогда содержал в Ленинграде «Центр прикладных знаний», что на набережной канала Грибоедова 31, как войдешь во двор, слева в углу, на первом этаже, мы проводили первые «не оперившиеся и дохловатые» сторителлинг мероприятия, когда всем пришедшем предоставлялась возможность рассказать о себе, так и в таком формате, как каждый посчитает достойным. Надо сказать, что слушать это (в основном) было не только забавно, но и интересно. Иногда собравшимся приходилось наступать на горло собственному мочевому пузырю, только чтобы дослушать все представляемые истории до конца. Но были и исключения.
Одна девочка взялась минут двадцать рассказывать о том, как она в Италии взбиралась на какую-то неописуемую по красоте гору, в неописуемых по красоте пейзажах. Осознание неописуемости всего этого заставляло ее не упускать ни единой детали своего путешествия. Она рассказывала двадцать минут о том, как она делала чуть ли не каждый шаг в этом путешествии, повторяя, как все вокруг было неописуемо… К концу ее рассказа, который мне, как хозяину пришлось насильственно сократить, не спали только самые стойкие…
Тоже случилось со мной при прочтении «Люди, годы, жизнь» Ильи Эренбурга. Уже из его: «Давно мне хочется написать о некоторых людях, которых я встретил в жизни… но, не раз я откладывал работу: то мешали обстоятельства, то брало сомнение – удастся ли мне воссоздать образ человека, картину, с годами потускневшую, стоит ли довериться своей памяти…», я почувствовал недоброе. «Чую… засада… Я всегда… чую…» Сторителлеры не сомневаются и не откладывают. А дальше, как в чеховской «Драме»… Скулы сводило, и я ждал, не дождался, когда это все закончиться…
И, главное, ведь жизнь то насыщенная, интересная. Не каждому такое удавалось прожить, меняя времена, людей, обстоятельства и даже страны. Сколько было вокруг известных имен, с которыми автор довольно близко общался. Что ни имя, то История. Только успевай проговаривать. Но, все это превращалось в бесконечный подъем на итальянскую гору в хотя и неописуемых, но абсолютно не трогающих, не волнующих в том виде, в каком их подавал «рассказчик», пейзажах и интерьерах. При этом мне интересно было читать статьи Эренбурга об импрессионистах, французских романистах, Пикассо, на конец… Почему-то в автобиографическом варианте, все его воспоминания становились сухими, пресными и постными.
Ведь можно было в двух предложениях рассказать, как аккуратно были подпилены немецкими солдатами фруктовые сады в 16-ом и 44-ом году. Они стояли, как живые, но были уже мертвыми. И это только «два дня одной жизни». Но, автор предпочитал бесконечно перечислять ИМЕНА, посещавшие французские кафе, вдаваться в подробности меню и даже обсуждения новых ИМЕН и их НАИМЕНОВАНИЙ. Изо дня в день, день за днем до бесконечности…
Не буду долго говорить о том, что не понравилось. Сделаю небольшое предостережение начинающим сторителлерам. Если через вашу историю, читатель или слушатель не совершит ВОСХОЖДЕНИЕ на гору (собственное преодоление), а просто будет следить за каждым вашим шагом, потому что не почувствует передаваемого рассказчиком «состояния преодоления», вы скорее всего изобрели «новое лекарство от бессонницы». Поэтому всем начинающим сторителлерам настоятельно рекомендую «Повесть о жизни» Паустовского и «Кащееву цепь» Пришвина…
