Начало Продолжение Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Все публикации этого автора
Марика… Она не стояла между друзьями. Они оба любили её. Любили так, что любовь эта не могла быть причиной раздора. Марика не могла быть причиной раздора. Поэтому раздора не было. А стояло между ними страдание. Глубокое, невысказанное. Да и – несказанное… Мужское. Андрей любил и страдал – от того, что не мог видеть её, не мог, как тогда… на берегу… Страдал, что Мишке горе принёс… Марике горе принёс… Страдал – от того, что помнил, как замирала Марика под его ласками, помнил, как остро чувствовал тогда её желание: ещё…
Страдал и Мишка – что поздно друг его, друг единственный, любимый, Андрюха Ермаков, поздно встретил его Марику. Его Марику. Его смугленькую черноглазую девочку с таким совершенно неповторимым, единственным именем – Ма-ри-ка… Встретил тогда, когда она уже была его, Мишкина. Когда Мишка уже просто не мог жить без неё – просто не мог… Он не трогал Марику и пальцем, но она всё равно была только его. Это было так понятно всем, и прежде всего – им самим… Страдал Мишка, что не мог справиться… с этой ледяной волной здешнего моря, которая вдруг накатывала на него… и он причинял Марике – Марике!.. – боль… Он ни в чём не винил Марику. Да, в это поверить невозможно. После того, как он увидел их с Андреем… Но он Марику ни в чём не винил… Просто он, Мишка, ещё тогда, когда сделал недозволенное – не отвёл глаза от голенькой девочки, когда остановившимся взглядом, украдкой от самого себя, любовался смуглыми бутонами её груди – тогда он понял, что это смугленькое, хрупкое тельце создано, чтобы его ласкали – бережно-бережно… и нежно-нежно… Он знал, что такой девчонки, как Марика, больше нет – не бывает просто. Поэтому сейчас, когда она занималась уборкой или готовкой – надо сказать, что делала она всё это так, что Мишка глаз не мог оторвать, любовался ею – он хватал у неё из рук нож, сам чистил картошку, выхватывал веник, тряпку… Её, маленькую, смугленькую, надо было только ласкать. Какая картошка… какие тряпки… И он шёл к этому все годы – чтобы любить её… ласкать безудержно… Сейчас винил себя за то, что так долго мучил Марику, не давал ей той ласки, которой она ждала, так хотела… Как, в чём он мог винить Андрюху, который дал ей эту ласку?.. Он совершенно понимал Андрюху: ну, как устоишь …перед такой смуглостью и хрупкостью?...Андрюха прав: если прикоснёшься, то уже не устоишь… Тогда, на берегу, Мишка страдал не от того, что Андрей это сделал… Боялся, что Андрюха не то делает, не так, как надо впервые с Марикой… Андрюхе – не впервой, Мишка знал это. Но… Марике нужна была его, Мишкина, нежность. Которая так долго копилась. И…опоздала… Было поздно. Если бы он, Мишка, не сдерживал свою любовь… Если не был бы так строг с Марикой и с самим собой…То и Андрюха бы не сделал того, что сделал…
А Марика страдала от того, что скоро родится ребёночек – Андрея. И что она опять добавит страданий и Мишке, и Андрею…
Вот это, эти страдания, эта боль стояла между ними тремя…
Михаил с Андреем не говорили о Марике. И только перед походом Андрей как-то спросил:
- Что, Мишка?
Как всегда, он чувствовал, что друга что-то тревожит.
Мишка помолчал, потом тихо сказал:
- Марика…
Андрей смотрел на него, ждал.
-Мы ж… уходим. Она…одна остаётся.
Сделал глубокий вздох, решился:
-Она, Андрюха… Она… беременна…
Глаза – в глаза… Как-то само собой нашли руки друг друга, крепко пожали.
Вместе с другими офицерскими жёнами Марика проводила корабль.
Вернулась в опустевшую комнату – она всегда остро чувствовала , как их маленькую комнату быстро заполняет пустота, если Мишка уходил в море. Впервые он ушёл так надолго. Марика сидела, бессильно уронив руки. Думала…
Михаил больше не бил её. Но Марике от этого легче не стало. Она всю жизнь готова была терпеть Мишкины побои – за ту непроходящую боль, которую она ему доставила… Ему и… Андрею. И пусть бы Мишка бил её. Пусть. Вот только за ребёночка страшно стало, когда он вдруг шевельнулся – тихонько, робко, с надеждой, наверное, что его услышат… Марика часто представляла ребёночка, разговаривала с ним – с тех пор, как встала со страшного кресла и убежала от страшных железных щипцов… с тех пор, как убеждала маленького, что… с ней ему не страшно будет… там, в море, в тёплой, ласковой волне… Она чувствовала, что они с ребёночком очень близки… Но как - Марика обхватила голову руками, застонала – как сказать Михаилу, что… ребёночек… не его… Мишка так заботился о ней, приносил фрукты, сам мыл посуду, стирал… Вера Петровна, жена капитане Егошина, говорила с грустной завистью:
-Ну… прямо пылинки он с тебя сдувает…
Так и было… Временами Марика даже забывала, что ребёночек не Мишкин – таким счастьем была его, Мишкина забота… Мысленно она умоляла Мишку, чтобы он сам догадался… засомневался хотя бы… стал расспрашивать, выяснять… Тогда бы она честно ответила … Но Мишка не спрашивал. А как она могла вот так…безжалостно… окатить его, любимого своего Мишку, ледяной водой, таким признанием…
А Мишке и Андрею снилась Марика.
Мишка видел Марику на берегу их тёплого моря .Она стояла, такая лёгкая, невесомая, что Михаилу становилось страшно: казалось, её вот-вот унесёт ветер… А к берегу шла волна, и Марика доверчиво протягивала ему, Мишке, руки, обнимала его плечи… А Андрюхе снилась Марика… без выгоревшего голубенького платьица… Чёрные кольца волос тонут в воде… Ладошками Марика испуганно прикрывает маленькую смуглую грудь…
После таких снов и Михаил, и Андрей ещё бережнее относились друг к другу. В напряжённости каждого дня, когда не было ни минуты оглянуться, перебросится словом, оба находили возможность встретиться взглядом, чуть заметно кивнуть друг другу, на ходу пожать руки.
… И как счастливо-мучительно было чувствовать, сердцем слышать, что оба они, на секунду чуть прикрыв глаза, видят её, Марику… Это не отдаляло их друг от друга. Наоборот, страшно сближало – такое понимание. Марика - это всё заполняющее собой счастье было у них одно на двоих… И когда поздней ночью стояли на вахте, смотрели на мерцающие далёкие чужие созвездия, Андрюха умел расслышать совершенно неслышимый горько-счастливый Мишкин шёпот, даже просто дыхание:
- Я… без тебя… не… могу…
Андрюха отзывался каким-то нереально тихим эхом:
- Я… без тебя… не могу…
О ребёнке не говорили: даже здесь, в море, берегли Марику… Но Андрей, просыпаясь утром, или на вахте, или посреди дня вдруг осознавал: есть какое-то счастье… Марика… а у неё – ребёночек… Только в самой-самой, сокровенной-сокровенной глубине своей души Андрюха – тайне от самого себя – тихо-тихо радовался: Марика… И… ребёночек… У Марики, такой маленькой, хрупкой…невесомой… - ребёночек… Андрюха робко улыбался, представлял, как такое может быть: ребёночек… А…вдруг – его… ребёночек… Марикин и…его…
Сама мысль, что Марика беременна, что у неё родится ребёночек, приводила Андрюху в тайное-тайное, невероятно безграничное счастье… Он закрывал глаза и представлял черноглазую Марику с ребёночком на руках… С ребёночком …у смуглой груди… От невероятного счастья кружилась голова… Марика… Марика… Она и сама такая… во всей Вселенной больше нет такой!...А тут ещё… с ребёночком… Марика – с ребёночком… Это… Андрюха, при всём своём красноречии, слов не находил для определения того, что…свершается…
Андрюху словно качала тихая, ласковая волна… Марика… Тогда, на берегу… Он взял её на руки… вошёл в море… Он ласкал её..Помнил её слёзы, испуганные глаза… И помнил, как совершенно чувствовал её робкое желание…его ласк… После того, что произошло тогда, у Марики и должен родиться ребёночек… Разве такое счастье… проходит бесследно?..
И снова Андрей счастливо прикрывал глаза…
Продолжение следует…