Личность Гайдара, на книгах которого выросли миллионы советских людей, в последнее десятилетие становится объектом постоянных "пересмотров", "переосмысливаний". Не проходит месяца, чтобы о его биографии или творчестве не появилось нового публичного "разоблачения": от пятнадцатилетнего героя-командира полка к «Хай-дару-убийцы хакассов», от умиленных описаний «страны Гайдарии» — к разборам неврозов писателя.
Не странно ли это: в детстве прочитал человек «Тимура и его команду» или «Военную тайну» и долго думал, что Гайдар - это хорошо. А теперь его пытаются убедить, что Гайдар - это плохо.
"Переосмысливания" Гайдара меж тем оставляют за бортом само его творчество, перемеливая факты и слухи биографии. А в творчестве Гайдара есть многое, что требует внимательного прочтения, по старой советской привычке, "между строк".
Взять, к примеру, повесть "Судьба барабанщика".
Читая эту книгу в детстве, мы не задумывались о многих вещах, которые заметит читатель взрослый, особенно тот, кто знает исторический контекст повести.
Самое главное: барабанщик Сережа Щербачов, у которого ранее утонула мать, а сейчас арестовали отца за ратрату (для ублажения новой возлюбленной одних денег растратил на шесть тысяч рублей с лишним), остается СОВСЕМ ОДИН. Он никому не нужен.
В повести ничего не говорится о том, куда сразу подевались его друзья-пионеры, дворовые товарищи. Казалось бы, пионер должен поддержать друга, оказавшегося в тяжелой ситуации. Но Гайдар об этом не пишет ничего. Им не интересуется никто. Ни друзья, ни знакомые, ни школа, ни власть в конце концов. И мачеха укатила с новым любовником, оставив ребенка на произвол судьбы.
Вот что пишет Гайдар о подружке Сережи - Нине Половцевой ее отце:
…Ей тогда было тринадцать — четырнадцатый, и она училась в шестом классе двадцать четвертой школы.
Ее отец, Платон Половцев, инженер, был старым другом моего отца.
Когда отца арестовали, он сначала не хотел этому верить. Звонил нам по телефону и обнадеживал, что все это, наверное, ошибка.
Когда же выяснилось, что никакой ошибки нет, он помрачнел, снял, говорят, со своего стола фотографию, где, опираясь на эфесы сабель, стояли они с отцом возле развалин какого-то польского замка, и что-то перестал к нам звонить и ходить с Ниной в гости.
Вот вам и старая дружба. ..
Зато сразу появились новые "друзья" - мелкие и крупные воришки, выведшие на квартиру Сергея шпиона-"дядю".
Эту книгу почему-то считают советской литературой. Разве не антисоветской? Получается, что человек, оказавшийся вне системы, становится изгоем. Общество не борется за него, а выталкивает прочь, в криминальную среду.
К концу повести со второго плана всплывают яркие борцы за советскую безопасность, партийные работники, которые ищут подростка. Какие они мудрые и справедливые. А где же вы были раньше, когда все только начиналось? Или ловили шпионов на живца?
А вот Ирина Глущенко в своем культурологическом расследовании рассказала еще об одной стороне гайдаровской истории о барабанщике.
Те школьники, которые утром 2 ноября 1938 года открыли “Пионерскую правду”, успели прочитать начало первой редакции “Судьбы барабанщика”, с иллюстрациями художника Валентина Цельмера.
Был в “Пионерской правде” абзац, который едва не перевернул всю судьбу Аркадия Петровича Гайдара. Вот он: “В тюрьме мой отец сидел однажды. Но то сажали его белые. И это уже такой закон на свете, чтобы наших они сажали и ненавидели. А теперь посадили его красные — наши”.
Ведь именно эта коллизия была причиной растерянности и мук искренних ленинцев, убежденных коммунистов, большевиков. Их сажали свои — СВОИ! — и тут они, выстоявшие в царских застенках и тюрьмах, ломались, теряли волю, сознавались в том, чего не совершали. Эти мысли много позже отдаст Василий Гроссман батальонному комиссару Крымову в “Жизни и судьбе”. “Он не испытывал подобной ненависти ни к жандармам, ни к меньшевикам, ни к офицеру-эсэсовцу, которого он допрашивал. В человеке, топтавшем его, Крымов узнавал не чужака, а себя же, Крымова, вот того, что мальчиком плакал от счастья над потрясшими его словами Коммунистического Манифеста — "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" Это чувство близости поистине было ужасно…”
Продолжение следует, обещала “Пионерская правда”.
Но никакого продолжения не было.
В книге, которая вышла в 1939 году, этого фрагмента тоже не было.
Значит, повесть Гайдара прочитали между строк "те, кому надо". И им это не понравилось.