В музей Марины и Анастасии Цветаевых мы попали под вечер.
В Феодосии шёл тёплый осенний дождь, ковры пожухших на ярком крымском солнце, сметённых ночным норд-остом листьев, выстилали безлюдные аллеи.
Мы уже побывали у Айвазовского и Стамболи, осмотрели старую крепость, побродили узкими переулками, мощёными старым камнем, полюбовались вычурным фасадом гостиницы Астория, что смотрит отмытыми до блеска окнами прямо на вокзал.
Когда-то здесь, в номере при двух свечах Осип Мандельштам читал Анастасии Цветаевой стихи, перед ночным поездом на Москву. "А берег был затемнён, от моря, от турок" (шла первая мировая война).
Как светел и лёгок день октября 2019 в сравнении с 20-ми годами прошлого века!
Конец сезона, загорелые и отдохнувшие туристы уже покинули курорт, мы бродим по городу, кажущемуся пустым после бархатного сентября, уже не совсем новички, зная, что древнее имя Феодосии - Каффа, что когда-то это был кусочек Константинополя,
Генуэзский порт, улицы которого были вымощены цветным стеклом, торговцы в ярких халатах несли штуки шелка и, как напишет младшая Цветаева в «Воспоминаниях»: «брызнула нам в глаза синева с плывущими розами, - бороды черней ночи показались нам со страницы Шехерезады, ветер с моря полетел на нас из Стамбула»!
Передвигаясь согласно рекомендациям навигатора, мы в полном одиночестве идём в сумерках под дождем, в упрямой надежде, что Музей в отсутствии посетителей, рано не закроют. Увидев уютное крыльцо, с лесенкой и табличкой, улица Коробкова 13, вздохнули с облегчением: «С 10 до 20:00».
Открыв дверь в узкий коридор с дощатым полом, мы стоим, смущаясь шуршанием мокрых курток и зонтов, воды с них стекающей.
-Экскурсии для групп от пяти человек! - сурово говорит смотрительница. -Сами можете смотреть сколько хотите. Музей у нас небольшой.
-А если мы заплатим за 5-х? - нахально, с широкой московской привычки спросили мы.
И вот уже к нам выходит пожилая женщина, как мы узнаём потом, она всю жизнь проработала в «Галерее» - так называют в Феодосии музей Айвазовского. Мы только что оттуда. Музейная дама вышла на пенсию при Украине, пришлось вернуться на работу при России - продлили пенсионный возраст. Здесь она научный сотрудник.
Гостеприимно, с видом радушной хозяйки, она ведёт нас в комнаты, где когда-то трудились, обедали, заводили граммофон и грустили, глядя на дождь за окном, знаменитые сестры Цветаевы.
Здесь мы узнаем, что Пушкинский Музей в Москве, оказывается, много лет создавал отец Марины. Иван Владимирович Цветаев, профессор Московского университета, директор Румянцевского музея, филолог. А ее мать, музыкант, Мария Александровна так верила в этот проект, что завещала Музею третью часть своего капитала. Она была выдающейся пианисткой, обладала редким тембром голоса - контральто.
На стенах фотографии. Комнат мало, дом скромный. Сюда переехали сестры Цветаевы, Марина и Анастасия, после смерти отца:
«Из всех городов прошлого сильнее всего позвал нас город, где мы были так счастливы два года тому назад… Мы не ошиблись, выбрав Феодосию». - цитирует наш гид Анастасию Цветаеву.
Здесь сестры читали в унисон стихи на литературных вечерах. Их голос звучал как один.
Пожилая дама водит нас по комнатам, терпеливо отвечает на вопросы.
Давно заметила, как пытливо смотрят хранители музеев в глаза посетителям, словно присматриваются и решают, как высоко перед тобой стоит поднимать занавес над сокровищами истории. Достоен ли ты? Если признают, расскажут самое интересное, поделятся тем, что хранится в архивах, откроют тайники и вытащат из них главные секреты.
-А Вы читали книгу Анастасии «Дым, дым, дым»? - внезапно спрашивает наш гид. - А ее воспоминания? Она была такая необыкновенная! Писала замечательные сказки.
Мы не читали. Мы здесь ради Марины. Ради ее:
"Над Феодосией угас
Навеки этот день весенний,
И всюду удлиняет тени
Прелестный предвечерний час..."
Но занавес поднялся не зря, уже сверкнул жемчуг узнавания, что-то зацепило камень на дне морском, и в Тургеневской библиотеке я, вернувшись в Москву, нашла книгу Анастасии Ивановны «Воспоминания». Открыла. На страницах оживает счастливая семья Цветаевых.
Дом в Трехпрудном, о котором Марина напишет знаменитые стихи:
Высыхали в небе изумрудном
Капли звёзд и пели петухи...
Это было в доме старом, доме чудном...
Чудный дом, наш дивный дом в Трехпрудном,
Превратившийся теперь в стихи.
Увы, дом снесли ещё в 20-е, вместо него построили многоэтажный.
И Марина написала до боли честное:
Домики с знаком породы,
С видом ее сторожей,
Вас заменили уроды,
-Грузные, в шесть этажей. Домовладельцы — их право!
И погибаете вы,
Томных прабабушек слава,
Домики старой Москвы.
Книга Анастасии «Воспоминания» поразительно детально восстанавливает картину жизни в доме на Трехпрудном, словно смотришь фильм, ходишь по комнатам давно исчезнувшего дома, знакомишься с его обитателями. В просторной зале - рояль, на стене портрет первой жены отца, красавицы Варвары Иловайской, дочери знаменитого историка Иловайского.
Красавица, оперная певица, она умерла через несколько дней после родов, в 32. Оставила двоих: дочь Валерию и сына Андрея. Все дети Цветаевы росли вместе.
В маленькой столовой кипит самовар и постукивают тихонько на крышке отварные яйца. В антресолях детские комнаты с окнами во двор, где в будке живет ласковый пёс.
Отец сам репетирует старшего сына Андрея по латыни, тот ее ненавидит. Слышны крики:
-Скоти-ина.. - гремит добрый обиженный голос в ответ на сыновнюю дерзость, - Дубина!
А Марина, которая учится с наслаждением, шутя, напишет озорные стихи:
Как змейки быстро зазмеятся
Все ручейки вдоль грязных улицев,
Опять захочется смеяться
Над глупым видом сытых курицев.
Звучат, разливаются по дому мелодии Шопена под уверенными пальцами Марии Александровны Цветаевой, старенькая няня ведёт детей на гулянье к Охотному ряду. И конечно, первые книги: Гофман, Сельма Лагерлеф, Марина потом напишет, что: «Все что любила, - любила до семи лет, а все последующие сорок - осознавала. Сорока семи лет от роду скажу, что все, что мне суждено было узнать, - узнала до семи лет, а все последующие сорок - осознавала».
Ася любит шить, мастерить, ее планируют отдать в Строгановское училище. Она учится у переплетчика, помогает матери укладывать вещи в дорогу. А Маруся -Марина погружена в книги. В семье это уважают:
«Ну иди, иди, -добро говорит мама Марусе. -Нет у тебя таланта к этому. Иди, читай!»
Сказочно счастливое детство, дача в Тарусе, нежное русское лето, с цветением лип и жасмина, с дождями и нанизыванием ягод рябины на нитку, с занятиями на фортепиано и визитами к бабушке Тьо и соседям.
Потом поездка в Италию, купе поезда на четверых - родители и дочки, пансионат «Русский дом» в Нерви. У Марии Александровны туберкулёз. Здесь сестры впервые видят море. Марина, обретая характер,напишет в тот детский период:
…Чтобы пел надменный голос:
– Гибель – здесь, а там – тюрьма.
Чтобы ночь со мной боролась,
Ночь сама!
…Чтобы все враги – герои,
Чтоб войной кончался пир,
Чтобы в мире было двое:
Я и мир!
Две девочки, две сестры - Марина и Ася, родные на всю нелегкую жизнь. У Аси долгую, почти 100 лет, у Марины вполовину - 48.
Воспитание, происхождение и необычные судьбы двух замечательно талантливых женщин, и всего разрушенного мира их круга рассказаны в этих «Воспоминаниях», с такими дорогими сердцу, волшебно сохранившимися в памяти автора подробностями. Жаль, что не прочла ее раньше, в детстве. Столько знакомых, важных имён. Книга открытие. Спасибо экскурсоводу за это сокровище.
Теперь я уже новым взглядом пересматриваю фотографии Цветаевского дома-музея, сохранившиеся в телефоне, в папке «Феодосия».
Я узнала ещё одну очень необычную семейную историю. Родная бабушка сестёр Цветаевых умерла родами. А дедушка выписал из Швейцарии экономку, Тьо, она воспитала Машу, и позднее, вырастив и выдав дочь Машу замуж, из благодарности дедушка женился на экономке Тьо. Не было для Марины и Аси бабушки надежнее и любимее Тьо, чужой им по крови женщине, воспитавшей их мать.
Мария Александровна, урожденная Мейн, умерла от чахотки, когда Асе было 10, а Марине 12: «Дети, живите по правде!» - мужественно напутствовала она, обнимая дочерей, прощаясь навсегда, на 38-м году жизни. «Надо же, любой прохожий увидит Вас, а я не увижу». Так предупреждала детей о своём уходе.
Фото на стене, на нем крутолобая большеглазая девочка Марина - «богатырка», видно, что упрямая.
Вот Ася - нежная хрупкая малышка, будущая хранительница семьи.
«Вы подняли нелегкую жизнь, но сохранили певческую душу» и «даже Владислав Ходасевич, который сделал на злости ремесло, и тот говорит о Вас хорошо», - писал ей Максим Горький.
Как хорошо, что у Аси была Марина, путеводная звезда, вперёд идущая, твёрдая духом и верная своему таланту.
Как хорошо, что у всегда одинокой Марины, была верная и способная прощать Ася.
Марина Асе в прощальном, мистически дошедшем письме, написала: «И помни, что я всегда бы тебя поняла, если была бы с тобою».
И, конечно, в книге стихи, Ася их помнит наизусть.
Многое утрачено за годы ссылок, лагерей, переездов, но память младшей сестры хранит гениальное старшей:
Я эту книгу поручаю ветру
И встречным журавлям.
Давным-давно перекричать разлуку-
Я голос сорвала.
Я эту книгу, как бутылку в волны,
Кидаю в вихрь войн,
Пусть - странствует она, - свечой под праздник-
Вот так: из длани в длань.
Музеи и книги, двери в другие миры, прекрасные и далекие, двери которые хочется открывать, чтобы те, кто за ними живет, дарили нам знания. О том, из чего родился наш, сегодняшний, наполненный памятью и историей, счастливый миг между прошлым и будущим. Век сытый, мирный, но поэтически голодный, в сравнении с тем, прошедшим, Серебряным.
